Я найду тебя во все времена

Нити Мойр

В Великом Лесу выпал первый снег. Нимфы и некоторые лесные жители уже скрылись в своих домах: пещерах, норках, дуплах, под речным камнем. Козлоногий Пан с большой неохотой, пошатываясь, направлялся домой, где ожидала его супруга - Гестия. Но он так хотел: веселья и выпивки, кутежа и танцев. Дома бы его ожидала: миска горячего супа, теплый глинтвейн и мягкая перина. Он бы положил голову на подушку и проспал бы до весны. А жизни так отмерено мало, что ему было жалко проспанного времени.

Достав кувшин нектара и горстку оливок из кармана, отхлебнул и провалился в беспамятство – упав в холодный снег.

Очнувшись, Пан увидел берег реки Стикс.

Пан не отчаялся – он знал, что путь его не окончен. Главное знать пару правил, придуманными Аидом в своем царстве:

Первое – ничего не есть в мире мертвых;
Второе – не подаваться скорби;
Третье – не верить словам Эриней;

Пан видел тысячи душ, стоявшие у причала Харона. Большинство были опечалены, а некоторые были озлобленны, ибо, у них не было погребальной монеты, чтобы заплатить паромщику душ. На другом берегу Стикса их ожидал «источник Лето» – испив из которого, душа забывалась и перерождалась с новой судьбой.

Пан мог бы воззвать Аиду и попросить, чтобы он отвел его обратно на Олимп – где в детстве был воспитан Вакхом: - я же сын Богов! И не смогу выбраться с царства смерти самостоятельно? – подбадривал себя козлоногий. – Вопрос состоит в том, почему я тут оказался? Какой мой путь? Ничего просто так ни делается. Все ответы на мои вопросы знают мудрые Мойры – отмерив и спутав мою нить судьбы. Только как их найти?

По небосводу парила Эриния. Она осматривала вновь прибывших, чтобы ввести их в неописуемый ужас и иногда шепнуть им на ухо нечто, чтобы свести душу с ума.

Увидев Пана, Эриния камнем спикировала к нему и пристав в облике сладострастной искусительницы.

- Козлоногий! Нам редко с Олимпа спускают Богов и полубогов. За что так с тобой? Или там, на Олимпе, не решили, чьё ты дитя? - Пан делал вид, что не слышит ее слова. – Козлоногий! Так что ты тут делаешь? Я же видела, что Танатос тебя не приводил в этот мир, а это значит - ты не мертв.

- Знать бы мне свой путь. Я просто хотел продолжения пира и бала, а тут…

- Милый Пан, пошли за мной! Нам в женском кругу, среди: мегер, гарпий, сирен и Арахны - очень скучно. А ты, козлоногий, разбавишь нашу компанию: песнями, танцами, а может, чего больше мы сможем тебе предложить, что не даст тебе твоя супруга Гестия.

- С удовольствием, но я держу свой путь к Мойрам…

- Зачем тебе эти старухи? Я без них могу рассказать твою судьбу, — смеялась Эриния. Взяв Пана за руку, она тянула козлоногого за собой, — пошли милый. Я уверяю, что тебе не будет скучно в нашем клубке.

- Я не могу! – Пан попытался вырваться из лап Эринии, но теплом аукнулось в его груди. Он поднял голову и взглянул в ее черные глаза.

Чувственные уста Эриния шептала:
- Пошли! Я обещаю, что когда ты насытишься моей компанией, то обязательно отведу тебя к этим старухам.

- Я должен верить твоим словам? – расплылся в улыбке Пан.

- А ты собрался стоять вечность на причале, чтобы Харон перевез через Стикс? Или ты собрался окунуться в реку, которую сами боги остерегаются? Ты же знаешь последствия?

- А Ахиллес?

- Ооо, вспомнил! Ты же знаешь кто его мать и…

Пан еще раз взглянул на Эринию. В начале, ему казалась: что у нее была кровожадные клыки, а сейчас белоснежная улыбка с чувственными губами; Вместо ухоженных золотистых волос, ему казалось, были грязные патлы; А голос ее был всегда: шебутной, задорный и очень быстрый. Она пристала перед ним в образе самой прекрасной нимфы, которая могла бы жить в Великом Лесу.

