Художники рассвета

Художники рассвета

***­­­­
— Мисс М., еще так рано, а вы уже в мастерской. С кистью в руке. Взгляните в окно. Нет ни лучика солнца. Едва пробивается утренняя зарница. Меня тревожит и восхищает ваш творческий кураж. Интересно, что у вас там?.. Если не секрет, конечно...

— Мистер К., какие от вас секреты? Я встаю так рано, чтобы увидеть восход солнца. Чтобы добавить красок на свой холст. Сама картина уже почти готова. Не хватает лишь утренней позолоты, искринок на стеклах домов, сверкающей пыли в сумраке улиц. Того легкого штриха, который стирает грани реальности. Над этим я сейчас работаю.

— Грани реальности… А вы знаете, мне очень близка эта тема. Скажу больше. Я ее углубленно изучаю. Можно взглянуть?

— Пожалуйста.

Молодой человек идет по просторному холлу, который утопает в сумраке. Нервные сполохи свечей оттеняют плащ с длинными фалдами, узкое лицо и черный котелок. Высокие ботинки чеканят шаг, но силуэт неподвижен, словно он плывет по воздуху.

— Иллюзия неподвижности, — улыбается мисс М., — Сейчас вы сами похожи на картинку. На таинственный персонаж, который следует вставить на полотно. А уж магия сама закончит начатое.

— Что же, вполне возможно. Иногда я люблю напустить на себя туману.

Он останавливается возле девушки в кисейном платье. Ее длинные волосы, почти до пола, струятся в отблесках огоньков, потревоженных легким движением. Бледное лицо с больным румянцем украшают большие глаза, подвижные, лихорадочно энергичные.

— Итак…

Он видит грубое полотно с толстыми нитями. На нем улица с домами, уходящими в небо. У обочин цепочки механизмов, стоящие на колесах. В центре девушка, изображенная со спины, застывшая на полушаге. Задумчивая, возможно, растерянная, не знающая, куда идти. Робкий свет зари стягивается к ней, выделяет фигуру на фоне тусклой, слегка размытой панорамы. Перспектива сгущается и исчезает во тьме.

— Она похожа на человека, вброшенного в другую реальность. Грустно, и щемит в груди, — говорит мистер К. Он смотрит очень внимательно, вдумчиво, и видно, что он вполне откровенен. — Хочется ей помочь.

Девушка молчит. Она глядит в окно, туда, где скоро взойдет солнце, и облик ее выдает напряжение.

— А это что за механизмы, позвольте спросить?

Она еще какое-то время выдерживает паузу, потом оборачивается.

— Не знаю. Наверное, это машины. Они могут ездить. Такова моя фантазия. Добавите что-то еще?

— Да. Мне кажется, здесь чего-то не хватает. Или кого-то. — Он тут же берет в руку узкий карандашик мела. — Позволите? Сотрете потом, если не понравится.

Она кивает.

Молодой человек делает несколько быстрых, уверенных взмахов, словно выкладывает то, что уже заготовлено. Отходит в сторону. На холсте появляется белесая фигура мужчины, на заднем плане, в отдалении. Она вся в порыве движения, пытается нагнать девушку. Фалды плаща разметаются по сторонам, рука поднята в немом жесте.

— Удивительно. Добродушие, сочувствие, желание принять участие в чем-то, пока неизвестном. Вот что я вижу в этих нескольких штрихах. Как вам это удается, мистер К.? Пожалуй, мне стоит оставить этот персонаж. Я подумаю.

— Ничего особенного, — скромно улыбается молодой человек. — На моем холсте, который в другом конце мастерской, у запада, я рисую закат. Вы не находите, что они очень похожи? Закат и восход. Не различить, если не знать наверняка, что это такое. Так вот, там изображен мужчина, полный смятения. Он пытается кого-то найти, нагнать, но рядом никого нет. И он бежит в сторону заката, совершенно один. Согласитесь, что это печально?.. Вот я и осмелился добавить его к вам. Как только взглянул на вашу картину, сразу понял, что ему здесь самое место. Не сочтите мои слова за дерзость. Мне кажется, сейчас они дополняют друг друга. Появился новый смысл, порыв, намек на какое-то решение. На поступок, который, возможно, изменит дальнейший ход вещей.

