Я Вам любви не обещаю

Глава 16

Веру разбудил тихий перестук дождевых капель об оконное стекло и подоконник. Открыв глаза, девушка тотчас со стоном закрыла их вновь. Нестерпимая боль пронзила виски и затылок. Попытка перевернуться на другой бок, вызвала новый приступ мигрени. Стены спальни, балдахин над головой – все закружилось в безумном хороводе. События вчерашнего дня всплывали в памяти обрывками воспоминаний: тихий звон столовых приборов, смеющиеся темные глаза Бахметьева, пузырьки шампанского, лопающиеся на языке, быстрый задорный цыганский напев – все смешалось в голове, и невозможно было разобрать, где сон, а где явь. Было ли, не было ли? Полумрак экипажа, губы, чуть касающиеся ее виска и тихий шепот над самым ухом: «Mon coeur est. Mon ivre de bonheur». (Сердце мое. Мое хмельное счастье).

Верочка закрыла глаза, но сон уже покинул ее и не желал возвращаться. Оставалось только найти в себе силы подняться с постели. Но как то сделать, коли от малейшего движения головная боль грозит свести с ума? В двери спальни тихо поскреблась горничная.

- Entrez, - простонала Вера, переворачиваясь на спину.

- Барышня, его сиятельство пришли. Вас спрашивают.

- Который час? - с трудом села на постели девушка.

- Полдень уж, - повела плечиком Дарья.

- Как полдень! – спустила ноги с кровати Вера. – Одеваться немедленно. Хотя нет! Погоди! Передай его сиятельству, что я занемогла и принять его не могу.

- Георгий Алексеевич просили кофий подать в столовую и нынче ожидают вас там, - опустила глаза Даша, теребя в руках край белоснежного передника.

Вера сжала пальцами виски. Все правильно! Бахметьев здесь хозяин, и прислуга будет выполнять распоряжения того, кто ей платит. Ну что же, коли его сиятельству угодно ее видеть, она выйдет, только пусть не ждет, что ради него она станет прихорашиваться и наряжаться. Поднявшись с кровати, Вера покачнулась и ухватилась за спинку кресла. Замутило, липкая испарина выступила на лбу. Зажав рот рукой, девушка из последних сил рванулась в уборную. Так плохо, как нынче утром, ей еще не было никогда. «Боюсь только, поутру вы пожалеете о своей невоздержанности», - всплыло в голове предостережение Бахметьева. О, он, конечно же, знал, о чем говорил. Умывшись холодной водой, Вера вернулась в спальню. Дарья успела принести из гардеробной прелестное утреннее платье нежно-голубого цвета и ждала у туалетного столика с расческой в руках.

Покончив с утренним туалетом, Вера, с трудом переставляя ноги, направилась в столовую. Бахметьев, вольготно расположившись в кресле и жмурясь от удовольствия, пил кофе. При появлении Веры, граф поставил чашку на стол, поднялся и одернул мундир.

- Доброе утро, Вера Николавна. Прошу извинить меня за нежданное вторжение.

- Скорее уж, добрый день, - протянула ему руку Вера, тяжело вздохнув.

- Как ваше самочувствие? – едва заметно улыбнулся Бахметьев.

- Вы должны были остановить меня, - поморщилась Верочка.

- Видит Бог, я пытался, - усмехнулся Георгий Алексеевич. – Выпейте кофе. Вы обязательно почувствуете себя лучше, - налил он во вторую чашку густой ароматный напиток.

- Благодарю, - присела Вера на краешек стула. – Вас привело сюда только беспокойство о моем самочувствии?

Граф кивнул головой, окинув ее внимательным цепким взглядом. Вера и сама знала, что выглядит она из ряда вон плохо. Мертвенная бледность, разлившаяся по лицу, темные круги под глазами, трясущиеся руки и влажные от испарины виски.

- Я ехал на службу и решил заглянуть к вам.

- Ну, что же, коли вы убедились в том, что я все еще жива, хотя и не совсем здорова, может, вы оставите меня покамест?

