Я - Тень

Глава 6. Гойдин

Все любят разгадывать других, но никто не любит быть разгаданным.

Франсуа де Ларошфуко

Он прихватил гранёную бутыль легкого вина и пару тяжелых бокалов. Тонконогие и изящные, в золотом орнаменте, фужеры остались дожидаться другого случая. Позёвывая, Ассен побрел к открытому окну, где парусом вздымалась от ветра занавесь. Иногда Мари казалась ему даже сумасброднее Марибель. Вот как сейчас, или когда часами торчала перед экраном, пытаясь разобраться в том, в чём сами асталои путались веками.

Но выпить немного вина было отличной идеей. На миг отогнать изматывающее напряжение последних месяцев. К тому же на галерее они могли говорить свободно, там не оказалось следящих устройств, достаточно было закрыть звуконепроницаемое окно.

Он понимал, что ей нужно было иногда возвращаться к себе, прежней. Как понимал и то, что прежней она уже никогда не будет. Тень тени его безалаберной госпожи попала в переплёт, и если выберется из него живой, то изменится навсегда. Впрочем, она уже менялась. И быстро. Интересно, смогла бы так же быстро измениться Марибель?

Марибель не слишком повезло. Даже когда она была всего лишь маленькой девочкой, она уже являлась Наследницей Владыки. Кто рискнёт разрешить своему рёбенку играть с единственным сокровищем Мирнивра? И гойдин, четырнадцатилетний мальчишка, сын кормилицы, стал единственным товарищем по играм для одинокой девочки четырёх лет.

Через год, когда Договор его матери не продлили, он пообещал малышке, что вернётся. Маленькая Марибель, яркая в своей рыжине, словно огонёк живого пламени, топнув ножкой приказала:

– Поклянись! – и тихонько добавила, со слезами в голосе, – у меня больше никого нет...

Но когда Ассен вернулся десять лет спустя, уже по собственному Договору, как гойдин юной госпожи, всё сильно изменилось. Ей было пятнадцать, и она была невыносима!

Он перекинул ноги через подоконник, и мягко ступил на кажущуюся ненадёжной полоску галереи, тянувшуюся над бездной. Мари застыла у невидимого ограждения, луна мягко освещала её профиль, длинное пламя кудрей билось за спиной.

Ассен разлил вино, и подал ей бокал.

– Здесь очень красиво... – она отошла от края и села. – Расскажи про свой мир?

Он предпочёл бы поговорить о другом, кожей ощущая, как затягиваетя вокруг них опасная петля невидимого охотника, но в её голосе звучала такая усталость, что пришлось подчиниться.

– Гойдин – точно такой же, как и все остальные миры-тени. Те же моря, океаны и горы. Мой народ живет на другом континенте. И нас не так много, как твоих соплеменников там, на Земле...

Он вспомнил день, когда они с матерью вернулись из Элергрема домой. Бесконечная равнина цвела. Ветер колыхал яркую зелень высокой травы, и она походила на неспокойное зелёное море. До городских стен было идти и идти, но они не спешили, в пустом доме их никто не ждал.

Обучение рисди – искусству отражения атаки – начинается в тринадцать. Ассен был старше, и в первый год ему доставалось немало насмешек от сверстников, стоящих на две ступени выше. Но где им было задеть гордость парня, выросшего при дворе асталоев! Он просто не обращал на задир внимания, чем и заслужил своё прозвище – Лёд. Больше того, он совершенно сознательно старался его оправдать, тщательно скрывая свои эмоции не только во время занятий, выматывающих тело и душу, но и в короткие минуты отдыха, когда юношам и девушкам позволялось расслабиться, и вспомнить, что они обыкновенные подростки.

Он не чурался ни забав, ни проказ, но удовольствия от них не демонстрировал. Да и не испытывал, откровенно говоря. Что его действительно привлекало, так это учёба. Он погружался в каждую из дисциплин с головой, словно опытный ныряльщик, и на поверхность возвращался неохотно. Стареющая мать заработала в доме Владыки Первого мира достаточно и для себя, и для городской общины, и теперь сыто и скучно доживала свои годы в крепком доме рано погибшего мужа. Замкнутый, и серьёзный не по годам сын мало интересовал вдову. Она ведь сделала для него так много, устроив в лучшую из школ гойдин...

– А ты бывал где-то ещё? – прервала его воспоминания Мари.

Её бокал опустел, и Ассен долил в него мерцающей жидкости.

– Конечно. У Марибель был … период, когда ей не сиделось на месте.

– Расскажи... – Мари куталась в лиловый мех накидки, подтянув ноги на краешек стула. На него она не смотрела, взгляд тёмных глаз был устремлён в никуда.

Девушка-загадка. С Марибель – резковатой, хладнокровной и предсказуемой, ему было значительно проще. Она сумела одурачить его только один раз, и вот теперь вместо неё здесь сидела другая. Понять которую было куда сложнее, а поверить в которую оказалось куда легче. И он поверил, разрушая вековые заповеди своего братства. «На службу могут призвать тело, его силу и ловкость. На службу могут призвать ум, его знания и возможности. На службу могут призвать честь, её правила и границы. Никто не может призвать на службу душу. Душа гойдин служит только самому гойдин».

Мари призвала на службу себе его свободную душу. Эта служба договора не требовала, и в нём не нуждалась. Но Ассен больше не был свободен, до тех пор, пока не вернёт девушку туда, откуда привёл.

– Однажды, – начал он, уцепившись за воспоминания, как за спасительную нить, уводящую от тяжелых мыслей...

Марибель была в ярости. Снова. И всё бы ничего, но это был день окончания очередного Договора, а она самостоятельно решала, продлить его или нет, вот уже второй год. И второй год играла в одну и ту же игру... Но не на этот раз.