Я любовь свою запрячу...

Я любовь свою запрячу...

Пруденс Дойл выскочила из автобуса, поддернув длинный подол шикарного платья. Под мышкой левой руки она прижимала к себе огромную коробку, перетянутую кроваво-красной лентой. Подарок для Киана Крюгера.

Киан и Пруденс дружили с детства — в общей сложности, вот уже двенадцать лет. С тех самых пор, как Киан вырос настолько, чтобы перелезать через забор (и умелыми подначками вовлекать шестилетних девочек в свои игры). Родители их также были дружны — до определенного момента. Когда Пру и Киану исполнилось по пятнадцать лет, обе семьи переехали. Дойлы — в местечко попроще, Крюгеры — в более фешенебельный район. И начавшие было зарождаться мечты о будущем браке детей растаяли, как утренний туман. Конечно, Пруденс еще навещала друга, и даже сделала вокальный номер на его семнадцатилетие, но и тут их дружбу подкосили обстоятельства: патриарх семейства Крюгер, Николас, обвинил отца Пруденс в краже инноваций. Был суд, но решение так и не вынесли за недостаточностью улик. Это было достаточно давно, чтобы забыть — Киану и Пруденс. Но как к тому относился дедушка Николас, один Бог ведал.

Но Пру надеялась на лучшее. На то, что ее не спустят с крыльца, например.

Хотя бы потому, что платье она взяла у подруги, и его требовалось вернуть в таком же идеальном состоянии, что и получала.

Особняк Крюгеров был огромный, сияющий, будто свадебный торт, по размерам — больше, чем спортивный комплекс, где Пру с недавнего времени работала на ресепшене. И выглядел куда новее. Девушка несколько раз глубоко вздохнула, чтобы унять сердцебиение, прежде чем войти. Она ожидала, что ее встретит слуга, но никого в холодном длинном коридоре не было. И — просто распахнутая входная дверь. Кого другого бы эта совокупность признаков испугала, но не Пру. А, подумала она, все понятно, Крюгеры отпустили прислугу, чтобы не мешалась на празднике, а гости только что ушли. Права она была только в одном — особняк Крюгеров действительно только что покинули все друзья семьи. День Рождения закончился. А постоянной прислуги Крюгеры не держали, на том настоял Люк, отец Киана. Видится мне в этом что-то непозволительное, всегда говорил он, что-то рабовладельческое. Пру помнила это еще с детства. Она вообще знала хорошо всю семью Крюгеров, и они знали ее, жаль, что теперь все было не так гладко между ними, как могло бы.

В конце коридора Пру скромно постучалась и открыла дверь на два пальца. Огромный зал, длинный, словно боа-констриктор, стол, на одном конце которого сгрудились над последними блюдами Крюгеры. Мать, отец, дядя и сын. Дедушки не было.

Все разом повернулись на скрип двери, умолкнув. Люк, долговязый мужчина в огромных очках, приподнялся, напряженный, как доберман, но Пру просунула в дверную щель плечо, и Крюгеры расслабились.

— Пруденс! Какой приятный сюрприз! — приторным тоном воскликнула Бренда, мать семейства. Ее крашеные в платиновый кудри топорщились, как у мультяшной принцессы Мериды. Надеюсь, никто из рядом сидящих не сжевал их случайно вместо макарон, подумала Пру, удерживаясь от смешка.

Тут из-за стола встал Киан. Он галантно подал руку Пруденс и подвел к столу.

— Сядешь на место дедушки, ладно? Чтобы рядом со мной.

Надо сказать, Киан был хорош, как голливудский актер или солист бойз-бэнда. В свои ровно-девятнадцать он походил на очень молодого Иэна Сомерхолдера. На мгновение Пру стало стыдно за свои отросшие корни и дешевую помаду цвета фуксии. Должно быть, рядом с ним я смотрюсь ужасно, подумала она, Крюгеры привыкли к такому роскошеству, а я…

Но никто ни словом, ни взглядом не принизил Пру. Казалось, и разногласия между семьями Дойл и Крюгер позабыты — хотя бы на один день. Киан взял Пруденс за руку под столом, будто у него не было подружки.

А она была. Чирлидерша, естественно. Подрабатывающая моделью в журнале. Все точно так, как положено по канонам Американской Мечты. Но Пру, в общем-то, было плевать.

— Мы давно тебя не видели, как ты жила все эти два года? — спросил Люк. Когда он говорил, на мгновение стали видны неровные нижние зубы.

Пру опустила глаза, ковыряя ногтем вышивку на платье. Подарок она положила на колени себе.

— Ну, как-то… нормально.

— Мы давно тебя не видели. Ты прямо-таки расцвела. Хорошо, что ты все-таки пришла поздравить Киана. Он нередко тебя вспоминал.

— Ну я… я действительно давно не была у вас. А мне хотелось кое-кого повидать.

Послышалось шуршание одежды — то Бренда толкала Люка локтем. Но тот не понял ее намека, и матери пришлось встать, сказав громко и нарочито весело:

— Ну, мы пойдем, на кухне еще чаю выпьем. Киан, а вы пока тут с Пру пообщайтесь… потанцуйте.

Отец, дядя и мать вышли. Пру сжалась от неловкости — теперь она осталась наедине с Кианом. И это ее совершенно не устраивало.

— Знаешь, я что-то тоже хочу чая, — ха-ха, в отличие от твоих родителей, на самом деле, я же не трескала праздничный торт и… рыбу, судя по тарелкам, и жаркое… — Ты иди на кухню, а я сейчас подойду. Руки помою и приду.

— Ладно. — Киан недоуменно пожал мужественными плечами и с недоуменной улыбкой встал из-за стола. — Ванная направо, а столовая налево отсюда. Разберешься?

— Вполне.

Киан вышел, и Пру поспешила в ванную. Не совсем затем, чтобы помыть руки. Ей требовалось смочить шею и лоб, чтобы унять сердцебиение. Она действительно пришла сюда из-за своей давней любви, наконец, спустя столько лет вдруг осознанной ею со всей беспощадной ясностью очевидности и невозможности.

Пру склонилась над белоснежной раковиной, глядя на то, как убегает вода в слив. Вот так и все мои мечты, подумала она, ничего не останется от них, даже воспоминания. Под мышкой она все еще держала свой подарок для Киана.