- Прогоняете? – улыбнулся Бахметьев.

- Если угодно, да, - кивнула головой Верочка. – Мне бы хотелось остаться одной.

- Понимаю, - поднялся со стула граф. – Вера Николавна, - обернулся он в дверях, - ежели вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Визитку я оставил на столе, - откланялся Бахметьев.

Верочка осталась одна. Ей было слышно, как тихо переговариваются в передней Даша и Георгий Алексеевич, но слов разобрать она не смогла. Потом он ушел, хлопнула входная дверь, и квартира погрузилась в оглушающую тишину. Слышно было только, как тикают большие напольные часы в гостиной. Тик-так, тик-так, стучало в висках у Верочки. Надобно бы подняться и заставить себя дописать письмо к Тоцкому, которое начала накануне, но неимоверная усталость и хандра будто пригвоздили ее к месту. Письмо-письмо, мерно выстукивали часы. Взяв со стола карточку с золотым тиснением, Вера поднялась и, шаркая, как древняя старуха, направилась к себе в будуар. Письмо лежало там, где она его оставила вчерашним вечером. Перечитав еще раз начатые строки, Верочка со вздохом взяла в руку перо и склонилась над посланием.

Она не стала ничего скрывать и написала все как есть. Закончив, она помахала листом в воздухе, дабы побыстрее просохли чернила, торопливо засунула письмо в конверт и позвонила в колокольчик. Отдав письмо горничной, девушка еле доплелась до кровати и как подкошенная рухнула в постель, не раздеваясь.

***

Тоцкий нервно мерил шагами свой кабинет, не в силах заставить себя усидеть на месте. Его беспокойный взгляд то и дело обращался к человеку, расположившемуся в его собственном кресле и внимательно читающему письмо, что он получил не так давно от mademoiselle Воробьевой. Наконец, посетитель окончил читать, сложил послание и вернул его Тоцкому.

- Не понимаю вашей озабоченности, - поднялся с кресла мужчина.

- Не понимаете! – взвился Тоцкий. – Я вас предупреждал, что все это добром не кончится. Надобно было все рассказать ей, открыться, но вы решили использовать ее, оставив в неведении. Видите, к чему это привело!

- К чему? – невозмутимо поинтересовался мужчина. – На мой взгляд, подобное положение только нам на руку.

- Как вы не понимаете!? – негодовал Тоцкий. – Ее репутация отныне погублена. Вы ничего не сможете более добиться.

- Послушайте, Парфен Игнатьевич, не стоит так драматизировать. Ничего еще не потеряно. К тому же его сиятельство рано или поздно оставит ее, и она падет мне в руки аки созревший плод. Только я смогу спасти ее от позора и вернуть ей доброе имя. Лучше бы, конечно, рано, чем поздно, - добавил он. – Но я, думаю, что при благоприятном стечении обстоятельств это можно будет и ускорить. Во всяком случае, это я возьму на себя.

- Вы как хотите, а я умываю руки! – едва не взвизгнул Парфен Игнатьевич. – Завтра поутру я поеду к Уварову и все ему расскажу.

- Только посмейте, - угрожающе навис над Тоцким его собеседник. – Я десять лет жизни потратил на то, чтобы разыскать эту девицу и устроить все должным образом. Я приехал в ваше захолустье, как только получил вашу истеричную записку. Неужели я вам мало плачу? Да вы сами по самые уши увязли в этом деле! На каторгу захотели?! – прорычал он, схватив его за лацканы сюртука.

Тоцкий побледнел и отступил на шаг от своего vis-à-vis, вынуждая того выпустить из рук свой сюртук.

- Не горячитесь, mon ami, - пробормотал он. – Это я не подумавши сказал.

- То-то же, - улыбнулся уголками губ его собеседник.

Парфен Игнатьевич поежился под холодным взглядом серых глаз, поправил лацканы сюртука и шагнул к двери.

- Не желаете отобедать со мною? Я угощаю.

- С удовольствием, - взяв со стола свой цилиндр, мужчина проследовал за Тоцким в открытую дверь.