Эриния обхватила Пана, прижав к полной груди, и взлетела ввысь. Они летели мгновенья, он попытался принюхаться к ее телу, но оно было каждый раз разной – не давая запомнить её образ в голове. Подняв голову, он еще раз присмотрелся в ее глаза, но они уже не были глубокие черные – в них сияла Тьма, из которой невозможно было выбраться.

Пролетая мимо отвесных скал над пропастью, Пан увидел очертания помпезного храма высеченный в скале.

- Это храм нам – Эриниям! Сама Афродита попросила своих любовников создать это место, чтобы изредка посещать нас.

Пан был шокирован и не понимал, для чего самой красивой и обаятельной богине делать в царстве мертвых и общаться с Эриниями.

- Девочки любят мстить бывшим любовникам, а поверь нам, у нее их было очень много. А еще у нее есть любовники и в этом мире, но мы ничего не скажем Персефоне?

Пан улыбнулся, — не скажем.

Пан вошел в храм. Достал флейту, приложив ее к губам, заиграл – музыка разбудила обитателей тьмы. Жизнь забилась в храме «Мести». Богини выползли из всех щелей. Началась Вакханалия без Вакха. Безумные пляски содрогали колонны. Козлоногому льстила, что он смог пробудить в гадюках мысли о радости. Он видел: как они, искренни, смеялись, не от того, что делают кому-то плохо, а от плясок и нектара. Их глаза блестели, словно звезды.

Сколько продолжалась пляска и веселия никто не знал. Из Тартара перестал доноситься крик отчаяния - титаны могли расслабиться, ведь все Эринии плясали под флейту Пана.

Каждая гадюка, во время передышки, пыталась, подойти к Пану и лестью и сладострастными словами, пытались, утащить его в мрачные расщелины, где в порыве страсти, разодрали бы козлоногого бога. Но Микродива отгоняла каждого от своего гостя.

Пан не мог говорить – флейта все время была в его устах. Он наблюдал за тварями, а та единственная Эриния не отводила своих глаз от своего гостя.

- Ты такой мягкий и пушистый! Ты мне нравишься, — говорила Эриния.

Пан только улыбался, не убирая флейту от губ. Ему она тоже очень нравилась, больше чем лесные нимфы. Он даже забыл о Гестии и ее тепле и порядке. Он не видел разницы между лесными нимфами и храмовыми гадюками. Пан стал забывать о своей цели, он хотел дарить радость и веселье. Так же наблюдать за ее Темными глазами, куда он провалился в беспамятстве.

В храм «Мести» ослепляющим светом вошла Афродита. Пан хотел бы остановиться и поприветствовать самую прекрасную Богиню, но Микродива остановила его.

- Милый! Не стоит тебе к ней подходить. У нее договоренность со своим любовникам: в этот мир она может входить и выходить безнаказанно, но не должна говорить с мужчинами. В противном… она останется в Тартаре… она даже на тебя не взглянет! Не трать свою надежду, мой козлоногий сорванец.

Пан был очарован красотой Афродиты. Прошло мгновенье, и весь интерес пропал к гадюкам. Он не переставал играть, но пытался поймать ее мимолетный взгляд, в тот момент, пока она диктовала козни для бывшего любовника.

Когда Афродита выпила пару бокалов нектара, Пан увидел ее белоснежную улыбку. Сердце козлоногого забилось чаще. Словно очарованный, он остановился.
Гадюки замерли.
Момент.

Микродива схватила, как могла, нежно, оставив кровавые раны на спине, рванула из храма. Пан очарованно смотрел в сторону Афродиты. Она бросила взгляд в сторону козлоногого и робко улыбнулась – насмехаясь от происходящего.

Гадюки бросились в сторону Пана, но не успели разодрать его в клочья.

Долго ли Пана несла Эриния в своих холодных лапах обмякшее тело, он не знал. Мысли были о зеленых глазах самой красивой Богине. Он не мог выбросить взгляд из своей памяти. Ему казалось, что Эрос поразил его своей стрелой.

Когда Эриния бросила Пана на землю. Она поняла, что козлоногий был очарован Афродитой.

- Давай – вали отсюда! Там обитают Мойры…

- Прости меня, — он печально выдохнул.

Пан давно еще почувствовал: Эриния Микродива влюбилась в него.

- Я люблю прекрасное. Милая – ты прекрасна. Мое сердце в твоей тьме, но знай, что все живое всегда идет на свет.

