Худшее решение

Худшее решение

Дверь в Залу Совета распахнулась с оглушительным треском, перепугав местных заговорщиков, решивших в перерыве между заговорами немного поработать и разобрать, наконец, накопленные бумаги, прошения и письма.

Местных заговорщиков было трое: все, как и полагается, знатные, умные, и коварные настолько, что несколько раз умудрились уже перехитрить сами себя. Ближний к дверям – высокий и худощавый, нескладный граф Гедеон с вечной бледностью лица, даже вскочил на дверной треск.

Два других – барон Гаде и маркиз Ламарк, как более опытные, остались сидеть на месте, не выражая никакого удивления внезапному не самому тактичному вторжению, в конце концов, они видали и не такое!

На пороге, всё ещё тяжело и яростно дыша, стояла леди Алоизия – женщина очень мрачная, вошедшая когда-то в Совет Короны по протекции мужа, а после сжившая его с этого поста, полностью заменив, оказавшись беспринципной интриганкой, рвущейся к власти.

-Какой сюрприз! – граф Гедеон сумел очнуться от этого внезапного вторжения и сел обратно за стол, с насмешливостью глядя на проходящую в залу Алоизию, - вы, дорогая, как летний луч!

-Ваши шутки неуместны! – огрызнулся «летний луч», усаживаясь за стол интриганов. – Вы не представляете! Нет, вы даже не представляете, что творит этот проклятый Ронан!

Ронан был головной болью всех заговорщиков королевства. Во-первых, он был первым в Совете Короны, во-вторых, был наставником и учителем Его Величества короля Карла с детства, призванный по личному доверию отца Карла. Стоило ли удивляться тому, что молодой король, лишившись отца, с которым не был близок и, заняв трон, что пугал и манил его, занял позицию и посвятил своё абсолютное доверие старому Ронану?

Имея Совет Короны под боком, куда входила вся знать и Высший Жрец, король оставлял слово за Ронаном, усиливая недовольство среди всего Совета, поскольку то, чего хотел Ронан, обычно расходилось с тем, чего хотел Совет, вернее, большинство Совета, ибо плохи министры и советники, что могут договориться в каждом вопросе на единодушное решение.

-Что на этот раз?- барон Гаде сделал вид, что происходящее его не волнует, но это была лишь видимость, выработанная привычкой многих лет.

-Ронан воспротивился заключению торгового соглашения с Монтгомери! – Алоизия обхватила голову руками. Здесь у нее был и личный интерес, и интерес короны. Монтгомери – сильный, не отличающийся преданностью род, торговал как с врагами короля Карла, так и с друзьями. Он не имел никакого морального терзания и стремился лишь к прибыли. Алоизия рассчитывала в течение трёх месяцев проект торгового соглашения, надеясь стать во главе этого дела и пополнить свой карман.

-Как? – маркиз Ламарк побледнел. Его тоже прельщала идея торговли с домом Монтгомери, у которых были возможности достать любой товар, даже тот, что приходилось добывать во вражеских землях.

-Вот так! – Алоизия ударила ладонью по столу. – Он считает, что Монтгомери могут использовать шпионов и доносить вражеским землям все наши расположения и вообще оказывать моральное разложение среди наших торговцев!

-Бред! – возмутился Ламарк, - среди всех древних родов, да не в обиду вам, друзья, Монтгомери самые честные. Они честно говорят, что торгуют со всеми и плевать хотели на трон, власть – их волнуют деньги.

Алоизия, Гедеон и Гаде впились в Ламарка тяжелым взглядом. Маркиз не смутился:

-Разумеется, я не одобряю этого, как не одобряю действий… Ронана.

Опасная пауза ясно дала намек на недовольство самим королём, ведь болтают все: советники и крестьяне, жрецы и бродячее отребье. Но послушал король именно Ронана. Послушал и слепо доверился. А Ронану легко – он учил своего короля добродетели и истории, учил языкам, философии, астрономии, географии и милосердию. Но разве трон остаётся надолго в процветании за тем, кто имеет в сердце добродетель, преисполнен милосердия и может назвать все реки королевства, которым управляет? Для власти нужно нечто большее – готовность сподличать ради блага народа, выбрать меньшую жертву, принести её и позаботиться об истории.

Ронан не король, поэтому может жить принципом: с продажными людьми нельзя связываться.

Но Карл – король. Его принципы должны быть иными. Так почему это понимают все, кроме него?

-Мы все знаем, - медленно заговорил Гедеон, - каковы последствия этого решения. Монтгомери не будут оказывать нам поддержку, мы потеряем часть товаров и торговых путей, не сможем пополнить казну, а дальше…продолжать?

-Не надо, - попросила Алоизия, ещё не отошедшая от удара. Торговое соглашение было в кармане! Карл как-то не препятствовал ему, не выражал удовольствия, но давал относительную свободу. И тут всё накрылось. А виной всему Ронан!

Ронан, потому что короля винить нельзя.

-Значит, нам нужно действовать… - Гаде не спрашивал, он медленно обводил собравшихся в зале, ища поддержки, первым высказывая то, о чём они давно думали. И не таких губили и подставляли. А теперь хоть для блага. Надоел этот Ронан! Лезет всюду, не разбираясь совершенно. Надо бороться.

Это встряхнуло советников. Действие – свершённое или хотя бы обдумывающееся, гораздо лучше, чем слепое прозябание и жалобы.

Действовать! Опасное слово в опасном обществе.

-В чём его слабость? – быстро спросил Ламарк, принимая игру и даже распрямляясь от удовольствия.

-Добродетель! – фыркнула Алоизия.

-Вера в свою непогрешимость! – в тон ей добавил граф Гедеон, тоже оживляясь. Ему нравилась борьба.

-Подставить? – барон Гаде оглядел своих соратников. – Кто на нашей стороне?

-Те, кто не достиг чего-то из-за Ронана. То есть, почти весь совет. Вопрос не в этом, - Ламарк уже прикидывал варианты, - король привязан к Ронану. Нужно сделать так, чтобы у него не оставалось выбора. Нужно чтобы за Ронаном вскрылось страшное преступление, и Карл должен будет уступить. Нужно, чтобы это преступление дошло до народа.

-Может того…- неуверенно предложил Гедеон, - в ссылку его?