Я тебя верну

Часть 3. Глава 10

1.

Володя

Мы так и уснули – вповалку. Упали, как бойцы после боя. Лежали почти «валетом», ладонь в ладонь. Не смогли разжать пальцы даже во сне.

Утром меня разбудила мама – тронула легонько за плечо. Я даже не почувствовал себя виноватым, что меня «застукали». Осторожно высвободил руку из Таиного плена и встал. Заглянул в родные мамины глаза и не нашёл ни осуждения, ни расстройства – только лёгкую грусть.

– Вырос, сынок, – сказала она, когда мы вышли из комнаты, и погладила меня по макушке. Для этого ей пришлось привстать на цыпочки, а мне – наклонить голову.

– Любишь её? – прямо спросил отец, как только мы сели на кухне выпить утренний кофе.

– Люблю, – встретил его взгляд без страха и колебаний.

– У нас, Иноковых, по-особенному – раз и навсегда.

– И ты не хотел бы, чтобы я нарушил традицию, – улыбнулся в ответ отцовской торжественной суровости. – Тебе кажется, что в восемнадцать сердце не умеет любить?

– Мне не кажется. Я знаю наверняка: умеет. А если сомневаешься, расспроси своего деда, сколько ему было, когда он влюбился и чем всё закончилось.

Отец не знал компромиссов и плохо различал полутона. Но за эту прямоту, а порой и жёсткость, я любил его. Может, суховат, но зато никогда не лжёт.

– Пап, – вздохнул я, грея руки о большую чашку с медведем, – эту семейную легенду, наверное, весь город знает.

– Повторенье – мать ученья. Я должен быть уверен, что ты не путаешь понятия и точно знаешь, что чувствуешь. Помнится, совсем недавно ты вздыхал по другой девушке.

– Вздыхал, – не стал отрицать я, – но по-другому. Марина как звезда на небе. Можно любоваться, сочинять стихи, посвящать поэмы, совершать подвиги в её честь. А она как висела на небосклоне, так и будет висеть, не отталкивая, но и не принимая твоих даров. Не из-за равнодушия, нет. Слишком далека, понимаешь?

– А теперь, значит, появился объект подоступнее? – прищурился отец, делая глоток кофе.

– Нет, – помотал я головой, – просто она рядом, заполняет собою всё. Как открытая книга, которую интересно читать хоть с какой страницы. Как родник, что прорвался сквозь землю и камни. И журчит весело, и напиться можно. Их нельзя сравнивать, пап. Марину и Таю. Внешне похожие, они разные.

Знаю, звучит бредово и вызывает сомнения, но я их сравнивал только вначале. А потом забыл. Понимаешь? Лица похожи, но я не вздрагивал, когда Тая вдруг поворачивалась ко мне, не искал другой образ, не звал её Мариной. Ни разу, поверь. Ни мысленно, ни вслух, – я помедлил, машинально обводя пальцем край чашки. Чёрный кофе почти остыл, а я так и не сделал ни глотка. – Это как смотреть на картину – красивая, идеальная, шедевральная даже. Ты ею восхищаешься, но не можешь притронуться, прикоснуться губами. Любуешься совершенством, зная, что картина никогда не оживёт. Не твоя, чуда не произойдёт.

Я и любил Марину, наверное, больше как шедевр. Она поразила моё воображение задолго до того, как появилась здесь. Я случайно нашёл её письмо в одной из книг, что дала Анастасия. Тогда понял: она уникальна, не похожа на других.

Так влюбляются в литературных героев, наделяют их чертами, фантазируют, пытаются увидеть что-то между строк.

Образ и реальность совпадают нечасто. Марина всегда была другом, но никогда не позволяла думать, то сможет дать нечто большее. Хотя по инерции я всё же надеялся: настанет день, и всё изменится.

Позже понял, что всё это иллюзии.

– Хорошо говоришь, сын. Красиво. Правильно даже где-то. Мне важно, чтобы ты не только думал так, но и чувствовал. Не искал оправданий, не уговаривал себя, понимая, что Марину не завоевать.

– Я не хочу её завоёвывать. Хочу, как и прежде, просто быть другом – всего лишь. Тем более, что они с Таей – родня. Какая – я и сам толком не знаю. Думаю, Марина сможет ответить на этот вопрос.

– А девочку, значит, любишь? – отец не хотел давать мне передышку.

– Я уже отвечал на этот вопрос. Да. Люблю. Не сомневаюсь и не колеблюсь. Она – часть меня, причём лучшая.

– И сколько же вы знакомы?

– Три месяца.

Отец недоверчиво хмыкнул, глотком допил холодный кофе и поморщился. – Не маловато ли для выводов?

Я взлохматил волосы, пожал плечами и развёл руки.

– Чтобы понять, любишь ли, порой достаточно одного мгновения. Моё как раз пришло.

– Юрочка, хватит уже допрос проводить, – попросила мама, что возилась у плиты и до этого момента не вмешивалась в наш разговор. – Володя взрослый и сам разберётся, что к чему. Помнишь, ты всегда говорил, что нам достался не по годам серьёзный и правильный сын? Он никогда не давал повода думать о себе иначе. Поэтому не унижай его сейчас своим недоверием.

Я хотел сказать, что не чувствую себя ни униженным, ни загнанным в угол. Может, потому, что действительно очень хорошо понимал то, о чём поведал отцу. Но не стал ничего объяснять: мать с отцом заспорили. Как всегда, больше для вида: я не помню, чтобы они когда-нибудь ссорились серьёзно, по-настоящему. Всегда казалось: вот сейчас, за этим слово, вспыхнет смех. Отец ли поставит точку, не доводя разговор до кипения. Мать ли сгладит углы и переведёт всё в шутку, – но именно так заканчивались в нашем доме беседы на повышенных тонах.