Яки

Яки

Вообще, забавно. Только что тебя били, били ногами, били камнями, просто палками, били по голове, по ребрам, в живот. И вдруг.  Вдруг, ты открываешь глаза, и у тебя ничего не болит, а сам ты лежишь в комнате, а не в подворотне и не в больнице, потому что стены в обоях, пусть дранных и невзрачных, но в обоях, а не в керамических плитках или окрашенных противным цветом стеновых панелях. То есть не в больнице. Вот и чудненько. Но память штука странная, возвращает обратно в подворотню, где тебя бьют. За что? Ничего не обычного, банальнейший гопстоп. Это когда тебя бьют за материальные ценности, пытаясь их у тебя забрать, а вот сам ты им совершенно не интересен. Мешок, фраер, терпила, чувачок с  сумкой, клиент. А в сумке – инструменты, один к одному подобранные, а потому – дорогие. Не дороже денег, конечно, а все же. В кармане лежат деньги, только что полученные за работу. Дома ждут тебя жена  с сыном. Ты идешь усталый, но довольный. Копеечку срубил. Весь день впахивал, что твой Папа Карло, зачищая стены, подмазывая и размазывая, готовил клей, мазал обои и аккуратно стык в стык, по периметру комнаты, на стуле и со стула, в одиночку, потому что помочь некому. Такая работа, что делать. Зовут, чтоб сделать красиво. Тут много секретов, нюансов, примочек разных. Ладно. Заплатили тебе хорошо, Ты доволен. А тут. Спортивные ребятки, молодые, кровь с молоком, но мозгов нет. Кулаки есть, желание посетить кабак с кралями, небрежно расплачиваясь за все, тачку прикупить, мотоцикл. Это  у них есть, а работать оне не хотят. Это скучно. Вот и совмещают свое желание с невозможностью работы иной. Красиво взяли, это не отнять. Пропустили вперед, мол, иди, мы люди мирные, а потом в спину «не скажете, как пройти в библиотеку», и под белы ручки с двух сторон, и тут же прямыми в голову и  по голове, и рядом с ней. Боксер, мать. Кто – то рвет с тебя сумку, кто  - то шарит по карманам, кто – то справа, кто – то слева, кто – то шухарит. Всех делов на пять минут, зато потом – и кабак, и все остальное. Приятно вспомнить. Мешок же, даже дернуться не успел. В моем случае успел. Дернулся. Коленом в пах одному, что слева, по колену другому, что справа, стряхнул их, собак, и в челюсть гребаному боксеру. Успел, потому что привык голову наклонять к груди и его удары, хоть сильные, но по самой твердой кости человека попадали, а он не успел и я попал куда надо. Только вот сумку я пожалел скидывать, уперли бы сразу, а надо было бы. Надо. Тогда может и успел бы. А так пока разворачивался к этим шакалам, да отмахивался от них, получил камнем по затылку и поплыл. Не уследил. В голове от ударов гудело, пусть и по кости, да удары же, а не поцелуи. Вот и недоглядел. А как поплыл, так и все. Ворочался, правда, как медведь от собак отмахивался. Да что толку – то? Наловил плюх, упал, поднялся, поймал, ответил, упал еще раз. Во второй раз подняться уже не дали, единственное, что смог, это икроножную мышцу прокусить, ту, что поближе была, что поймал, а там и все. И вот – проснулся в комнате, какой – то, целый и невредимый. Забавно, нет?

Вообще, кто бы знал, как я к ним отношусь. Ко всем. Ко всей этой мрази, живущей по «законам и понятиям». Какая разница между ними всеми? Какая? Никакой. Чем лучше ублюдок, рвущий с ушей золотые «цацки», ублюдка насилующего попавшуюся случайно школьницу? Ничем. Или вор, который ограбил «богатую» квартиру, вора ограбившего пенсионера, ветерана и просто старого человека? Тоже ничем. Тоже мне, Робин Гуд помоечный. Господь рассудит всех, когда нужно будет. Каждого. Позеры. Понятно, что в тюрьме, где таких тварей много, случайного человека размазывает. Звереют там, в тюрьмах. Потому что жить там приходится по законам стаи, а не по – божескому или человеческому естеству. Где за неосторожное слово или движение можно конкретно попасть во все тяжкие. По слову «пахана». По стуку. По злой воле власти, что красной, что синей. Где твою судьбу определяет твое незнание и неосторожность больше, чем что – то другое. И случайность. Куда без нее? Вот. Мне в тюрьму нельзя. Плохо кончится. Для меня, понятно. Ну, может еще для кого. Потому что – мы с этими седельцами похожи кое в чем. Я тоже могу убить. Вполне осознанно и беспощадно. Прежде всего - по отношению к себе. То есть, не щадя живота своего. Только вот спусковой крючок у меня другой. Не бабки и не понты дешевые. А унижение и издевательство над человеком, над его сутью. Особенно, если ребенок или кто – то безответный, беспомощный, слабый. Женщина, старик, инвалид, дурачок. А зло я хорошо запоминаю и умею терпеть, ждать момента, готовить его, этот момент. Так что. Без вариантов. Кранты мне в тюрьме. Поэтому и не хочу. И еще вот что – скотоложество это их вонючее, все эти «понятия» про «опущенных» и за что «опущенных». Скотство это безбожное. Эти, пострадавшие, значит, пидоры, а те, кто их «опустил» херувимы, конкретные пацаны, живущие по «понятиям». А я уверен – такие же пидорюги, как и те, кто на свободе этим занимаются. Скоты. Кстати, для них «мужик» - это оскорбление. Аристократия, мать. «Я – вор». Что означает только одно – не мужчина, а говнюк, готовый причинить страдание и боль кому угодно за копейку. И чем больше причинил в своей жизни, тем больше его «авторитет». Вот и весь разговор. «Понты» это. Фиглярство.

Ничего забавного. Потолок  в трещинах, Обои в елочку. Диванчик. Где – непонятно. И пить хочется, и обратное – тоже. Странная штука, хочется пить – пьешь, потом - обратное, потом - снова хочется пить. Зачем нужно гонять воду туда – сюда? Как хорошо было бы – залил воду, как в бак, и поехал, кончилась, еще залил. А так – магия, какая – то, вода превращается в отходы, в продукт жизнедеятельности. Ладно. Делать нечего – встаем. Ох, что – то художественно, и сильно. Замутило сразу, а в глазах поплыло. Нет. Сидеть, товарищ Цукерман, сидеть. Дышать. Медленно, со вкусом, на счет. Туда и обратно. Как воду. Фу. Ну, фу – не фу, а жить как – то надо. Еще раз. Так и продолжаем. До прояснения.