Я покажу тебе дракона

Я покажу тебе дракона

Недалеко от хилиадского Тилида раскинулась живописная крестьянская деревушка. Она уже перестала вонять дерьмом и навозом, и опушилась цветущими насаждениями и филиалами больших гильдейских лавок. Но по окраине все еще гуляли отары овец и паслись стада крупнорогатого безобразия. Впрочем, чаще всего, люди в этом местечке коротали время за вкуснейшим травяным чаем и созерцанием плодов своего труда.

Такая атмосфера как нельзя лучше подходила для изнеженного тилидской роскошью поэта - Плиния Флафа Когитантума. Худощавый мужчина уже преклонных, для суровой имперской жизни, лет. Его кудрявая пшеничная шевелюра отражала царившее в голове творчество. Вечно расфокусированный взгляд мыльных голубых глаз гулял по белесой дымке горизонта. Сложно было определить причину задумчивости Флафа. Те, кто знали его не достаточно - винили в ней излишнюю мечтательность. Редкие же знатоки списывали на глубокое алкогольное похмелье.

Плинию было плевать и на тех, и на других. Миры, в которых прибывал автор, не искали причин и оправданий. Они врывались в его голову, и молили исторгнуть их на бумагу. Облечь в слова. Донести до ушей неблагодарной и невежественной толпы.

Если читать стихи было лучше всего на театральных помостах Тилида, то сочинять - в таком месте как это. Но не на пустой желудок, и не с сухим горлом.

Флаф скомкал исписанный с обеих сторон лист, и швырнул его в полный кувшинок пруд. Недовольная зелёная жаба возмущенно квакнула.

Глаза Плиния округлились, он выхватил из-за уха перо и вывел по воздуху:

"Ах нет покоя мне с утра,
Кричит лягушка: ква-ква-ква."

Уголок губ поэта подтянулся к уху. Он вытащил из притороченной сбоку сумки помятый лист. Облизнул перо и обмакнул его в маленький горшочек с чернилами.

"А в синей дали из окон
Летает призрачный дракон!"

Плиний поспешно записал пришедшие на ум слова и рассмеялся. Ему показалось, что он напал на след того, о чем хотел написать. О драконах! О чем же ещё могут писать поэты? Не о такой же заурядной ерунде как любовь? Какая мерзость! Какая банальность!

Нужно было подкрепиться. Крики желудка уже начали заглушать и без того шумный болотный хор. На далекой травянистой кочке сидела толстенная жаба. На её бородавчатой голове сверкала маленькая золотая корона. Зверюга с любопытством изучала взъерошенного писателя. Стоило ему отвернуться, как длинный липкий язык выстрелил в комок исписанной бумаги, и подтянул его поближе.

- Ква-ква-ква, - прочитала зеленая царица. - Ква-ква-ква.

Таверна располагалась в самом конце улицы, почти возле центра деревни. Плиний Флаф вышагивал с важным видом. И даже на ходу он не прекращал сочинять.

- Летает-кружится дракон. Летает-кружится... Хм. - мужчина остановился, и посмотрел по сторонам. Из небольшого домика на него уставилась румяная крестьянка.

- Здравствуй, красавица! - поднял он руку с пером, и вдруг потерял к женщине интерес. Его рука принялась выводить поверх крытого соломой хлева видимые только ему слова:

- В тени своей он прячет клад,
Ценней сестерций во сто крат!

- Хрю-хрю! - одобрила перепачканная розовая свинка. - Хрю?

- Ох точно! - будто разобрав речь животного, воскликнул поэт.

"И этот клад нельзя снести,
А только лишь..."

Желудок протяжно заурчал. Плиний Флаф схватился за него и поспешил дальше. Женщина в окне ругнулась, сплюнула, и продолжила полоскать белье.

- А только лишь... - повторил поэт. - А только лишь... Да что это я упёрся в эти "А только лишь"? Фу-фу-фу, какая претенциозность!

"В тени своей он прячет клад,
Ценней сестерций во сто крат!
И этот клад нельзя снести,
Коль от дракона не спасти!"

Плиний Флаф улыбнулся. Да! Вот так! Он очень гордился удачными строками. Как правило, рифма творила чудеса с любой благодатной темой. Рифма - казалась Когитантуму верхом совершенства. Чем-то божественно гениальным. Она не требовала чрезмерной детализации. Почти любая тема лишь цепляла внимание слушателей, но дальше их воображение вытворяло работу за поэта. В, казалось бы, скудном описании у каждого возникали свои образы и смыслы. Таким чудесным превращением одной мысли в мысли многих - не могло похвастаться ни одно другое хилиадское искусство. Кроме поэзии, конечно же!

За мыслями о превосходстве искусств, Плиний Флаф не заметил как дошел до таверны. Аккуратное каменное здание с соломенной крышей и тяжелым щитом:

"Пьяный Клоп"

Причудливое существо на вывеске больше походило на паука. А ассоциации не так чтобы манили зайти внутрь.

Вдруг двери таверны распахнулись, и из них вышел пошатывающийся фелисбир. Его жёлтые глаза смерили человека презрительным взглядом. Кот осуждающе фыркнул и пошёл прочь.

"Дракон - не мортус. Не вампир,
Он зол, как пьяный фелисбир!"

Флаф очень любил сочинять. Он обожал давать жизнь словам из своей головы. Его самым любимым произведением был стих "Плачь Смоккфискур", вышедший из под пера далекого дар-миглидского коллеги, поэта Торвуса Веста
из Неготума. Вот на кого стоило равняться! Настоящий творец волшебного слога.

"Он лез, цепляя мордой тину,
В зубах скрипел морской песок...
Нога вдавила в берег спину,
И нож вошел в его висок.

В угрюмой стойке, под сияньем
Беспечных вспышек, слыша гром,
Стоял, кровавым изваяньем,
Арбелас, думая о том,

Что неспроста шептались люди,
Зовя его исчадьем Ада.
И вряд ли кто теперь забудет
В Тилиде Зверя Хилиада."

- Божественно! - прочитав, по памяти, фрагмент произведения Торвуса Веста, Плиний Флаф толкнул дверь таверны.

Войдя в смердящий хмелем полумрак, он ненадолго ослеп. Шумные посиделки в этом месте случались по вечерам. А в такое время почти все столики были свободны. Плиний не стал разглядывать редкие темные фигуры, а поспешил к стойке с виночерпием.

- Какое сегодня славное утро, Кервис!

Дородный детина с редеющей шевелюрой смерил Плиния мрачным взглядом. Шрамы на его лице выдавали в нем бывалого забияку. А вдруг расцветшая на монолите лица улыбка - явила поэту поредевшие зубные ряды.