Дым от самовара кутается в ветвях старой сосны. Ночь огромной чёрной кошкой крадётся по саду. Млечный путь серебрит ей спину. Дачи спят. Пора и мне, но тени прошлого толпятся вокруг и не отпускают. Я узнаю их. Я чувствую их прикосновения. Я улыбаюсь им. Улыбаются ли они мне в ответ? Я не знаю. Никто не знает…
Брат любил меня пугать. Он знал, что я его никогда не выдам. Он делал это не со зла. Просто он видел то, что не видели другие и рассказывал об этом как мог. У него хорошо получалось.
- Слышишь, - говорил он, когда родители укладывали нас в доме, а сами шли обратно в хозблок, чтобы хоть немного побыть наедине после «дачного отдыха».
- Нет, - съёживался я на своей кровати. – Я ничего не слышу! Там нет ничего! Хватит!
- Вот же, сейчас, - продолжал он тем же вкрадчивым голосом. – Слышишь?.. Прислушайся… Ну же…
Я слышал только бешенный стук своего сердца и умолял его остановится, но брат был непреклонен.
- Вот, опять!.. Слышишь?..
Я мотал головой, однако мягкое наваждение его голоса уже окутывало меня. Я затихал и начинал прислушивался к звукам колдовской ночи за окном.
- Слышишь?.. – настойчиво шептал брат.
- Слышу.
- Что это?..
- Это яблоки. Они созрели и падают на землю. Одно за другим. Просто яблоки.
- Не-е-ет… - улыбался брат. – Это не яблоки… Разве яблоки могут так падать?..
- А что же это тогда?
- Это шаги… Слышишь?.. Топ-топ-топ… Кто то бродит по нашему саду…
- Нет!
- Да… Выгляни в окно и сам увидишь…
- Я не хочу! Хватит! Давай спать!
- Тихо, тихо, а то он услышит… - шептал брат. - Он всё слышит… На пустошах всегда трава шумит, но он всё равно всё слышит… Ты лучше лежи тихонько и молчи… Он походит-походит, да и уйдёт… Просто он любит гулять осенью… Бродить меж домов…Заглядывать в окна… Точно не хочешь на него посмотреть?..
- Нет!
- Тогда я посмотрю…
- Не надо!
- Так ведь там же нет никого… - смеялся брат. – Это же просто яблоки падают в нашем саду… Разве нет?..
- Не надо. Не высовывайся. Мама наругает!
- Мама не увидит… Никто не увидит… Я осторожно…
Брат соскальзывал со своей кровати и на цыпочках крался к окну. Я накрывался одеялом с головой, но через маленькую дырочку подсматривал, как он отодвигает уголок шторы и пристально смотрит на улицу.
- Ну? Ушёл? – не выдерживал в конце концов я. – Скажи, что ушёл!
- Нет… - качал головой брат. – Не ушёл…
- А где он? Что он делает?
- Он в саду… Стоит между яблонь… Когда он не шевелиться, его и не видно… Но он там… Я знаю, как его заметить…
- Как?
- Это легко… Если ветер дует… Ветер дует - ветви качаются… А там, где не качаются, там он…
- А сейчас дует?
- Дует…
- А ветви качаются?
- Качаются… - шептал брат и мне казалось, что он плачет. – Ветви качаются… Но не все…
Но потом он уходил и всё заканчивалось. Брат ложился в кровать и мы болтали о всякой всячине. Он правда не был злым. Когда он меня не пугал, то рассказывал всякие интересные истории. Про пиратов, про сумеречное царство, про подводные города. Брат умел рассказывать. Все истории он придумывал на ходу и я никак не мог понять, где кончается правда и начинается вымысел.
- Ну, что, спать… - спрашивал он потом.
- Спать, - зевал я.
- А завтра на рыбалку?..
- На рыбалку.
- Тогда отбой…
- Отбой. А он точно не вернётся?
- Нет, - уверенно говорил брат. – Сегодня он точно не вернётся… Он ушёл обратно…
- На пустоши?
- На пустоши…
- Он там живёт?
- Да… Там его дом…
- А почему же он тогда сюда приходит?
- Никто не знает… - бормотал брат, погружаясь в сон.
- Никто-никто?
- Никто-никто… Спи…
И он засыпал, легко и безмятежно, как спят послушные дети, а я не мог. Я подолгу лежал в темноте, дожидаясь когда вернутся родители и только когда они укладывались закрывал глаза. Но перед этим, с замиранием сердца, я вставал и тихонько подходил к окну. Осторожно отодвинув краешек шторы я подолгу смотрел на чёрные силуэты деревья и мне казалось, что я вижу само зло прогуливающееся меж изогнутых ветвей.
