Хроники Скайрима. Адриенна Драконорождённая

26 глава. Дракон, которому можно доверять

      Турдас, 4-е Первого Зерна, 4Э 203

      Через некоторое время Адриенна, наконец, выровняла дыхание после наплыва природной силы и смогла сосредоточиться на заклинании. Нарисовав на земле пентаграмму, Довакин распрощалась с Тенегривом, пообещав вновь вызвать его совсем скоро, и встала в центр рисунка. Она закрыла глаза, вызывая изнутри силу, и руки сами пришли в движение, чертя в воздухе заклинание перехода. Адриенна лично разработала его, но ещё не успела усовершенствовать, поэтому это отнимало неимоверно много магии, и для необученного волшебника могло стать смертельной. Довакин смогла только научиться привязывать чары к живому существу, а не к какому-то месту, и привязала заклинание к Партурнаксу.

      Стоило ей закончить рисунок перехода, как Адриенна почувствовала давление такой силы, что оно выбило весь воздух из её лёгких, а затем стало так холодно, как может быть холодно только на вершине Глотки Мира, где она и оказалась.

      - О чём ты хотела поговорить со мной, маленькая дова, - донёсся до неё низкий, чуть хрипловатый голос, едва Адриенна вышла из быстро растворяющейся пентаграммы. – Говори. Я слушаю.

      Хозяин голоса обнаружился в нескольких шагах от неё, уютно свернувшимся у Стены Слов. Пока Адриенна, часто моргая, привыкала к яркому, отражающемуся от белоснежного снега, свету, Партурнакс перевернулся, прижавшись к холодному камню Стены, и поднял крыло. Адриенна, потирая глаза, приняла предложение дракона и уселась в кольцо лап, а сверху была накрыта тёплым чешуйчатым крылом.

      - Я пришла предупредить тебя, Учитель, - проговорила Довакин, наблюдая, как Партурнакс безмятежно опускает голову на передние лапы. – Клинки жаждут твоей смерти.

      Дракон глубоко вдохнул воздух в лёгкие, и кожа между чешуёй засветилась красноватым светом. 

      - Клинки не доверяют мне, - умиротворённым голосом произнесло древнее существо. – Они и не должны. Я бы не доверял другому дракону.

      Веки его глаз на мгновение приоткрылись, открывая взору жёлтый взгляд с чёрным сужённым зрачком, и вновь закрылись.

      - Разве что такому дракону как ты, маленькая дова.

      - Они считают, что раз ты раньше служил Алдуину, то однажды вновь перейдёшь на сторону драконов, - продолжила Адриенна, ощутив тепло от его последней фразы.

      - Все довы служили Алдуину, - заметил Партурнакс полудремлющим голосом. - Они не могли ему не служить. Но я сошел с этого пути. Потребовались долгие столетия сосредоточенности и медитаций, чтобы побороть в себе жажду власти. Такова сущность довы. Ты тоже чувствуешь эту жажду, не правда ли, маленькая дова? 

      Адриенна невольно коснулась груди рядом с сердцем, в том месте, где под кожей она ощущала горячую каплю злобы, ненависти и честолюбия. Капля горела внутри практически постоянно, усиливая жжение, когда Довакину нужно было принять трудное решение.

      Партурнакс каким-то образом почувствовал жест Адриенны, и, не глядя на неё, кивнул.

      - Я знаю, что мне можно доверять, - вновь заговорил он после нескольких минут тишины, в течение которых Довакин перебирала пальцами чешуйки на его теплой шее. Теперь же она остановилась и, подняв голову, прислушалась к словам Учителя. – Но Клинки этого не знают. Что лучше – родиться добрым или преодолеть злобу великим усилием?

      Адриенна ничего не ответила, потому что на этот вопрос не нужно было отвечать. Над Глоткой Мира вновь повисла тишина, и они оба некоторое время прислушивались к вою ветра, ударяющегося об окружающие скалы и пытающегося смести с них хлопья снега.

      - Они сказали мне сделать это, - оборвала молчание Довакин, и Партурнакс, наконец, посмотрел на неё своими завораживающими жёлтыми глазами. – Убить тебя.

      Несколько долгих секунд древний дракон гипнотизировал её взглядом, чтобы затем, что-то решив для себя, вновь опустить тяжёлую голову на лапы.

      - Как я уже сказал, - послышался его приглушённый ветром голос. – Ты единственный дракон, которому я могу доверять.

      

***

      Турдас, 4-е Первого Зерна, 4Э 203

      Мавен устало опустилась на кровать, с которой думала, что распрощалась, неизвестно, сколько времени назад. Она не хотела больше возвращаться сюда. В место, в котором родилась. В место, которое большую часть жизни называла домом. Но, едва проснувшись этим утром, она велела слугам собирать вещи и перевозить их в резиденцию. У неё было такое лицо, что никто не решился поинтересоваться причиной переезда. Никто, кроме Хемминга. Но и ему она не рассказала о ночном посетителе. Отчего-то, стоило ей только решиться открыть рот и начать говорить, как челюсти сводило, а горло перехватывало до такой степени, что из него вырывался лишь хрип. Мавен сказала сыну только то, что нужно усилить охрану резиденции втрое, пока они будут жить здесь.

      И вот, к закату, они, наконец, прибыли в резиденцию и благополучно устроились. Хемминг занял покои рядом с матерью, тогда как Ингун и недавно выпущенный из тюрьмы Сибби поселились ниже, в комнатах на втором этаже. Мавен велела пятерым стражникам круглосуточно стоять у дверей в её покои, сменяясь каждые три часа, и легла на огромную мягкую постель.

      Ей не спалось. Днём она так загрузила себя заботами о переезде, что у неё не было времени подумать о ночном визите. Только горящие в темноте жёлтые глаза и выбивающиеся из-под капюшона длинные белоснежные пряди намертво запечатлелись на обратной стороне век. И стоило ей моргнуть, вновь всплывали перед глазами. Но сейчас, когда основные проблемы по переезду были решены, прислуга устроилась на первом этаже, а многочисленные стражники дежурили у каждого угла, она, казалось бы, должна расслабиться и отдохнуть. Вместо этого в её голове раз за разом прокручивался диалог с незнакомцем, и с каждым разом Мавен всё больше осознавала, что этот юноша был ей знаком. Ей казалось, что она уже где-то видела эти белоснежные волосы. Но, сколько бы ни напрягала память, не могла вспомнить где.