Хроники Климэнда: Том Первый. Падение Империи.

Ранее. Сны

Осознание того, что это сон, пришло к Айдану не сразу. По началу, мальчик даже не понял, что спит. Он осознавал себя, но не понимал, где находился. Только чувство того, что он сейчас спит под толщей непроницаемой тёмной водной глади, что обволакивала его лёгкие, не давала ему покоя и сосредоточения.

В ушах громко зазвенело, перед глазами мелькали смутно знакомые, размытые образы. Он никогда раньше не был в этих местах, никогда не видел этой местности. Лишь созвездия, мелькавшие на долю секунды, говорили о том, что он не находится в другом мире. Это не могло не радовать.

Образы, а скорее всего, видения прошлого, стали отчётливыми и ясными. Вместе с чётким картинами минувших событий, пришло понимание того, что сны не бывают такими реалистичными, такими достоверными. Вместе с пониманием, пришёл страх, от которого тьма, явившаяся на минуту, содрогнулась, и вскоре отступила вовсе, отставив после себя гудящий резонанс.

— Неран! — послышалось позади. Он обернулся и ответил нарочито громко:

— Я не Неран! — нет, он не был Нераном Стонн’Касселом, не был легендарным Императором первой Империи Климэнда. Нет, его звали Айдан. Айдан Анкит!

— Неран! — вновь послышалось в стороне. Эхо разносилось, от видения к видению меняя интонацию.

Вот он стоял в поле, усеянном обезображенными телами людей и животных, и неисчислимому количеству оружия, что было разбросанно на этом поле. Алое от пролитой крови зарево ознаменовывало рассвет нового дня, новой эпохи для всего народа Кровогорья. Яростный клич разносился по округе.

— Драконья Кровь! Драконья Кровь!

В одно мгновения всё менялось. Вот он стоял в торжественном тронном зале, а голову его венчала корона из легенд. И вновь звучал не клич, но возглас победы:

- Да здравствует Неран Стонн’Кассел! Да славится его род долгие века!

А потом, в роскошных покоях с шёлковыми перинами и мягкими подушками, ему под ухо нежно шептала она, самая дорогая женщина

— Мой Неран. Как сильно ты устал? Позволь мне унять твою боль! -

С уст Айдана каждый раз слетало лишь три слова:

— Я. Не. Неран! —

Как бы сильно он не кричал, как бы громко не пытался сказать, каждый раз это выходило тихо и не уверенно, будто кто-то пытался овладеть его разумом, захватить контроль и внушить, то, о чём Айдан и помыслить не мог. Прошла минута, может быть больше, но Айдан стоял на своём, он бежал от судьбы, которую ему сулили. Злость, из-за того, что решают за него, заставляла его рушить границы сна, пытаться найти свет, который заставит его пробудиться от этого кошмара в холодном поту. Но за каждым поворотом он встречал тень и мрак, окутанный в доспехи с красным орнаментом, что протягивали ему руку, говоря, словно дикие звери, пытающиеся имитировать человеческую речь

— Иди с нами, Царь Рассвета! Иди и возьми то, что твоё по праву. Наследие достоин не тот, кто сражается за него, а тот, кто связан с ним кровью и душой! — Айдан бежал, затыкал уши, кричал, метался от одной стене к другой. Мрак окутывал его, мрак был его частью, но юноша этого не хотел, он тараторил молитву Отцам и Матерям Основателям, в надежде на то, что тьма отступит.

Мелькнуло.

Тьма исчезла, растворилась в свете, что исходил от него. Он не понял этого сразу. Осмотрев себя, Айдан почувствовал тепло и узрел лучи света, исходящие из его сердца.

Только вот, странное чувство не покидало его голову. Навязчивая гордость, злость, неутолимая жажда повелевать и властвовать над всеми, взмывая выше облаков. Природная гордость, уверявшая, что он имеет право на всё что угодно, ведь дракон летает выше всех, дракон сильнее грифона, ему незачем смотреть ввысь, взлети он к солнцу, лучи его не обожгут, ибо дракон сам подобен солнцу.

Айдан закричал. Громко и истошно, в надежде на то, что отец или мама прибегут и разбудят его. Так и случилось. Его мать, Лара Анкит, в эту ночь не спала. Много дел было у лекарки Белой Лаиры. И нынешней зимой ей суждено работать, не покладая рук. Услышав, как сын её кричит во сне, Лара сию же минуту примчалась в его комнату и разбудила его.

Как же Айдан был рад видеть её! Видеть мать после страшного и непонятного сна. Кинувшись в ларaвы объятия, юноша стал рассказывать обо всём, что видел. Он не мог остановиться, не мог не рассказать каждую подробность маме, которая всегда его понимала. Однако, когда он закончил рассказывать о сне, в её глазах, которые были видны в свете зажжённой свечи, он увидел и распознал неподдельный страх. Лара быстро отмахнулась и нежно, по-матерински, погладила сына по взъерошенным волосам, и тихо, еле слышно запела. Пару часов она лежала рядом, подложив руки под голову.

— Не бойся, ничего не бойся, мой милый — нежно и ласково говорила она. От её слов, мягкого голоса и прекраснейшей улыбки, Айдану стало так тепло на душе, что он уснул в течение десяти минут.

А Лара и вправду боялась. Её глаза предательски выдавали все её эмоции. В большей степени, злость и страх, что она испытывала. Можно было легко распознать всего, что Лара чувствовала, лишь заглянув в глаза её. Страх, что мальчик узнает всё раньше времени. Страх, что рано или поздно, ей самой все придётся рассказать. Её дорогой муж, Мартин Анкит, некогда герой Кинхарта, сейчас же, простой кузнец и иногда и следопыт, вернулся домой поздновато. Любимую жену он читал по любому движению. Лара сидела, почти неподвижно, и медленно заплетала свои прекрасные, чуть светловатые волосы в косу.

Мартин, на две головы выше Лары, сел с нею рядом, вытер чёрные от сажи руки о кузнецкий фартук и всё же спросил, о том, что случилось. Сдерживая дрожь и желание зареветь горькими слезами, она в точности пересказала мужу сон сына. Мартин, как всегда, стальной и холодный, не содрогнулся. Анкит-старший взял жену за нежную руку и спокойно сказал:

— Кровь зовёт кровь. Ему не обязательно знать всё сейчас. А лучше ему вообще не знать. Он же наш сын, наша кровинка. — Ни Мартин, ни Лара не знали, что Айдан всё прекрасно слышал, однако, истерик и скандала он не намеривался устраивать. Зачем? Мальчик всегда считал, зачем раскрывать тайну, если правда будет либо ужасна, либо сломает всю жизнь, не оставив даже шанса на восстановление?