Алекс звонит, едва я переступаю порог своей комнаты и без сил падаю на кровать.
– Твое такси никак заплутало дорогой, Лотти-Каротти? – произносит он вместо приветствия. – Как ты, все хорошо?
– Лучше не бывает... в десятой степени.
– Вижу, отец сумел поднять тебе настроение, – издает он смешок. – Рад за тебя.
И я говорю:
– Спасибо, что помог мне. Ты лучший!
– Да пустяки. Замерзни ты насмерть, я так бы и не узнал подробности случившегося на вечеринке. Вот видишь, я очень даже корыстный, эгоистичный засранец!
Улыбаюсь во весь рот. Он вовсе не такой, и мы оба это знаем!
– Все расскажу в мельчайших подробностях, ты это заслужил, – обещаю ему. И пересказываю сцену с пролитым на Юлиана стаканчиком пунша. Он веселится от души, то и дело прерывает меня забавными комментариями, кажется донельзя довольным.
Осведомляется:
– Выходит, теперь ты можешь проведать моих бабочек?
– С удовольствием.
– Завтра?
– Ох, завтра не могу: еду навестить дедушку в Ансбах.
Алекс молчит, как бы обдумывая мои слова, интересуется:
– А меня с собой возьмешь?
– Куда? К дедушке?
– К дедушке, к дедушке, – подтверждает он. И жалостливо: – Ну, пожалуйста, Лотти-Каротти!
Я на секунду задумываюсь: почему бы и не взять, возил же меня Алекс на мексиканскую свадьбу… Есть лишь одно «но» ростом под метр восемьдесят.
– А Адриан нас отпустит? – осведомляюсь у него.
И парень улыбается:
– А разве вы теперь не лучшие друзья? Кофе, полагаю, был вкусным.
Очень! Правда, не столько кофе, сколько сама компания.
– Это был только кофе и ничего больше. Будешь острить, останешься дома в любом случае! – И добавляю: – Адриана бы лучше спросить. Хватит с меня самовольных вылазок!
– Мне шестнадцать, – отзывается Алекс, – и я могу сам решать, куда и с кем ехать. К тому же у отца с Франческой совместные планы на завтра, они будут отсутствовать весь день. – Осведомляется: – Так во сколько мне тебя ждать?
– А во сколько они уедут? – задаю встречный вопрос.
Алекс посмеивается в трубку:
– Около девяти.
– В таком случае жди меня в начале десятого.
На том мы с ним и распрощались…
И вот сижу я за рулем уже привычного мне «Фольксвагена-Кэдди», а Алекс вещает про жизненный цикл Калиго Мемнон, бабочки с коричнево-желтыми крыльями, ареалом обитания которой являются страны Южной Америки.
Скажу честно, слушаю я вполуха: больше думаю о своем, девичьем. И бабочки к этому не имеют никакого отношения! Юлиан так и не позвонил… Ни разу. Даже смс не оставил… Где он и чем занят не имею представления. Считаемся ли мы еще парой – спорный вопрос!
И тут замечаю повисшую в салоне автомобиля тишину.
– Юлиан этой ночью дома не ночевал... – произносит вдруг Алекс, переходя от бабочек к людям. Похоже, прочитал все по моему лицу…
Прикусываю внутреннюю сторону губы.
– Мне все равно, – отзываюсь по возможности невозмутимее. И все-таки добавляю: – Думаешь, виолончелистка... она…
– Всю ночь играла на его «инструменте»? – заканчивает парень со скабрезной улыбочкой.
И я пихаю его в бок:
– Боже, ты такой гадкий! Но даже если и так, мне все равно. Мы были, по сути, фейковой парой... Актерами в непонятной игре. Я даже не уверена, что нравилась ему по-настоящему… Вот хотя бы на столько. – Развожу пальцы на миллиметр, не больше.
– Зато мне нравишься вот на столько, -- улыбается Алекс, широко разводя свободные руки.
И я констатирую:
– И это главное. Я тоже тебя люблю!
Паркуюсь в знакомом районе и помогаю Алексу выбраться из автомобиля – я значительно поднаторела в этом деле – и он смеется: «Если не заладится с музыкой – сможешь водить такси для инвалидов».
После интересуется:
– Надеюсь, предупредила деда о нашем визите?
– Я сказала, что приеду с другом.
– И он, конечно, подумал, о твоем парне. Вот ведь будет сюрприз!
Но сюрприз ожидает нас прежде, чем мы добираемся до дедушкиной квартиры: отсутствие лифта оказывается тем обстоятельством, подумать о котором я совершенно забыла. Сколько раз сама сетовала на то, что деду приходится подниматься на третий этаж и это с его-то больными ногами, а тут так опростоволосилась.
– Прости, Алекс. – Чувствую себя полной дурой!
Как поднять инвалида-колясочника на третий этаж? От разочарования на самое себя и на сложившиеся обстоятельства слезы наворачиваются на глазах.
А Алекс вдруг окликает:
– Эй, парни, не подсобите с подъемом? Я заплачу.
Обращается он к парням на балконе соседнего дома: они смолят сигареты и тычут в свои телефоны. Я знаю их: это Оле Штойдле и его друзья по училищу.
– Сколько? – любопытствует Оле.
– Десятку сейчас и десятку после.
Те молча переглядываются, Оле отвечает за троих:
– Идет, парень.
И вот они тащат Алекса наверх, он подмигивает, вися на закорках одного из парней. То, с какой легкостью Алекс находит решение проблемы, до сих пор не укладывается в моей голове...
– Вот, герр Шуманн, принимайте, что говорится, с рук на руки, – гогочут парни, вваливаясь в дедушкину прихожую. И Оле интересуется: – Вы когда назад собираетесь?
– Вечером. Точно сказать сложно! – отвечаю я.
И он велит:
– Давай свой номерок. Позвонишь, когда понадобимся. – Подмигивает и выходит за дверь.
– Здравствуй, дедушка, – произношу все еще немного расстрерянным голосом. – Вот мы и приехали.
– Да уж я заметил, милая, – отвечает тот, и морщинки у его рта разбегаются во все стороны от вспугнувшей их улыбки.
Моему деду шестьдесят пять и выглядит он довольно крепким для своих лет, хотя и жалуется подчас на непослушные ноги. Но и то крайне редко: он не любит говорить о своих болячках (в душе ему все еще тринадцать, и он гоняет мяч с соседскими мальчишками).