Видно, как на бледном лице девушки еще больше проступает румянец, в глазах мерцают неспокойные блики свечей.

— Вы знаете, мы с вами так мало общаемся, — говорит она медленно, подбирая слова. — Всего несколько фраз, когда вы проходите мимо, закончив свою работу. Я вас, кажется, понимаю, но не совсем. Объяснитесь, пожалуйста, что вы имеете в виду?

Мистер К. медлит. Глубоко задумавшись, он обходит вокруг мольберта.

Останавливается, всматривается в то, что там написано. Примеривается к чему-то взглядом, затем убежденно кивает.

— Ах, мисс М., — говорит он. — И в самом деле, мы так мало общаемся… Обычно, когда вы приходите, я в это время ухожу. И так всегда. Потому что пишем закат и рассвет. Это ведь разные времена, хотя и заключены в одном дне нашей жизни. А она проходит, час за часом. Незаметно, исподволь, и мы это замечаем лишь в редкие мгновения. Или когда уже слишком поздно…

Мистер К. смотрит на девушку, стоящую перед ним, и только сейчас становится видно, как сильно он волнуется. Руки его не находят места, гуляют по воздуху плавными жестами.

— Вы думаете, к чему вся эта риторика? — продолжает он. — Все очень просто. Я давно хотел завязать с вами разговор, но не позволяло воспитание. А сейчас появился повод. Мне кажется, в последнее время вы испытываете легкое недомогание. У вас жар, это очевидно. Но все же каждое утро я вижу, как вы появляетесь в мастерской и прилежно продолжаете свой труд. Позвольте узнать, насколько оправдано ваше упорство? Почему вы не лежите у себя дома и не лечитесь? Скажите, вы пьете чай с медом или принимаете какие-нибудь снадобья?

— Вы меня сейчас смущаете, — девушка отворачивается и опять смотрит в окно. — Но если это так очевидно… Да, я принимаю то, что прописал лекарь. Только сомневаюсь, что это что-то изменит. Буду откровенна с сами так же, как и вы со мной. Дело в том, что я безвозвратно больна…

Последние слова мисс М. произносит с усилием, противясь себе. Голос ее дрожит и сходит на нет, растворяясь в сумраке мастерской.

Возникает неловкая пауза. И когда она затягивается до невозможности, до нервных движений, — словно отовсюду, из разных сторон слышится мягкий, спокойный голос мистера К.

— В таком случае прошу вас сделать мне одолжение. Недавно я получил из Индии тибетских трав. Пройдите со мною в гостиную и отведайте душистого отвару, который я приготовлю. Поверьте, это займет совсем немного времени.

— Ах, к чему это все, мистер К.? Я понимаю ваше сочувствие. Но все же…

Молодой человек придвигается к ней, и говорит с пылом, для него неестественным:

— Просто доверьтесь мне, один раз! И кто знает, быть может, нам удастся изменить ход вещей. Я даже предлагаю заключить пари. Когда мы вернёмся назад через какое-то время, на вашей картине кое-что изменится. Она будет выглядеть совсем по-другому!

— Вы опять намекаете на магию? — улыбается девушка, и видно, как жаркий румянец расцветает все больше на бледных щеках. — Что ж, в этом я уже убедилась. На что заключаем пари?

— Если я выиграю, то провожу вас сегодня до дома. И вы несколько дней будете отдыхать, не приходя в мастерскую. Идет?

Девушка делает вид, что решает, соглашаться или нет. На ее лице уже все написано, но молодой человек, подыгрывая, умоляюще смотрит ей в глаза.

— Вам удалось меня заинтриговать. Пойдемте пить ваш отвар.

