Ядовитая Роза

Пролог

Василиса Огнеславская

Ядовитая Роза

Моей лучшей подруге Виктории и преданной читательнице Ани посвящается…

Приходит день, приходит час,

Приходит миг, приходит срок

И рвётся связь,

Кипит гранит, пылает лёд,

И лёгкий пух сбивает с ног,

Что за напасть.

И зацветает трын-трава,

И соловьём поёт сова,

И даже тоненькую нить

Не в состояньи разрубить

Стальной клинок.

«Песня Волшебника» из к/ф «Обыкновенное чудо».

Пролог

Из ночи в ночь его мучает одно и то же жуткое видение; оно подползает незаметной скользкой змеёй и спустя миг безраздельно завладевает всем его существом. Это случается всякий раз, когда на верхнем этаже замка, в небольшом, но уютном кабинете директрисы, расположенном прямо над его спальней, звучит музыка.

Lacrimosa dies illa
Qua resurget ex favilla
Judicandus homo reus.
Huic ergo parce, Deus:
Pie Jesu Domine,
Dona eis requiem. Amen.

Мужские и девичьи голоса с искренней скорбью выводят горькие слова о Страшном суде и покаянии – понятиям, столь далёким для него и потому совершенно чуждым, непонятным… Да и сами слова, вплетённые чёрной траурной лентой в это пение, он не понимает – он совершенно не знает латынь. Хор девушек тянет верхние ноты, и под крещендо оркестра он видит перед своим мысленным взором пугающую картину.

Берн – его родной город, только совсем иной, чем в его время, близкий и чужой одновременно. Посреди центральной площади (Bundesplatz) стоит деревянное сооружение из потемневшей от времени осины, один вид которого внушил бы ему ужас, если бы он был в курсе, для чего оно предназначено. Это – эшафот. На нём, скрестив руки и озирая площадь, застыл мужчина в красном колпаке с прорезями для глаз; вокруг эшафота собралась разномастная толпа, выкрикивая проклятия в адрес ведомой к палачу девушки.

- Hexe! Drecksau![1] – кричат люди; некоторые, особо наглые, пытаются прорваться вперёд, только для того, чтобы заглянуть в лицо девушки, посмотреть, плачет она от страха или нет.

В стороне от толпы и эшафота стоит молодой человек всего несколькими годами старше, чем он сам; лицо этого юноши уже в который раз приковывает его внимание – холодное, недоброе. Змеиное.

На казнь юноша смотрит с таким вожделением, словно вместо эшафота видит перед собой обнажённую красавицу; острый кончик его языка высовывается из щели змеиного рта и сладострастно облизывает тонкие губы. Внезапно молодой человек словно догадывается о его присутствии и устремляет прямо ему в глаза свой холодный, злобный, как у самого Дьявола, взгляд.

Сердце колотится в грудной клетке пойманной птицей, в груди всё леденеет, точно он лежит на снегу; музыка наверху на миг становится громче и так же неожиданно смолкает. И столь же внезапно видение уходит, оставив после себя сковавший всё его тело холод и неприятное ощущение чужого, полного холодного презрения взгляда. От этого ощущения будет не так-то просто отделаться…

[1] Ведьма! Сволочь! (нем.)