Хроники Марионеток. Цель Офицера

Глава, с которой на самом деле все только начинается

Утром Рин распахнула ставни, и в комнату ворвался морской бриз и золотисто-рыжие лучи утреннего солнца. Девушка посмотрела на голубое небо без единого облачка и громко чихнула три раза подряд. Ветер был немного прохладным, от моря тянуло солью, водорослями и рыбой. Рин высунулась в окно по пояс и крикнула мальчишку с газетами. Тот подошел, и она попросила его бросить ей одну газетку в окошко.

Свежеотпечатанные листы сразу же испачкали руки черным, и Рин положила газету на стол. Она хотела пойти умываться, но кое-что в газете привлекло ее внимание. Что-то необъяснимое случилось с ней в этот момент: по ее босым ногам прошел холодок и поползли мурашки, руки сделались слабыми, а позвоночник протяжно заныл, отдавая резкой болью в основание черепа. Она тяжело рухнула на стул, руки безвольно повисли вдоль тела, и она все смотрела и смотрела на то, что было на первой полосе газеты. Никак не могла отвести глаз.

В номере от двадцать седьмого января четыре тысячи десятого года под большим заголовком «Время остановлено!» размещалось начало статьи с рекомендацией читать дальше со следующей страницы. Почти все пространство под заголовком занимало большое изображение какого-то здания. К Рин сразу пришло осознание того, что это изображение не ручной работы. Это не грифель, не чернила. Это что-то другое. Это нечто, что перевернет весь мир с ног на голову.

В подзаголовке сообщалось, что неделю назад произошло самое впечатляющее событие, которое только можно было предположить, – изобретение фотографии, способа запечатлеть момент жизни. Рин листнула страницу в поисках разъяснений. В первой половине статьи автор изложил полный процесс создания фотографии и переноса ее на газетную бумагу, а во второй половине высказывал предположения о том, как повлияет изобретение на развитие человечества. Она быстро прочитала статью и снова стала вглядываться в изображение на первой странице. Оно было черно-белым, нечетким, контуры храма угадывались с трудом. Если бы не подпись, Рин и не догадалась бы, что это недавно построенный храм Светлой Сиани в Кастане.

Она не сразу услышала, как зовет ее Анхельм.

– Рин! Да очнись ты наконец!

– Вот сюда посмотри, – кивнула она на газету. Анхельм склонился над столом и пробежал глазами заметку.

– Ну? Что тебя так потрясло?

– Анхельм, они… Я не могу даже объяснить. Как это так? Создать картину не руками, а чем-то другим?

– Химия и физика, – пожал плечами герцог. – Я тоже впечатлен, но, так как я знал об этом еще раньше, не так сильно, как ты. С автором я согласен, это действительно прорыв. Здорово. Представляешь, какие возможности открываются… А почему ты так расстроена?

– Я не знаю как объяснить. Просто такое ощущение, что… В общем, не слишком приятно осознавать, что ты, вместе со всем твоим грузом памяти, опытом, накопленными знаниями о чем угодно… Что вскоре я… мы, аирги, станем просто пережитком прошлого.

– Что ты такое говоришь, любимая! Я завидую тебе, потому что ты увидишь в своей жизни несравнимо больше, чем я. Да, будут приходить новые вещи, изобретения, но ты же можешь научиться обращаться с ними. Вспомни горячую воду в доме – разве это вызвало у тебя грусть? Нет, отлично помню, как ты плескалась в мыльной пене, и очень довольная была, как мне казалось. Не волнуйся. Просто воспринимай эти нововведения как ванну с горячей водой.

– Анхельм, посмотри правде в глаза: аиргов все меньше. С каждым годом человеческая цивилизация зажимает нас в тиски. Аирги не адаптируются к новому миру и вымрут. Никого больше не станет, и мне…

«Совсем некуда будет вернуться», – хотела сказать она, но не смогла. С минуту герцог молча смотрел на нее, а затем сел на стол и вздохнул.

– Как это я сразу не понял?.. Ты переживаешь за маму?

Рин просто закрыла глаза. Она почувствовала как тяжелые, но нежные руки Анхельма обняли ее плечи, и затем услышала:

– Сколько бы ты ни отрицала, что тебя ничто не связывает с соплеменниками, но от себя не убежишь, правда? Не волнуйся, Рин, я что-нибудь придумаю, – он поцеловал ее и повторил: – Я что-нибудь придумаю. Даже если для этого мне придется стать императором.

Рин грустно улыбнулась и кивнула.

– Просто верь в меня. Для мужчин очень важно, чтобы любимые женщины верили в них.

Она шумно сглотнула и через силу улыбнулась. Анхельм – наивный оптимист. Но это хорошо, что он такой оптимист, потому что у каждого в жизни должен быть кто-то, кто будет уверять, что все будет хорошо, даже если это не так. Эх, Анхельм, Анхельм… Ведь Фрис прав – магия уходит из мира очень быстро, и если они что-нибудь не предпримут, то скоро ее не останется совсем. «Проснется твоя Сила, и ты поймешь, насколько твой мир далек от человеческого. И тогда мне будет очень жаль тебя, но я буду рядом, чтобы тебе было на кого опереться», – вспомнила Рин слова Фриса. Ну и где носит этого коня древнего, когда ей так нужна его насмешливая подначка, которая приведет ее в чувство? Или он подразумевал что-то другое? Поди пойми его, волшебного.

– Это скоро будет везде, – сказала она, слепо уставившись на газету.