“Я схожу поищу воды”, - сказала Марина Павлу перед уходом. Она собиралась вернуться через полчаса максимум. Но не вернулась. Эта мысль, как заноза, сидела где-то под ребрами. Она непроизвольно оборачивалась и спрашивала себя: “Правильно ли я сделала?”
- О чем грустишь? - приветливо спросил Ян. Крепкий мужик, за шестьдесят, с аккуратно стриженной сединой, толкал перед собой пустую тачку, громыхающую на каждой кочке. Супруга его представиться забыла, и шла она еле поспевая, опираясь на трекинговые палки. Впрочем, она не жаловалась, и на вопросительные взгляды Марины по-доброму отвечала: - Иди, милая, не бойся, не потеряюсь.
Марина наткнулась на них на тропинке. Печальное состояние ее одежды, да еще и раны на теле, вызвали у пожилой пары желание помочь: взять с собой, отвести в безопасное место, переодеть и накормить. Кутаясь в Янову теплую куртку, Марина размышляла: сказать про Павла?
Когда она уходила, Павел заснул. Заснув, он перестал сиять красным. Его втянуло вглубь старого могучего ствола и края ниши захлопнулись, как створки. Он предупреждал ее, что так будет, и все же она не верила своим глазам. Нет его, будто и не было. Только покачиваются ветки на ветру, роняя желтые листья, и гуляет гул, будто дерево храпит медным горлом.
“Пока не стоит”, - ответила она себе, - “Сейчас он в безопасности. Вспомни Диану. Узнай их получше”
- Тут одной опасно ходить, - поучал Ян, - Вот севернее, за Новожиловым, уже спокойно. А вокруг Смородинова озера лучше не стоит.
- А мы разве не к нему идем? - уточнила Марина.
- Так я ж говорю - одной опасно, - пояснил он, - Ты с Орехова?
- Из Питера.
- Эк тебя занесло, - присвистнул Ян. Он остановился, похлопал себя по карманам, вытащил из смятой пачки сигарету. Зажав ее зубами, поднес палец - и вспыхнуло пламя. Зеленоватое сияние Марина заметила еще раньше, что у мужа, что у жены. “Повезло им”, - подумала она, - “Не пришлось терзать друг друга”. Потом спохватилась. “Правду сказать, или…?”
- Мы с одним доктором условились пересечься тут неподалеку. Но не пересеклись, - Марина вздохнула. И полуправде поверили.
- Говорят, там много людей погибло, - задумчиво произнес Ян, выдыхая дым, - Правильно сделала, что ушла. А что же родные? Родители?
“Как поступить”, - судорожно рассуждала Марина, - “Сказать, не сказать? Доверять, не доверять?”
Вместо ответа она многозначительно помотала головой. Ян понял - по своему разумению - и тяжело вздохнул. Жена его, стоя рядом, что-то шепнула на ухо мужу. Тот вдруг просиял и спросил, обращаясь к Марине:
- Фамилия доктора, часом, не Орлов?
- Звали его Саша, а фамилию не спросила.
- Черт, а я имени не знаю. Неделю назад появился в Новожилове. Может, как раз твой знакомец? Тогда и думать нечего, идем с нами, проводим.
Так она и пошла вместе с ними, вслед за громыхающей тачкой, чуть впереди улыбающейся старушки. Пройдя порядочно, она обернулась - не виднеется ли красное сияние. Вдали ничего не было. А вблизи, в придорожной канаве, краснело перепуганное чумазое лицо. Юное совсем, восточное, с узким разрезом глаз. Дрожащий палец припал к губам, нервно качается голова из стороны в сторону.
Ей вспомнились Диана и убитые ею на дороге люди.
“Прячется. От кого? От нее? От моего отца? Ото всех на свете?”
Она отвернулась и промолчала. Не выдала его ни кивком, ни поворотом головы, ни движением губ. Повернулась назад, украдкой взглянула на своих спутников - вроде не заметили.
“Пусть прячется. Мне самой бы ох как хотелось спрятаться…”
* * *
На закате они пришли к низкой избушке, крепкой, сосновой. Восточная стена была выкрашена белым, тут же валялось опрокинутое ведро с засохшей краской, а прочие стены синели облезло-обшарпанно. Окна то ли закрыты изнутри ставнями, то ли вовсе заколочены. Над треугольной ржаво-рыжей крышей - кирпичная труба. Невысокая плетеная оградка отделяла заваленный листьями двор от заваленного листьями леса
- Тут раньше жил лесник, Иван Сергеевич, - пояснил Ян, прислоняя тачку к стене, - Хороший был мужик. Вот не знаю, куда делся.
Жена его уже поднялась на крыльцо и поманила Марину рукой.
- Пойдем, милая, в доме никого, - ласково позвала она, - Ян, сходи воды принеси пока.
Тот открыл было рот, чтобы что-то возмущенно возразить, но, вовремя сообразив что к чему, промолчал и очень уж медленно пошел к колодцу. Марина улыбнулась про себя и направилась в дом. Скрип-скрип по ступенькам, жалобно запела несмазанная дверь.
В домике было темно, свет шел только от дверного проема. Небольшой коридор, закрытая дверь направо. Прямо - комната, массивный шкаф, печь и грубо сколоченные нары - восемь спальных мест по два яруса. На них матрасы и удивительно чистое белье. Пахло деревом, свечками и мхом.
- Бывает, не продохнуться, а сегодня повезло - никого, - радовалась старушка, копошась в шкафу, - Тебе надо переодеться, а то простудишься. Вот, вроде что-то подходящее.
Она вытаскивала вещи и складывала их на ближайшую лежанку. Сначала там оказались джинсы - почти новые - затем монотонно-зеленый свитер, неуместно веселый, и вязаные носки, длинные, как гольфы.
- Это я сама вязала, - похвасталась хозяйка, - Держи.
- Спасибо, - Марина приняла от нее одежду, - А как вас зовут?
- Ольга Петровна, - ответила хозяйка, чиркая спичками около печки, - Сейчас много народу приходит. Я таскаю сюда одежду из дома на всякий случай. Кому переодеться, кому подлатать. Конечно, все больше мужское. Куртку возьмешь зимнюю яновскую. А ты чего стоишь? Давай переодевайся.
Марина, немного смутившись, пошла к нарам в дальний угол. Ей не хотелось переодеваться прямо сейчас - при чужом человеке, в чужие вещи. Но платье ее, летнее любимое платье, действительно уже не грело, а как держалось до сих пор - вообще непонятно. Поколебавшись, она сбросила куртку и рюкзак и, отвернувшись, расстегнула молнию.