Ягода таварона

Глава 1

Лодка пахла немного смолой, немного свежим деревом и очень сильно – рыбой. Гунни привычно поморщил нос и забросил кожаное ведёрко за борт, набирая воды. Хоть сегодня отец и не брал его на промысел из-за приключившейся хвори (подумаешь, всего-то пару дней назад поднимался жар, сейчас-то силы вернулись), но отдавать почётную обязанность отмыть судно перед новым визитом к Эймиру Гунни не собирался никому. Тут ведь как: только доверь это дело наёмному работнику – мигом всё испортят. Плохо помоют палубу или трюм, забудут перевернуть охранный камень или не сменят веточки чернобыла развешенные на бортах. Всего одна оплошность и – всё, не примет морской владыка таких гостей и рыбы не даст, а то и самих на корм тем самым рыбам пустит. Уход за морским конём требовал не меньшего усердия, чем за конём сухопутным. Будущий глава рыбацкой артели многозначительно хмыкнул себе под нос, выплеснул воду на палубу и взялся за скребок. Впереди было много работы.

Закончив развешивать ароматные пучки эймировой травы, Гунни оглядел свою работу придирчивым взглядом и довольно улыбнулся. Всё было безупречно. Вот теперь можно и на обед. Гунни перепрыгнул на мостки, привычно игнорируя широкий дощатый трап, и направился мимо ряда стоящих на берегу лодочных сараев к общинному двору.

Он проходил мимо ботхуса Смуглого Коля, когда услышал за спиной громкое сопение, и уже хотел обернуться, но не успел.

- Эй! Не смей подходить так близко, от тебя несёт тухлой рыбой!

Сильный толчок в спину заставил Гунни сделать три быстрых шага вперёд чтобы не упасть.Он обернулся и зло ощерился. Позади стоял Снор, здоровенный детина двенадцати лет, он был на полголовы выше Гунни, да и в плечах явно пошире, но это не особо заботило. Снор был всего лишь третьим сыном Хрута-земледельца, у Гунни же прапрадед, по словам старика Ода, служил в дружине самого ярла. Правда скрюченная годами бабка Мия утверждала, что дедом Ода был нерадивый конюх, которого ярл отправил сюда за провинность. На эти слова Ода только смеялся и говорил внуку, что старая Мия просто злится на него за то, что в молодости красавец Ода её охмурил и не пожелал жениться. Так что Гунни решил верить деду, да и вести свой род от человека ярла ему было явно приятнее, чем от опального конюха.

- Не распускай руки, свинопас, они испачканы свиным дерьмом! – выкрикнул Гунни и бросился на обидчика.

Со Снором они дрались столько же, сколько Гунни себя помнил. С чего всё началось, и кто был виновником первой стычки, сейчас, наверное, не смогли бы сказать ни он, ни его противник. Возможно, вечно побиваемый старшими братьями сын землепашца пытался выместить всю скопившуюся злость на более слабых, а может, просто Гунни не взлюбил этого задаваку из Пинга, но каждая встреча этих двоих заканчивалась непременной дракой до кровавых соплей.

У Снора были длинные руки, но сын рыбака был ловчее и успел поднырнуть под размашистый удар противника. Гунни схватил неприятеля за уши и начал гнуть того к земле. Снор дико заорал и попытался освободиться, но Гунни не отпускал. Тогда Снор стал осыпать его ударами по бокам. Гунни терпел и продолжал тянуть противника вниз. И у него почти получилось, но, когда Снор уже начал сдавать, один его случайный удар попал Гунни под дых. В глазах славного потомка ярлова воина потемнело, воздух никак не хотел пролезать в лёгкие, он разжал руки. Снор смог освободиться и толчком отправил Гунни на землю.

- Вот… так… тебе… тух… ля… тина… - задыхаясь, пропыхтел он.

Гунни скорчился на траве и пытался вдохнуть.

- Что за возня у вас тут, мелюзга? – из-за сарая, опираясь на костыль, вышел Одноногий Бирн. Калека осмотрел место битвы и ухмыльнулся в бороду.

- Развлекаетесь? Это правильно. Но не своевременно! Эй, Гунни, тебя там матушка искала, так что советую поторопиться.

Бирн одной рукой поднял поверженного героя, встряхнул и поставил на ноги.

- А ты, малец, беги до Хрута и передай, что ежели он селёдку не в собственных горстях солить собирается, то пускай вечером ко мне зайдёт. И, это… пускай пиво своё несёт, моё мы вчера всё выпили.

Снор покосился на Гунни, кивнул и побежал к старому общинному дому.

- Ну, отдышался? – всё также ухмыляясь, спросил Одноногий. – Тогда дуй обедать, старшие уже закончили.

Он развернулся спиной к Гунни и исчез недрах лодочного сарая.

Одноногий Бирн был чужаком, появившимся в Венреборе года три назад. Его привёз с собой торговец рыбой Толстый Гнуп. Купец как всегда скупил всю засоленную рыбу, оставил взамен пустые бочки, соль и отбыл обратно в Гард, а Бирн остался. Осень он прожил в лодочном сарае Ове Трески, а на зиму перебрался в общинный дом. С тех пор каждую весну Одноногий селился в чьём-нибудь пустом ботхусе, а на зиму возвращался в людское жильё. На жизнь Бирн зарабатывал починкой и изготовлением бочек для засолки сельди, хотя сам он всегда утверждал, что настоящим бондарем не является и просил его так не называть. Одноногий был большим любителем пива или браги и часто проявлял чудеса находчивости в поисках сих напитков. Впрочем, никто из деревенских ни разу не видел его мертвецки пьяным, Бирн всегда знал свою меру и лишнего не пил. На подначки местных любителей хмельного Бирн как то ответил, что напившись однажды в стельку, он утром не обнаружил на месте свою ногу. Говоря это, шутник криво улыбался и похлопывал рукой по культе левой ноги.

- Пропил йотунам в Свангерфьорде!

Тётка Сольвейг рассказывала матушке, по большому секрету, конечно, что в молодости Бирн был в дружине ярла, не местного, а далеко на юге, потерял ногу в бою и ушёл со службы. Сам Одноногий подобные сплетни не подтверждал, но и не опровергал. Однако, когда муж Сольвейг, дядька Виннюс, решил с друзьями проучить заезжего ловеласа, Бирн взял топор и сказал, что он готов выслушать претензии Виннюса, но если их компания не разойдётся, то он зарубит и самого рогоносца и его помощников. И Одноногому поверили.

Гунни зашёл под навес летней кухни и уселся на лавку у самого края большого стола. За столом уже сидело большинство детей и женщин деревни, мужчины уже отправились по делам. Гунни с тоской подумал о том, что за мужской стол ему не попасть ещё года два, а то и все три. Неожиданно кто-то прижался к его левой руке, заставив вздрогнуть от неожиданности.