- Да заткнись ты! Вали отсюда, — она указала костлявой рукой в сторону расщелины. - Козлоногих я не перевариваю. Моя истинная любовь Циклопы.

Эриния расправила крылья и молнией метнулась ввысь – не дав Пану последний раз разглядеть многоликую богиню.

Пан долго шел вдоль отвесных скал. В голове он держал три образа: тепло карий взгляд - дарующий тепло и уют, Темный бездонный омут – манящий своей свободой и легкость, тайный зеленоватый отблеск - сводящий с ума.

- Так кокой ты выбрал путь? – проговорила старух Лехаса.

Пан опешил! Упав от испуга, он побоялся шелохнуться. Только робко поднимая взгляд к верху, он разглядел трех прекрасных див, плетущие нити судьбы.

- Так кого ты выберешь? – Лехаса держала три кончика нити, — прости, я хоть вижу развития всех трех нитей, но понять не могу, что же будет лучше.

- Для меня? – робко проблеял Пан, вставая на копыта.

- Да причем тут ты? – легко и не принужденно парила Атропа, махая перед собой серебреный серб. – Твоя жизнь может оборваться хоть сейчас, вот только моя сестрица не может запутать твою судьбу так, чтобы все сложилось красиво.

- Знать бы мне! Я сам ищу ответ на этот вопрос.

- Так моя сестрица привела тебя сюда, чтобы задать тебе это вопрос, — засмеялась Атропа. – А я ей говорю, чтобы она не ломала голову над твоей судьбой. Просто. Чик. И нет проблем с твоей судьбой.

- Это все моя сестрица Клота. На зло, мне дала задачку с твоей судьбой – говорит Лехаса. – Она думает, что это легко создавать путы судьбы. Ей то, что… создала нить, а мне их путать.

- Путать - не создавать, — ворчит Клота.

- Тут нужен порядок, чтобы гармония была в мире, а ни как ты думаешь, — устало отвечает Лехаса.

- Какая нить самая длинная? – говорит Пан.

- Тепло карий, — ворчит Клота. – Она самая длинная, ни узлов и затяжек. Крепка как бечевка и скучная как она.

- Красной нитью обвита черная нить, — выдыхает Лехаса. – Она мне нравится: яркая, интересная, полна приключений и опасностей. Много узлов и переплетений. Но ты потянешь это? Боюсь от напряжения, она где-то да оборвется.

- Зеленая нить самая короткая, но она самая прекрасная нить – в нее вплетен шелк. Жизнь по шелку как мгновенье пролетит. Шик. И уже конец. Смотри, какая она короткая, — ерничала Атропа. – Я ее специально укоротила, чтобы… - улыбнулась, — чтобы…

Пан устало взялся за кучерявую голову.

- Знаете! Это не красиво возлагать на меня вашу работу. Кто я таков, чтобы самостоятельно выбирать свою судьбу? – Пан хотел выругаться, но сдерживался. – А может… - задумался он. – Моя судьба дойти до вас… нет! Бред.

Пан хотел испить из источника Лето и забыться.

- Знаете, я бы хотел прожить все три жизни. Все три и сразу. Я знаю, что это не возможно, но можно хоть глазком взгляну на свою судьбу?

Сестры переглянулись. Пожали плечами. Лехаса спутав все три нити в клубок, бросила в сторону Пана.

- Любая душа может увидеть свою судьбу. Все равно он пройдет через источник забвения и забудет, что увидел. Но ты жив, — обрубила Лехаса.

Перед ногами Пана были все его жизни. Он вспомнил, что в кармане у него была горсть оливок. Достав одну, он пронзил ее взглядом. Мойры, раскрыв рот, наблюдали за козлоногим.

- Что же ты делаешь, глупец – ворчит Клота. – Я зря пряла эти нити?

- Не зря, добрая Клота! Благодарю тебя, за все, что ты создала для меня.

Пан закинул в рот оливку.

Подобрав клубок и присев неподалеку от Мойр, козлоногий начал наматывать нити на локоть и так множество раз - назад и вперед. Просматривая в каждую ворсинку и узелок. Всматриваясь в каждый миллиметр, нежно ощупывая ниточки, обнюхивая и прижимая к груди - он не мог налюбоваться судьбою.

Каждая из трех нитей ему нравилась.
Каждая, по своему, была прекрасна.
С каждой он хотел оборвать свою жизнь.
Но он выбрал третий путь.