…Две нечеткие, расплывчатые тени, переговариваясь между собою, отдаляются от канделябров со свечами, становятся полупрозрачными в съедающем их сумраке, плывут по направлению к дальней двери, и, даже не достигнув ее, вдруг исчезают совсем, словно их не было вовсе. Пустую мастерскую прорезает первый луч света, рассекая ее пополам, от края до края.

И тогда в тишине совершается магия.

***
— Джи, послушай, да плевать, какая грудь у твоей подруги! Что по мне, так твоя всегда будет лучше. Скажи, это ты меня так заводишь, верно? — Майк смеется, барахтаясь в простынях. Обвивает ее руками, притягивает к себе. — Какая ты дурочка! Все на других смотришь. Типа не знаешь, что сама, как с картинки.

— Какой картинки? — она жмется к нему, целует. — Как с этой, что ли? — и тут же жалеет о том, что сказала.

Они смотрят на полотно, что висит в ногах на стене. Большое, тусклое в робком свете едва наступившего утра. Смутное веянье тайны, дух древности, консерватизма роятся у толстых нитей холста. Молодые люди молчат, захваченные волшебством открывшейся панорамы.

— И так каждое утро, — шепчет Джи, сжимая его руку. — Нельзя перевесить в другую комнату, что ли? Мы видим ее постоянно. Когда засыпаем и когда просыпаемся. Поэтому и сны похожи на глюки. Тебя это не напрягает? Если честно, мне иногда жутковато.

— Я же говорил, малыш, старики против, — так же тихо отвечает Майк. — Это типа семейная реликвия. И она обязательно должна висеть здесь. Потому что триста лет назад тут была мастерская художников. И там произошла какая-то история, связанная с нашей родословной. Что-то мутное, с налетом романтики. И с тех пор…

— Да рассказывал ты уже, сто раз! — перебивает она, не отрывая взгляда от картины. — А что скажешь про сны? Это же мистика, полный отпад! Даже поделиться не с кем. Подумают, крыша поехала. Что тебе снилось в этот раз?

— Конкретно не могу вспомнить. Картинки нет. Остались только переживания. Такие сильные… Только не смейся, Джи, ладно? Такие сильные, что я плакал во сне. Ну в смысле там, в образе этого мачо в ботфортах. Даже сейчас комок в груди, как вспомню… Она умирает, а я не могу помочь… И такое чувство было, что я ничтожный, никчемный, и никакие деньги не помогут… И что надо как-то… изменить ход вещей, что ли… Только не надо ржать, ок?.. В этом контексте будет пошло.

— Да я не собиралась, дурак! Потому что я сидела в какой-то каморке со свечами и думала о тебе. Ну, о нем, то есть. Я думала, что скоро умру, а ты так и не заговоришь со мной. Потому что просто не можешь этого сделать, не решишься. И моя любовь, которая в сердце, уйдет со мной навсегда. И поэтому, даже когда было невмоготу, я приходила и продолжала рисовать. И я была как бы в двух мирах одновременно. Потому что рисовала машины и высотки Сохо, и думала, что за фигня такая… и когда ты подойдешь, у меня нет больше сил… Все, блин, сейчас буду реветь! Отвернись, Майк, я тогда некрасивая буду…

— Да ладно, милая. Ты чего? Это же сон, — он прижимает к себе девушку, гладит длинные, струящиеся волосы. Глубоко вздыхает и вдруг широко улыбается. — Как же я счастлив, Джи!

Она пару раз всхлипывает, затихает, и еле слышно произносит:

— Я тоже…

— Да. Потому что мы в реале, — продолжает он. — И если подумать, развить тему, то получается, что эта картина как раз к месту. Где-то там, в виртуале, мы страдаем, а проснувшись, сильнее любим друг друга. Прикинь, это как две противоположности. Ну, как рассвет и закат, что ли… Разное время, разные вещи, но это наша жизнь. И в ней одно питает второе. И еще я думаю, что таким образом, наверное, можно изменить ход вещей. Со временем… Обалдеть! Такие мысли приходят! Словно марку слизнул.

