Я тебя верну

Часть 3. Глава 3

Если бы ей предложили охарактеризовать свою жизнь одним словом, то она, не задумываясь, ответила бы: «странно». А если бы позволили добавить ещё одно словечко, то она бы выдохнула: «больно».

Она не помнила своего детства. Того самого, глубокого. Только вспышка в мозгу – боль.

У неё не было доброй мамы с ласковыми руками и неповторимой улыбкой. Она не знала своего отца, который променял её на более прекрасные цветы жизни – женщин.

У неё был только дед. Жесткий и малоразговорчивый, с угрюмым взглядом и вечной тоской в душе.

Наверное, он просто не знал, что делать с сопливой девчонкой, которая вечно болела и почти всё время плакала. Дед не отвергал её, но и не приближал к себе настолько, чтобы она могла почувствовать его любовь или хотя бы редкое одобрение.

У неё – его глаза. Тёмные и глубокие, как две Марианские впадины. Только глаза деде смотрели на мир устало и замкнуто, а её – широко и испуганно.

Она боялась всего: мышей, тараканов, мух. Бабочки казались крылатыми чудовищами с уродливо-волосатыми тельцами и кричащей проститутской раскраской крыльев.

Её пугали кошки – независимые хищники с подрагивающими хвостами и чуткими ушами. Она до обледенения в груди ужасалась слову «собакак», а при виде этих животных готова была падать в обморок.

Её пугали резкие звуки и движения. Она сторонилась людей, потому что однажды поняла: боль терзает её намного меньше, а то и уходит совсем, когда рядом нет никого.

О своих страхах, переживаниях, тревожных снах она не рассказывала никому. Хотя бы потому, что не находилось рядом человека, которому она могла бы поведать о своих проблемах.

Лет в шесть она поняла, что другая, не такая, как окружающие её люди. И тогда, запинаясь и размазывая слёзы по щекам, она вывалила всё, что накопилось внутри, на сурово-молчаливого деда.

Он выслушал словесный бум, потом неловко погладил по голове и произнёс загадочную фразу:

– Вот она, кара безродства.

Она не посмела тогда расспросить, что значили эти слова. Её мучили совсем другие проблемы.

– Я ведь нормальная, правда? Ты не отдашь меня в больницу?

– Не отдам, – припечатал дед. – А ты учись с этим жить. Нечто похожее творилось с моей дочерью, твоей родной тёткой. Правда, тогда со мной рядом была моя Людмила…

Взгляд деда слегка смягчился и ушёл вдаль. Она знала, что нет больше смысла разговаривать с ним: дед спрятался в далёкую страну воспоминаний, куда она не имел доступа.

Бабушка Людмила умерла задолго до её появления на свет от тяжёлой болезни. Да и тётки, то самой, с которой творилось нечто подобное в детстве, тоже уже не было в живых.

После этого разговора дед стал чуть внимательнее к ней. Чаще беседовал, иногда позволял сидеть у себя на коленях и прижиматься головой к груди. Хрупкое, как яичная скорлупа, равновесие установилось в их доме.

Для неё началась школа, которую она ненавидела за многошумность. Она не умела веселиться, как другие дети. Ей нравилось читать, сидеть за партой, думать. Где-то глубоко внутри пробудилась неистребимая жажда, которую она никак не могла утолить. Ей хотелось знать ещё и ещё.

Вечерами они уединялись с дедом, и он пытался объяснить вещи, совершенно недоступные для семи- восьмилетней девочки. Но она как-то ухитрялась понять то, чему учились старшеклассники и студенты. Эти бессистемные, чудовищные по манере изложения знания камнем падали в её голову. Но это не имело никакого значения: лишь бы утолять жгучую жажду, лишь бы сидеть рядом с дедом, склонив свою чёрную голову к его белой…

Ей было почти одиннадцать, когда мир обрушил на её голоу глыбу безмерного, несправедливого и нежданного горя: деда не стало. Он простудился, заболел и буквально истаял за несколько дней.

Она всё время находилась рядом. В эти дни дед рассказал ей многое о себе, о той семье, в которой вырос. Он вспоминал жену и дочь, что ушли так рано, горько упрекал сына, что бросил и забыл родную дочь.

Именно тогда она узнала, что они были чужими.

– Тая, я не знаю, кто мы. Вырос в богатой семье, где помимо меня росло ещё две, как я тогда считал, сестры. Мать моя должна была родить третьего ребёнка и непременно сына, потому что отце поставил это обязательным условием их дальнейшего совместного проживания. В противном случае, он бросал семью и брал себе другую жену.

Матери не повезло: родилась девочка. Да к тому же мёртвая. Отчаяние и решимость во что бы то ни стало сохранить семью, а детям – отца, толкнули её на неслыханный и дерзостный шаг: она подкупила медсестёр, врача и подменила ребёнка. Женщина, родившая мальчика, находилась в полубессознательном состоянии и вряд ли выжила. Да и зачем ей, одинокой и безмужней, ребёнок? А ей, семейной, так нужен сын…

– Я всегда чувствовал себя не в своей тарелке, – продолжал рассказывать дед. – Отец любил меня, баловал, сёстры нянчились и немного задирали. А мать всё время держала на расстоянии, как скорый поезд, что мчится где-то там, вдали, и на который, чувствуешь, ты уже опоздал в который раз. Её поведение обижало, злило, вызывало недоумение. Лишь только когда умер отец, мать сбросила со своих плеч, что столько лет несла в своём сердце.