На утро я первым делом бежал в сад. Я сосредоточенно бродил среди тронутых синим лишаём стволов, делая вид что собираю яблоки. Крупные, тяжёлые, влажные от росы они одуряюще пахли соком и ранней осенью. Я набирал их сколько мог и относил на кухню, а потом спешил обратно. Родители были рады. Брат с улыбкой следил за мной из окна. Он знал, что на самом деле я ищу следы.
- Нашёл?.. – спрашивал он меня после завтрака, когда мы с удочками шагали к небольшому лесному озеру в полукилометре от дома, где водились толстые и ленивые золотые караси.
- Нет, - мотал головой я. – Там ничего нет. Только яблоки.
- А ты всё проверил?..
- Всё.
- Всё-всё?..
- Всё-всё!
- И за домом посмотрел?..
- И за домом. Ничего.
- Это хорошо… - говорил брат со странным облегчением. - Это очень хорошо… Так и должно быть…
- Но ты же сам говорил, что там кто-то был, – удивлялся я. - Ведь был?
- Был… - кивал он. – Конечно был… Он любит наш сад…
- Почему?!
- Не знаю… Никто не знает…
Мы шагали дальше. Последние полоски тумана сползали с дач на болота. Солнце поднималось над макушками берез. Где то сигналил автомобиль. Дачи оживали.
- А он в дом войти может?
- Нет… Не может…
- Даже если дверь открыта?
- Даже если открыта…
- А почему?
- Такой уговор… Ему нельзя в дом, а людям - на пустоши…
- А этот договор нельзя нарушить?
- Нельзя…
- Точно?
- Точно…
- Только ты всё равно не вздумай ночью дверь открывать!
- Не буду… - улыбался брат.
- Клянёшься?
- Клянусь…
Расхрабрившись, я задавал последний вопрос, на который – я знал это наверняка - ответа всё равно не будет.
- А он страшный?..
Вода в озере была чёрной и блестящей, словно гранитное надгробье. Желтеющие берёзовые листья щедро устилали его поверхность. Они медленно кружились в такт какой-то печальной музыке, но как только я улавливал её мелодию она менялась. Брат тоже её слышал. Его тонкая рука часто двигалась ей в такт, никогда не сбиваясь. Этим он всегда отличался от меня.
- На наше место?
- Давай…
Обычно мы удили в дальнем конце озера, в узкой протоке между берегом и крохотным полузатопленном островком. По весне на нём устраивали свои гнёзда крупные визгливые чайки. Завидев людей они взмывали в небо и кричали до хрипоты, пока наконец не успокаивались и не садились обратно. Но стоило нам шевельнуться, как он вновь начинали галдеть и кружиться над нашими головами. Я никогда их не любил.
Весь берег был покрыт густым пружинистым серо-зелёным мхом. На нём - россыпь ещё белесой клюквы. Закинув удочки мы устраивались на «диване» - большой мягкой кочке и тянули руки к ягодам. Они были твёрдые и горькие, но мы всё равно рвали их и грызли как орешки, затем сплёвывали и тянулись за новыми.
- Хочешь посмотреть на себя другого?.. – неизменно предлагал брат, если клёва долго не было.
У меня замирало сердце. Я что есть сил мотал головой.
- Ладно… - понимающе кивал брат. – Хорошо…
Он знал, что в конце концов я соглашусь и никогда меня не торопил. Мы немного молчали, а потом он говорил в пустоту:
- Только нужно долго смотреть… Прямо себе в глаза… И не мигать…
- Совсем-совсем?
- Совсем…
- А если мигнуть?
- Тогда ничего не получится…
Брат умолкал и задумчиво смотрел на поплавки.
- А он не схватит?
- Нет… - качал головой брат. – Не схватит… Только воды не надо касаться…
- А если коснуться?
- Тогда дело плохо…
- Даже если совсем чуть-чуть?
- Даже если чуть-чуть…
- Даже случайно?!
- Даже случайно…
- Тогда я не буду!
- И не надо… - снова кивал он. – Не всем надо другого себя видеть… Только некоторым…
Молчание. Кружение. Тишина. Пряная горечь на губах.
- А ты его видел?
- Видел…
- А сколько раз?
- Много…
- А воды касался?
Но брат ничего не отвечал. Он просто вставал и шёл к брегу.
- Не надо!
- Всё хорошо… - успокаивал Брат. - Не надо бояться… Это не страшно… И шуметь не надо… Он не любит шума...
Он медленно опускался на колени у кромки воды и склонялся к её зеркальной поверхности так низко, что едва не касался её губами. Его движения были спокойными и плавными, точно он сам был тягучей стылой осенней водой, готовой стать льдом. Его взгляд был прикован к своему отражению. Чуть помедлив, он медленно убирал руки за спину, точно складывал крылья и замирал.
И я замирал. И лес вокруг. И плывущее вверху и внизу небо. И печальная мелодия кружившая хоровод опавших листьев на гранитной воде. Лишь смерть не останавливала свой ход. Она смотрела на нас пламенеющими глазами осени и моё сердце трепетало.