— Ага. А еще говорят, что если ходить на сторону, это тоже питает любовь. Ой, прости, я опять все испортила! Только не говори, что я дурочка!

— Ну, если опять начались приколы, значит, пора вставать. Мы проснулись. Чур, я первый в душ!

Майк нагишом убегает в ванную. Джи еще какое-то время нежится, потягивается, потом встает и надевает халат. Бросает последний взгляд на картину, подмигивает ей и уходит готовить завтрак.

Раннее утро. За окном еще темно, лишь вдалеке, у полосы горизонта, видны бледные проблески рассвета. Джи вся ушла в готовку: жареный бекон, омлет, тосты. Пританцовывая, она напевает Skyfall. Когда заходит Майк, уже полностью одетый, завтрак почти готов.

— Моя очередь! Тебе осталось немного. Порежь помидоры и зелень, — и она убегает привести себя в порядок. Как всегда, время торопит. На работу опаздывать нельзя — уж больно строгое у нее начальство.

— Кстати, тебе не кажется, что все это похоже на магию? То, что с нами происходит? — чуть позже, с набитым ртом спрашивает Майк. Поглядывая на часы, он быстро орудует ножом и вилкой.

— Знаешь, этот поезд давно ушел. Сейчас в такое никто не верит. Не вздумай никому рассказывать. Скажут, что мы идиоты, — Джи допивает чай и отставляет чашку. — Если хочешь, чтобы мы вышли вдвоем, поторопись. А это… пусть будет нашим секретиком, ладно? Нашей козырной фишкой. Которая потеряет смысл, если о ней рассказать. Я в сети читала, что такая фигня работает. Просто надо держать втайне, понял?

— Да. Сакральные знания. Только для посвященных, — Майк залпом выпивает остывший чай и встает. — Наверняка, мои предки в курсе, но тоже помалкивают об этом.

— Ок. Мыть посуду нет времени. Выходим.

— Ты что, опять в этом худи? А что-нибудь поприличней нельзя одеть?

— Не нравится — не смотри. Это ж не я главред делового журнала. Мне костюмчики носить ни к чему.

— Блин, малышка! Кто бы услышал, о чем мы тут говорим, точно б решил, что мы шизанутые!

— Ну да. Это как закат и рассвет. Как дом и работа. Как…

— …как любовь и мороженое.

— …?

— Когда они рядом, очень быстро тают. Пора разбегаться. Пора становиться взрослыми.

— По крайней мере, до вечера.

Странная парочка выходит на улицу из парадного. Девушка одета в джинсы с виксерами и желтую толстовку в росписях. На молодом человеке строгий костюм и лакированные туфли. Утро дышит прохладой, и Джи поеживается.

— Твои башмаки блестят, как монеты на солнце. Хотя его совсем нет, — не удерживается она от того, чтобы не подколоть. — Еще бы хамелеоны на нос, и был бы второй Бонд. Точь-в-точь!

— Что поделать, таков этикет… Знаешь что! А ты… а ты…

— Ладно, стоп! А то поперхнешься. Завязали на шнурок до вечера. Руку дашь или я уже лишняя?

— Девчонка, ты не можешь остановиться! — Майк обнимает ее, вдыхает аромат волос. Ощущает приятное роение возле сердца. — Ты никогда не будешь лишней. Потому что без тебя не будет половины меня.

Она поднимает голову, смотрит ему в глаза.

— Мэтр, что по этому поводу говорят классики?

— Любовь, ты ноги, которыми я причиняю себе боль.

— Мрачновато, но сгодится. Побольше ходи.

Молодой человек внимательно вглядывается в глаза девушки, невольная мысль протекает по его лицу, и остается на нем, выдавая тревогу и озабоченность.

— Постой, а ведь ты мне вчера ничего не сказала, — говорит он. — Отмазалась как-то по-тихому. По поводу врача. Какие новости? Или мне самому позвонить?

— А, фигня, — Джи улыбается, — Потому и не сказала, что ничего серьезного. Еще пару раз выпить отвара, и буду здоровее тебя.

