Я тинейджер

Глава 28

Как-то я прочитала в журнале, что у каждого сна есть скрытое значение. Например, сон, в котором ты бежишь на вершину холма, но никак не можешь на него взобраться, означает, что и в реальной жизни ты с чем-то не можешь справиться. Если снится, что выпадают зубы – ты в себе не уверена. Или беременна? Не помню. В любом случае, всегда можно спросить у того, кто занимается трактовкой снов и готов объяснить твои грезы.

Открыв глаза утром в сочельник, я лежу и гадаю, как бы мой сон объяснил профессиональный толкователь. Мне приснилось, что я заперта в вагоне поезда вместе с Моникой и Стефаном , и на каждой станции по громкоговорителю рассказывают какой-нибудь глупый случай из моей жизни. Например, вместо фразы: «Уважаемые пассажиры, мы прибываем на станцию такую-то», слышится: «Уважаемые пассажиры, а вы знали, что трусы Мии видело пол школы?». А Моника со Стефаном сидят через столик и безудержно хохочут. А когда я пытаюсь встать и уйти, они заставляют меня сесть на место. А потом сиденье подо мной превращается в пирог, и весь шоколад остается у меня на штанах.

Я сажусь в постели и зажигаю прикроватную лампу. Ненавижу сны. Ненавижу, когда они воскрешают в памяти все неприятные события и лица, о которых уже успела забыть.

Я беру с соседней подушки фарфоровую куклу и прижимаю ее к себе. Так непривычно снова думать о Монике и Стефане. Возникает идея зайти на Фейсбук и Ютьюб, чтобы узнать, обсуждают ли до сих пор то видео. Но, слава богу, я возвращаюсь в реальность и спрашиваю себя, нужно ли мне это. Особенно сейчас, когда прошлые неудачи отошли на второй план.

Я оглядываю комнату, и сердце сжимается от грусти. Сегодня мое последнее утро в Уолдорф-Астории. Я очень привязалась к этой комнате, как бы наивно это не звучало. Здесь моя жизнь превратилась в сказку. Здесь я поняла, что могу ее контролировать. Я решаю пофотографировать номер, чтобы навсегда сохранить в памяти связанные с ним эмоции.

Первым делом я фотографирую незаправленную постель, посреди которой на горе подушек восседает кукла. Потом я снимаю комнату с разных ракурсов и делаю несколько фотографий вида из окна. Брошенный на кресло плед – последний кадр, который будет мне напоминать о нашем с Ноем ночном разговоре при оранжевой луне. На душе становится легче: я посмотрела на комнату сквозь объектив камеры и перефокусировалась во всех смыслах. Моника и Стефан, школьная пьеса – все в прошлом. Я должна держать в фокусе свое настоящее – Нью-Йорк и Ноя.

Меня переполняет радость, и хочется танцевать. Я хватаю пульт и включаю телевизор. По MTV нон-стопом крутят рождественские мелодии. Я начинаю плясать под «Santa Claus Is Coming To Town» и останавливаюсь, только полностью стряхнув с себя неприятный осадок от кошмарного сна. Потом я падаю на постель и улыбаюсь своей кукле.

– Счастливого Рождества, – шепчу я ей, запыхавшись.

К всеобщей радости Эллиот этим утром как всегда весел.

– У меня созрел план, – шепчет он мне за завтраком. – Такой подлый, что суперзлодей Загадочник позавидовал бы.

– Что за план? – шепчу я, поливая блинчики кленовым сиропом.

– Называется «Десять способов испортить Рождество моим вредным родителям», – говорит Эллиот, сверкая глазами. – Когда я дойду до последнего пункта, они точно пожалеют, что я не остался с вами.

– Что же ты собираешься делать? – смеюсь я.

– Первый пункт: говорю, что бросаю школу и ухожу в хиппи. Второй: скажу им, что с этого дня отзываюсь только на свое хиппи-имя Дождевая Вода.

Когда Эллиот доходит до последнего пункта своего коварного плана («Скажу им, что влюбился в байкера по имени Хэнк из клуба «Ангелов ада»), мы прыскаем со смеху. Мама и папа прерывают обсуждение организационных вопросов предстоящей вечеринки и недоуменно смотрят на нас.

– Над чем это вы так смеетесь? – спрашивает папа с ухмылкой.

– Не уверена, что хочу знать, – говорит мама.

– Да, лучше вам об этом не знать, – отвечаю я и подмигиваю Эллиоту.

Закончив завтрак, мы оставляем вещи в отеле на стойке администратора и едем с Эллиотом в аэропорт.

Я волнуюсь за Эллиота, и когда такси заезжает в терминал, спрашиваю, не боится ли он лететь в одиночку.

– Честно говоря, я этому даже рад, – отвечает Эллиот. – Представь, каким я буду загадочным пассажиром. Все станут на меня смотреть и гадать: «Кто же этот юноша, летящий в Великобританию совершенно один? Что у него за судьба?»

– Так вот почему ты так нарядился, – смеюсь я.

На Эллиоте его любимый темно-серый винтажный костюм в тонкую полоску, блестящие ботинки, карманные часы на цепочке и кепка нью-йоркских «Янкиз». Немыслимым образом это сочетание смотрится на Эллиоте очень стильно.

– Буду по тебе скучать. – Эллиот сжимает меня в объятьях.

– Я тоже.

– Насладись этим курортным романом.

– Ну, как скажешь.

– Нет, правда, – Эллиот отстраняется и заглядывает мне в глаза. – Тебе надо развлечься. После всего, что ты перенесла.

– Спасибо. – Я едва сдерживаюсь.

– Как приедешь, расскажешь мне все подробности.

– Идет, – улыбаюсь я.

А потом объявляют рейс Эллиота. Я смотрю, как он уходит на посадку, и в душе борются два чувства: грусть из-за отъезда Эллита и радостное предвкушение грядущих событий.

– Ты как? – спрашивает папа, обнимая меня за плечи.

– Нормально.

– Сейди Ли только что прислала сообщение, – говорит мама. – Она пишет, что испекла шоколадные брауни и уже ждет нас.

У меня вибрирует телефон, и сердце радостно замирает, когда я вижу эсэмэс от Ноя.

Доброе утро!

Признавайся, какой из тебя декоратор елок? Н.

Я усмехаюсь и пишу ответное сообщение:

Мирового класса.

Три года подряд – чемпион по развешиванию шариков в своем городе. ☺

Всего три? Не густо. Но нам подойдет.

Поскорее приезжай, Переломный Момент.

Нам с Беллой нужна твоя помощь.