Парализованный страхом и восторгом я не смел вздохнуть, боясь вспугнуть разворачивающееся на моих глазах таинство. Моё дыхание замирало. Кровь стыла. Минута умирала за минутой. Мир сворачивался в тугой комок в центре которого бездонным космосом зияла чёрная дыра дьявольского озера. Невероятное напряжение росло, но брат не шевелился. Только его лицо постепенно менялось, будто бы он видел нечто поднимающееся к нему из потусторонних глубины. Видел другого себя…
В какой-то момент, когда я уже едва не лишался чувств, он вдруг отстранялся от воды, быстро вставал и не оглядываюсь шёл ко мне. Его глаза были прозрачны и спокойны.
- Попробуешь?..
Мой язык присыхал к нёбу. Я кивал, поднимался и на ватных ногах шёлк тому месту, где влажный эшафот мха ещё хранил отпечаток его тела.
- Не бойся… - говорил он. – Это совсем не страшно… Просто смотри и не мигай… Просто смотри…
И я смотрел, смотрел, смотрел кошмарным немигающим взором в свои же переполненные ужасом глаза и видел, чувствовал, знал! - что там, под моим застывшем на траурной воде ликом, скрывается кто-то ещё… Он поднимался ко мне из тёмных глубин заколдованного озера, всё ближе и ближе, и его глаза были черны как ночь, а уста горьки как полынь…
Я отскакивал от воды точно дикий зверь от огня, и попадал в руки брата. Он крепко обнимал меня и успокаивал. Он умел успокаивать. Когда он этого хотел от него шло тепло. Он будто бы захлопывал одну дверь души и открывал другую, и всё оживало.
- Испугался?.. – шептал он успокаивающе.
- Немного.
- Это ничего… - улыбался он. – Это пустяки… Я тоже боюсь…
- Правда?
- Правда… Я очень часто боюсь…
- Зачем же ты тогда всё это делаешь?
- А ты разве не знаешь?.. – спрашивал брат.
- Нет, - очень серьёзно отвечал я.
- Вот и я не знаю… - смеялся он.
- И никто не знает? - улыбался я.
- Никто-никто… Ну, что, домой?..
- Домой.
- Вот и хорошо…
Мы сматывали удочки и брели назад, оставляя печальную песню осени за спиной. Брат шёл впереди, высокий и сутулый, а я мельтешил следом.
- А ты правда его видел?
- Правда…
- И сегодня видел?
- И сегодня…
- И какой он?
- Другой…
Мне снова казалось, что брат плачет. Лес плыл мне навстречу - большой, задумчивый и молчаливый. Он как мой брат. Я улыбался ему. Гладил тонкие ветви. Касался последних листьев. Моё сердце неожиданно переполнилось ликованием.
- А может ты всё сочиняешь?! – крикнул я звонко и озорно. – Может это всё враки, а?!
- Может… - легко согласился брат. – Конечно враки!..
- И нет там никого, в пруду, - радостно кричал я и эхо билось пленённой птицей. - И в саду нет! И на пустошах! Нигде!
- Нет… - смеялся брат. – Никогошеньки нет… Нигде… Только ты и я!.. Побежали?..
Мы неслись по узкой тропинке на перегонки, пока оба не задохнулись и не повалились на пожухшую траву. До дома рукой подать, но мы не торопились. Руки раскинуты, глаза в исполосованное самолётами бледное небо.
- Какой хороший день… - шепчет брат. – Удивительный день… В такой день не страшно и…
Он осекается и замолкает. Его глаза чисты. Тонкая рука следует печальной мелодии. Он улыбается нежно и тонко. Теперь хочется плакать мне.
Я вспоминаю, как однажды я сильно поранил ногу на прогулке и он нёс меня домой через поле. Было очень жарко, страшно хотелось пить и трава пахла одуряюще. Я обнимал его за шею и видел, как на неё сел огромный слепень. Я попытался его сдуть, но он всё не улетал, а потом я почувствовал, как брат вздрогнул от укуса и во мне что-то оборвалось.
Брат не остановился и не отпустил меня, чтобы не терять времени. Он даже не попросил меня согнать слепня, потому что знал, что я их ужасно боюсь. Он просто продолжал мерно шагать вперёд, сквозь испепеляющий зной, бережно прижимая меня к себе, а я беспомощно смотрел, как жирный слепень медленно наливается его кровью.
Когда он улетел я заплакал. Я ненавидел себя жгуче и яростно. Я желал себе смерти. Я не мог дышать. Брат шептал мне что-то успокаивающее, но от этого становилось только хуже. Я сжимал его в своих объятьях как последнего человека на земле, понимая, что никогда не прошу себе этого малодушия, этой боли, этого предательства. Никогда… Неужто уже полвека прошло с того дня?