Лицо Майка расслабляется, но все же он спрашивает:

— Что сказал врач?

— Есть фрукты, смеяться и больше заниматься сексом.

— Ну а если серьезно?

— Успокойся наконец. Все хорошо. Единственное… — она делает паузу, лицо приобретает оттенок трагедии. Поднимает палец вверх, в сторону их квартиры: — В то время, лет триста назад, люди от такого умирали. Лечения не было. Так сказал док.

Молодой человек нервно усмехается, прижимает к себе Джи.

— Иногда по тебе не скажешь, когда ты серьезна, а когда нет. Но, черт возьми, мне это нравится! Я бы не удивился, если б ты выложила доку всю эту сказку. В мельчайших подробностях и с дурашливой мимикой. Так, как ты это можешь.

Так они стоят с минуту, молча, впитывая тепло друг друга. Словно разговаривают без слов, произнося то, что является сокровенным. Что не должно коснуться ушей посторонних, невольно изменить первозданный смысл. Нежный сполох возникает у горизонта, на секунду застывает — и затем первый луч солнца стремительно, неотвратимо летит от дальних домов к улице, цепочке машин, двум застывшим фигурам — и рассекает ее пополам, от начала и до конца.

Сверкающая, дрожащая пыль разметается по углам, подобно фейерверку. Реальность колеблется в ярких бликах наступившего утра.

— До вечера, дорогая.

— Я тоже тебя люблю.

***
Они появляются из ниоткуда так же, как и исчезли. Мастерская предстаёт в другом виде. Покрытая позолотой, освещенная лучами на стенах, она открывает огромное пространство, скрытое раньше в тени. Беспорядочно, в разных местах стоят мольберты, некоторые из них свалены в кучу. Кажется, молодые люди парят на месте, но потом все же видно, что они приближаются. Звучат их голоса.

— Как неуместно выглядят зажженные свечи, когда светло, — говорит девушка. В руке у нее гасильник, и, проходя у канделябров, она тушит маленькие огоньки. Мистер К. молча следует за ней. Взгляд направлен к мольберту, стоящему впереди. Лицо сосредоточено.

В отличие от него, мисс М. выглядит безмятежно. Больной румянец исчез, глаза не блестят лихорадкой. Движения плавны и естественны, в них скользит природная грация. Молодой человек непроизвольно переводит на нее взгляд.

— Кажется, вам стало легче, мисс М.?

— О! Значительно легче. Я давно не ощущала такого подъема сил. Вы приготовили волшебный отвар, мистер К.

— Еще пару раз его выпьете, и будете здоровее меня. Ручаюсь за это! — говорит он с пылом, прижимая руку к сердцу.

— Спасибо за такое убеждение, — улыбается девушка. — Как же вас благодарить, мистер К.?

— Это еще впереди. Давайте подождем. Осталось совсем немного. Вы ведь помните, о чем я говорил перед тем, как мы ушли?

— Что-то о ходе вещей и о том, что моя картина будет выглядеть по-другому.

— Прошу прощения… — он делает несколько быстрых шагов вперед, опережая ее, на миг застывает на месте, потом оборачивается. Глаза его сверкают.

— Так вот, извольте!

— Святой Албан! Как это возможно!..

Фон картины, на которую смотрит девушка, изменился. Ночной мрак отступил, разбежался по отдаленным уголкам города. Позолота, лежащая на стенах домов, делает их грани четкими, монументальными, уходящими высоко в розоватое небо. Подобно маленьким светлячкам, все пространство искрится крупинками магической феерии, словно вся улица, изогнутая, уходящая вдаль, широко улыбается.

Но взгляд мисс М. прикован только к одному месту. В ее облике целый букет эмоций: смятение, сомнение, восхищение.

