Я буду любить тебя вечно

Я буду любить тебя вечно

Он любил свечи. А может, просто привык к ним. Как бы то ни было, электричеством для освещения он почти не пользовался. И уж тем более не стал этого делать сейчас.

Свечи оплавились наполовину, стали похожими на коряво-узловатые стволы призрачных деревьев. Они плакали, сгорая, но их слезы вызывали не боль, не страх перед скорой смертью. Скорее, это были слезы радости от выпавшей на долю свечей миссии – нести свет. Или от умиления, вызванного освещаемой ими картины – вечного как мир акта любви.

Лизины пальцы коснулись его лба. Двинулись, подрагивая, к виску, опустились на щеку.

– Ты будешь любить меня всегда?

Он вздрогнул и открыл глаза. Лиза смотрела на него не мигая. Ее лицо было так близко, что в расширившихся на всю радужку зрачках он увидел стекающие по свечным стволам слезы.

– Я буду любить тебя вечно.

Он сказал это, не задумываясь, но сразу же осознал, что сказанное им – сущая правда. Не избитая поэтическая аллегория, а именно то, что выражала данная фраза буквально. Дело в том, что ему суждена была вечная жизнь. Как, почему, зачем – он не знал. Но жил он всегда, и понимал – эту уверенность он тоже не мог объяснить, – что так будет и дальше. До скончания времен. А может быть, и не только.

Впрочем, вечно жить и вечно любить – далеко не одно и то же. Но признание в вечной любви вырвалось у него не случайно. За долгую-долгую жизнь он научился не бросаться словами впустую, слишком уж это было глупо и недостойно для вечноживущего. И все-таки, случалось порой, что слова вылетали раньше, чем он успевал хорошо их обдумать. Вот как сейчас это признание. Но даже в подобных случаях сказанное не было бессмысленной шелухой – подсознание являлось надежной частью его разума.

И теперь, хорошенько обдумав свои слова, он понял, что сказал очень правильно: он будет любить эту женщину вечно. Он любил за свою жизнь многих. Очень и очень многих; за века, за тысячелетия – сколько их было: сотни, тысячи? Но ни одной из прежних возлюбленных он не говорил о вечной любви, ведь он знал, что таковой не бывает. И лишь теперь понял, что ошибался. Вечная любовь существовала, но была столь большой редкостью, что поразила даже его, вечноживущего, который давно отвык чему-либо удивляться. А может… Может, ошибкой, нелепой случайностью было как раз это – непонятное, неожиданное, совершенно не нужное никому чувство? Зачем нужна вечная любовь в мире, который сам не вечен?

Он не находил разумного объяснения. Впрочем, он не находил его и для самого своего существования. Но что есть, то есть, с фактами не имело смысла спорить. И он повторил, уже вполне осознанно:

– Я буду любить тебя вечно.

– Я тоже буду… – начала Лиза, но он быстро накрыл ее губы ладонью.

– Не надо ничего обещать. Достаточно того, что ты любишь меня сейчас.

Лиза убрала его руку.

– Но ведь ты…

– Я сказал, что сказал, – произнес он, пристально глядя в Лизины глаза. Девушка сдвинула брови.

– Ты бываешь таким странным. Мне даже становится… зябко.

– Я согрею тебя, – улыбнулся он, привлек к себе Лизу и обнял ее. Однако та уперлась руками в его грудь и вновь приподнялась. Брови ее по-прежнему хмурились.

– Ты ничего не рассказываешь о себе. Почему?

Он перестал улыбаться.

– А что ты хочешь узнать? Я здесь, я твой. Разве нужно что-то еще?

– Где ты родился? Как жил до меня? Чем занимался? – Лиза села, всем своим видом показывая, что отступать не намерена. – Неужели ты думаешь, что все это мне безразлично? Пусть это ничего не изменит, я все равно уже люблю тебя, но мне хочется знать о тебе больше… – С губ девушки сорвался смешок, больше похожий на всхлип: – Больше!.. Да хотя бы что-то! Ведь я не знаю о тебе ничего.

Он тоже сел и набросил одеяло на обнаженные Лизины плечи, которые начали подрагивать.

– Мне не холодно! – дернула Лиза плечом, и одеяло упало. – Почему ты молчишь?

Он качнул головой. Почему!.. Разве мог он сказать любимой правду? Признаться, что знает о своем рождении не больше ее… Ведь он помнил лишь то, что был всегда. Но даже он считал это нелепостью, не укладывающейся в рамки человеческого разума. А поскольку данный факт, несмотря ни на что, являлся в то же время неоспоримой реальностью, не означало ли это, что сам он… не был человеком? Может, поделиться с Лизой и этим сомнением?

Он скривил губы.

– Чему ты улыбаешься?! – тряхнула девушка роскошной темной гривой, и язычки огня на свечах испуганно заметались. – Ты не хочешь мне в чем-то признаваться? Что ты скрываешь? Боишься напугать меня своим прошлым?.. Я ведь сказала тебе, что все равно уже люблю тебя, и мне безразлично, что там у тебя было до меня.

– Ты непоследовательна, – улыбнулся он.

– Не придирайся к словам! – сверкнула она глазами. – Ведь ты понимаешь, что я имею в виду. Зачем ты так со мной? – Голос девушки дрогнул.