Хроники Мидгарда

Хроники Мидгарда

Летопись Кезона. Возвращение

 

Горизонт стремительно наливался свинцом и темнел. Волны уже не просто перехлестывали через ненадежное суденышко, а норовили опрокинуть, перевернуть его. Язык горел от морской воды, горели раны, порезы и даже кишки горели неистовым пламенем богини Весты. Кезон нерешительно подергал шерстяной пояс, служивший ему веревкой. Проверил узлы, развязал, затянул потуже. Центральные звенья плота держались крепко, остальные ходили ходуном. Он снял со своих плеч накидку, еще хранившую остатки пурпура. Помогая себе зубами, стал рвать ее на длинные полосы и обвязывать ими доски и бревна. Один раз его руку зажало под водой между звеньями. Кезон зарычал от боли. Сдирая кожу, вырвал из тисков кисть, мрачно посмотрел на раздавленную подушку пальца и выдранный с мясом ноготь. Попытался сглотнуть комок тягучей слюны. Пересохшее нутро ответило спазмом, сотрясшим в конвульсиях его тело.  Кезон упрямо, до крови закусил губу и с пришедшей отрезвляющей болью опять принялся за работу. Из последней ленты он сделал петлю. Один конец накинул на самое толстое бревно, второй намотал  вокруг неповрежденной руки. Обвязаться и прикрепить свое тело к плоту? Кезон решительно отмел эту мысль. В свирепой ярости надвигающегося шторма верх и низ плота будут меняться с каждой новой волной. Лишить себя подвижности – значит обречь на мучительную гибель.

Он закончил крепить плот и в тоскливом безысходном ужасе обратил свой взор к небесам. Сколько уже несет его попутное течение? Сколько еще длинных мучительных, наполненных отчаянием сотен стадий до спасительного Баркида? А впереди буря, неистовая буря. Кезон прижался щекой к холодному черному дереву, скользкому от морской воды, и с зубовным скрежетом замычал. Резкий порыв ветра унес его хриплый стон куда–то в безоглядную пустоту океана. И не верилось уже, что не более двух страж  прошло со дня, когда он в белоснежной тоге с пурпурным омофором на могучих плечах, стоял на носу флагманской либурны и со снисходительностью уверенного в мощи своего победоносного флота победителя, взирал на приближающийся вражеский берег. Герой, объект почти мистического поклонения, пожираемый сотнями восторженных глаз. Теперь же он, полководец без армии, владыка без державы, почти полубог без фанатичных сторонников – всего лишь щепка на бескрайних морских просторах, одинокий скиталец, гонимый штормовым ветром судьбы. И как горизонт  темно и непроглядно его будущее.

Кезон поднял тяжелую голову и сквозь мутную пелену надвигающегося безумия вновь поглядел ввысь. Оставалась надежда, что растворятся небеса и на его грешную голову низвергнется дождь. Вода, спасительная пресная вода умягчит его раздираемое солью горло и даст новые силы бороться. И действительно, вскоре за первыми тяжелыми каплями целые потоки холодного ливня хлынули на разбушевавшееся море.  Прилипнув всем телом к плоту, обжав его ногами, не обращая внимания на свирепые барашки волн, Кезон далеко назад запрокинул шею и пил, пил драгоценную влагу. Он оторвал клочок от своей тоги, подождал, пока тот намокнет и выжал в рот капли. Колики по–прежнему тугими кольцами боли крутили внутренности, но утоление жажды прояснило рассудок. А ветер все крепчал. Гребнистые предвестники бури еще круче нависали над ним и били Кезона своей упругой несокрушимой мощью. Несколько раз скорлупку плота переворачивало, но он, ломая ногти, отчаянно взбирался наверх, к возможности дышать,  не дожидаясь момента, когда следующая волна обрушит на него свою ярость. В темно–серых клубах, сомкнувшихся над его головой туч, ему грезились исполинские длани Богов, грозившие и порицавшие.

– Владыка моря, Посейдон, за что ты караешь меня? – выкрикнул Кезон во тьму океана, но лишь новый резкий порыв ветра был ему ответом.

Штормовые валы бросали его лицом на бревна, но он больше не чувствовал вкуса крови на своих губах. Исчезли мужество и страх, отчаяние и решимость, осталась лишь тупая звериная борьба со стихией. Исчез человек, осталось лишь захлебывающееся водой живое существо, жаждущее продлить хотя бы еще на один глоток воздуха свое земное существование.

Он встретил утро, распластав свое истерзанное тело по двум уцелевшим от плота обломкам мачт без сил и почти без сознания. Но солнце нагрело его посеревшую от холода кожу. Кезон разлепил глаза, поднял к его лучам запекшееся единым синяком лицо и улыбнулся разбитым ртом.  Он увидел чайку, подругу всех мореходов, первой приносящую им пронзительным криком радостную новость о близости твердой земли. Собрав остатки воли, Кезон оседлал остатки плота и принялся разгребать руками бирюзовую воду, помогая течению, которое огибало остров с юга, совсем близко подходя к прибрежным рифам. Близость спасения вернула ему силы.

Через какое–то время ему уже стало казаться, что он различает облака над центральной, самой высокой вершиной Баркида, где он приказал свои слугам воздвигнуть храм богини Ювенты. Кезон удвоил усилия, неистово работая руками и ногами. Стайки разноцветных рыбок кружились вокруг его ладоней. Мимо проплыл спутанный грязно–зеленый клубок водорослей. Вдруг его лицо исказила гримаса боли, а из горла вырвался хриплый крик. Белоперая акула, коварная рифовая жительница, подстерегающая неосторожных рыбаков и ловцов жемчуга, ловко подкралась к нему сзади и как бритвой срезала кусок мяса со свисающей с бревна беззащитной стопы. Кезон выдернул из воды поврежденную ногу. Хищница делала широкий круг, вновь заходя на атаку. Ее поджарое тело распороло гладь моря в двух версусах[1] от плота, когда Кезон в попытке спастись вытянул вдоль бревен руки и скорчился на его поверхности. В локте от его лица в дерево вонзились острые зубы, и Кезон с размаху хватил кулаком ненавистную тварь по тупому рылу, на миг встретившись взглядом с ее выражающими только голод глянцевыми глазами. Акула нехотя отвалила в сторону и исчезла в глубине. Из одежды на нем оставалась лишь тонкая шелковая тога, плотную накидку он пустил на веревки. Кезон оторвал от тоги кусок ткани и торопливо принялся перематывать зияющую рану. Он страшился соскользнуть с останков плота в такую гибельную теперь синеву. В голове опять помутилось, он со страхом чувствовал приближение беспамятства. Как нелепо погибнуть, когда спасение уже казалось так близко. Перевязав ногу, он вновь стал рвать свою одежду, стараясь, чтобы полосы ткани были как можно длиннее, а короткие – срастил между собой. Обвязав несколько раз свое тело вокруг бревен, Кезон прильнул неподвижно к шершавому от испарившейся соли дереву, безучастно наблюдая, как из–под неуклюжей повязки скатываются в океан рубиновые капли. Сама жизнь сейчас вытекала из него, не оставляя шансов уцелеть. Как будут нужны ему эти силы, когда придется бороться с течением и преодолевать полосу рифов вплавь. Кезон закрыл глаза. 



Отредактировано: 02.10.2015