— Посмотрите! Он догнал ее! Как сложно в это поверить, но все же…

В самом центре холста девушка, изображенная со спины, повернула голову в профиль. Видны ее большие, удивленные глаза, глядящие на мужчину, стоящего рядом. Он касается рукой ее локтя, губы изогнуты в немом монологе. Хоровод блесток окутывает их, выделяя на фоне окружающей панорамы.

Мистер К. выжидает некоторое время, и затем говорит с улыбкой:

— Верите или нет, но факт налицо. Полагаю, ваша картина написана. Нет ничего лишнего, да и добавить нечего. Разве что эти машины…

— Нет! Нет! — протестует девушка. — Оставим, как есть. Это… просто удивительно. Я заберу ее домой. Сегодня же.

— И я помогу ее отнести. Я выиграл пари. А значит, имею право.

Она смотрит на молодого человека. Видно, как внутри ее существа борются мораль и обстоятельства. Последнее побеждает.

— Тогда я позволю вам повесить ее на моей стене, — говорит она, отводя взгляд. И вдруг понимает, что безмерно счастлива. Из-за волшебной картины и потому, что рядом этот человек.

— Всего пару минут, и все будет готово, — говорит он, и снимает с мольберта холст.

…Когда чуть позже они выходят на улицу, на дальней башне бьют часы. Их протяжный звук тут же растворяется в шуме города, который уже проснулся. Что-то ухает на фабрике невдалеке. Из труб, что над крышами домов, видны сизые столбики дыма. Мимо проносится черный кэб. Кучер тонко свистит и нахлестывает лошадей.

— Вам не холодно? — мистер К. участливо смотрит на девушку. Под рукой он держит свернутый в свиток холст. — Мы можем нанять экипаж. Так будет быстрее.

— О, нет, пожалуйста! Давайте пойдем пешком. К тому же, тут недалеко, — отвечает девушка. Она хочет что-то спросить, но медлит. Потом решается.

— Мистер К., вы когда-нибудь мне расскажете, как вам удалось это сделать? Может быть не сейчас, но потом, через какое-то время…

Молодой человек останавливается. Задумывается.

— Вы знаете, если честно, даже не знаю, что вам ответить… Просто я очень этого хотел, понимаете? Никакой магии нет. Я удивлен не меньше вашего.

— Она как раз есть, но мы не можем ее объяснить.

— Увы, должен с вами согласиться. Такие вещи не поддаются объяснению. Возможно потому, что они основаны на безмерном желании, на вере, на…

Он запинается и молча движется дальше.

— В таком случае, мистер К., давайте оставим этот секретик для нас двоих. И никому о нем не расскажем. Кто знает, может быть, иначе магия потеряет силу. По рукам?

— По рукам, мисс М.

Девушка придвигается и идет рядом с ним.

— А еще, знаете что, мистер К.? — говорит она шепотом, слегка куражась. — Наши персонажи, что на моей картине… Вы заметили, что они похожи на нас? Я увидела сразу, но не сказала. Как-то много всего сразу… Что вы на это скажете?

Молодой человек спокоен. Он добродушно улыбается. Вспоминает пережитое. Бессонные ночи, мольбы, слезы бессилия на глазах. Какое-то видение, пришедшее из будущего, которое его потрясло. Лекарь в белом колпаке. Он дает коробочку с травами девушке, сидящей рядом. Инструкция, подробное описание, дозировка. Долгие дни, проведенные в страданиях, когда ждал заказ из далекой страны. Мучения, когда смотрел на то, как она угасает. Терпение на грани нервного срыва. И, наконец, этот финал. Любимые глаза, которые сейчас на него смотрят с вопросом.

— Да, дорогая мисс М., вы совершенно правы, — шепчет он в ответ, подражая ей. — Мы похожи на них, как две капли воды. А значит, и они похожи на нас. Вот такая вот магия, — и, преодолевая скованность, неожиданно робко, удивляясь себе, берет ее за руку.

Девушка не противится. Затихает. Идет рядом. Мило щурясь, она не отводит взгляд от огромного, ослепительного, невыносимо яркого диска солнца, взошедшего над горизонтом.

В Лондоне цветет утро.