Я тебя вижу

7.

***

КИРА

Еле уговорила Людмилочку поехать домой. Она согласилась с огромным трудом при одном условии, что вернется завтра рано утром. Я улыбнулась, вспоминая как она терроризировала бедную Марину, каждый раз спрашивая, что за капельницу та мне ставит, и не опасно ли это для моего теперешнего состояния. Марина с облегчением вздохнула с явным облегчением, когда увидела, собирающуюся домой Людмилочку. Стоило последней, наконец, уехать, как я поспешила предупредить Марину, что ее радость не будет долгой.

- Несильно радуйся, - сказала я с улыбкой, - завтра твоя мучительница вернется.

Марина не смогла сдержать смешок.

- Что ты! Я обожаю Людмилу Ивановну! – задорно сказала Марина, - а уж как она делает мне замечания, я просто обожаю!

Я рассмеялась, а Марина продолжила:

- Нет, ну, правда! Что ты хохочешь?

Мы с Мариной очень сдружились. Она очень добрый и светлый человечек.

Прошло два дня с тех пор, как я пришла в себя. И Марина была для меня той отдушиной, которой мне так не хватало. Она рассказывала мне смешные и комичные истории, как про врачей, так и про пациентов. Она всегда могла найти нужное слово, в нужный момент.

Юрий Михайлович приходил три раза в день. Он был внимателен и добр. Обо всех изменениях моего состояния он объяснял нам очень подробно, и на все последующие вопросы отвечал с колоссальным терпением.

Только один человек изменил отношение, как ко мне, так к ситуации в целом. Влад…Владислав.. вернее Владислав Андреевич. Того Влада, который позволил коснуться своего лица, и который целовал мои пальцы, больше не было. Его подменили на холодного, жесткого и безучастного человека. Видимо таким и должен быть настоящий врач. Он приходил каждый день, но по одному разу. Проводил тесты, проверял все показатели, потом молча делала записи в карте и уходил.

Он вообще старался меня не касаться, а если и дотрагивался случайно, то тут одергивал руку, словно я прокаженная.

Счастье от того, что мне становится с каждым днем лучше, что могу различать, хоть какие-то, очертания предметов, омрачается полным и внезапным игнорированием со стороны моего «дополнительного» врача.

Может я действительно, какая-то прокаженная.… Впрочем, почему какая-то?! Нужна я ему такая? Калека, не видящая дальше своего собственного носа. Да что там носа… Я пока вообще толком видеть не могу.

А вдруг после того дня я ему просто стала противна, и теперь ему ненавистна лишняя минута рядом с такой, как я.

Слезы полились сами собой. Вот же дура! Придумала себе там что-то. А он, он просто был вежлив и всё.

Ком в горле не проходил. Слезы душили, и хотелось выть в голос от обиды, от жалости к себе.

Я встала с кровати.

Взяла трость, без которой я все еще не могу обходиться, и пошла в ванную. Потом резко остановилась, посмотрела на свою руку, попыталась сфокусироваться на трости, которую сжимала в руке. Так и не сумев этого сделать, в отчаянии швырнула ее в сторону, и практически наощупь пошла в ванную.

- Кира, ты где? – услышала я окрик Марины, - а вот ты где? А чего в темноте? Мыться будешь? Помочь?

Вопросы вылетали из Марины, как из пулемёта. Она не заметив, в каком я состоянии, с заговорщицким видом рассказала:

- Ты себе даже не представляешь, какую я новость принесла! Это теперь новость номер один в нашем центре.

Я безучастно слушала, что она говорит, погруженная в свои мысли.

- … ты можешь себе представить? Это получается, что крепость пала? – хихикнула Марина, затем весело продолжила, - это ж теперь все девчонки нашего центра на Анастасию Владимировну волком будут смотреть. Еще бы, никому не удавалось, а ей удалось заарканить непреступного жеребца!

Я смотрела в сторону, не особо вникая в то, что говорит моя болтливая подружка. Маринка тем временем приготовила мне истое белье, полотенце, халат.

- … так что вот так! Уж не знаю я, насколько это серьезно?! Но раз Анастасии, все-таки, удалось охмурить его, а раньше никому не удавалось, может и серьезно! – закончила Марина и пожала плечами.

Я очнулась, словно ото сна. Посмотрела пустым взглядом в сторону Марины, и тихо спросила:

-  Кого… охмурить?

- Как кого? – непонимающе спросила Марина, - ты, что меня не слушала? Нашего Владислава Андреевича! Они теперь вместе! Так, я тебе все приготовила, как все сделаешь, нажмешь на кнопку вызова, и я приду. Капельницу поставим. Хорошо?

Я машинально кивнула, и услышала, как за Мариной закрылась дверь.

Душу грызла тупая боль. Боль. И проклятая жалость. Жалость к себе, которую я всю свою жизнь отгоняла от себя, и прятала глубоко в душе, стараясь не поддаваться отчаянию. Сейчас, она прорвалась наружу и стальными тисками обхватила горло. Задыхаясь от боли и слез, я зашла душевую. Включила холодную воду. Ледяная вода, мгновенно намочив сорочку, замораживала кожу. Я не чувствовала холода, не чувствовала ничего. Только боль и отчаяние.