Янлин и дремлющий дракон

ПРОЛОГ

Который час ищу
слова к исходу дня,
но ночь нема…

…начало апреля, через четыре месяца после освобождения Одасо.

– Госпожа, прикажете открываться?

Джилла-Монк стояла на балконе и вглядывалась в узкую полоску горизонта, видневшуюся в рукотворном ущелье между деревянных зданий. Дважды в год, весной с началом цветения вишни и осенью в конце листопада, солнце несколько дней подряд садилось точно над улицей, прошивая ее золотыми нитями заката. Та-Джилла оглянулась на помощницу и кивнула:

– Да Синк, сейчас спущусь.

Солнце махнуло на прощанье огненно-алым рукавом, мол, не скучайте, дожди – это тоже красиво, и провалилось в громаду темных облаков на горизонте.

«Красиво», согласно вздохнула Джилла-Монк и зажгла висевший справа бумажный фонарь. Розово-лиловый свет озарил ее усталое размытое лицо тронутое морщинами.

Внизу старик сметал лепестки к обочине и бережно укладывал их в двойные спирали, следуя традиции рисовать обережные узоры для весенних свадеб. Он не обращал внимания ни на резко сгустившуюся темноту, ни на потяжелевший в преддверии дождей воздух. Старика, похоже, даже не волновало, что отменили самую главную свадьбу, которую вся страна столько месяцев ждала с замиранием сердца. Он мирно мёл и тихонько подпевал себе под нос.

А ведь что-то случилось там, в небесном дворце, и народ хмурился, охваченный тревожным ожиданием. Волна противоречивых слухов, словно розовое облако лепестков вишни, накрыло столицу, проникая в каждый дом.

Кто-то говорил, что свадьбу всего лишь отложили, кто-то уверял, что всё отменили, а птичку Янлин сослали из дворца. Третьи отмахивались,  мол это все из-за смерти Ясагая-кхаина, вот выберут следующего верховного жреца и назначат новую дату свадьбы. Что-то долго выбирают, не к добру это, ворчали в ответ старики, собирающиеся около тик-кудула[2] с тлеющими трубками. Они качали седыми головами и поминали недобрым словом комету, принесшую на своем хвосте столько бед.

Джилла-Монк не вслушивалась в сплетни. Ей важен был лишь сам факт – императорской свадьбы этой весной не будет. И выходит зря она купила место на балконе дома в Альховой аллее, чтобы любоваться шествием, зря заказала на последние деньги парадное кимоно с вышивкой у та-Кентоси.

Зря ходила во дворцовые парки полюбоваться из-за ограды, разделяющей публичную часть и закрытую, на гуляющую пару – Джантара и Янлин.

И самое обидное - они были еще прекрасней, чем на картинах, что теперь продаются в каждой лавке.  В их паре был удивительный покой дремлющей силы. Высокий исполин в черном мундире, твердый и несокрушимый, словно железо, готовое в любой момент раскалиться до красна да выжечь все вокруг. И хрупкая, едва достающая ему до плеча Янлин, в роскошных алых одеждах. Идеальная красота, невозможная, словно из другого мира: матовая белизна кожи, лоск черных волос, тонкие правильные черты, дышащие неземным покоем и невинностью.   

Распустившийся чудный цветок в объятиях величавого черного дракона. От вида их пары внутри разливалось странное ощущение надежды, острой, жгучей, до слез. И Джилле-Монк казалось, что теперь все будет хорошо.

Тем обиднее было узнать, что свадьбы не будет.

Может, правы старики, и огромная комета, пролетевшая над столицей в канун Длинной ночи с оглушающим грохотом, являлась зловещим предзнаменованием?

Всевидящая Гун-Гуль кричала с порога своей лачуги, что это тень дракона покинула мир, погрязший в пороке, и забрала с собой остатки магии. И так хотелось одернуть ее, чтобы не болтала попусту… но ощущение потери окутывало страну плотным покрывалом, расшитым беспомощностью и тоской.

Исчезла из парка небесная пара Джантара и Янлин.

Покинул свой престол в доме богов верховный жрец Ясагай-кхаин, и, поговаривают, скончался в страшных муках.

По стране прокатилась волна странных смертей и катастроф, несколько дней сбоили порталы. Перестали работать многие артефакты, даже дорогие игрушки-сьяринты стали расползаться словно прошлогодняя слива.

Джилла-Монк грустно улыбнулась. Разве это не красиво, что вся страна маялась в тревожном ожидании чего-то ужасного, пока она сама готовилась к смерти. Хозяйке дома цветов нравилась мысль, что ее жизнь вписана в огромный мир и значима. Нравилось ощущение «неслучайности». Хотя она и понимала, что это все лишь иллюзии. Но разве умирающая женщина не может позволить себе иллюзии?

Например, веру, что весна в этом году такая поздняя и такая медлительная специально для нее – чтобы та-Джилла успела рассмотреть каждый поворот ее чарующего танца. Как просыпается земля, переполненная зимней влагой. Как по-детски беспечно набухают поздние почки. Как щедро плачут вишни розовыми слезами.

Весна. Красиво и странно грустно.

Джилла никогда раньше не замечала эту хрупкую насыщенность момента. Проданная отцом в публичный дом, она с ранних лет училась выживать. Какая ирония, бордели называют домом цветов, но разве хрупкие лепестки способны вынести все тяготы жизни женщин для утех? Способны сохранить чистоту и свежесть в атмосфере ненависти, холода и жестокого обращения?

А Джилла-Монк не только выжила, но создала собственный цветник на улице Розовых фонарей. Под ее твердой рукой распускались самые дорогие бутоны, изумительно сочетающие в себе похоть и благопристойность, порочность и изящество любви.

Череда любовников, смерть сына на войне, предательства и интриги, свойственные этому бизнесу -- ничего не изменяло заведенный порядок налаженного дела. Пока лекарь однажды не дал имя нарастающей боли в груди и не отмерил ей пугающе короткий срок.

Хозяйка сначала молилась о выздоровлении. Потратила все сбережения, и готова была уже продать сам дом цветов. А потом смирилась и стала просто ждать неизбежного. Уже и не вспомнить, почему ноги ее понесли к порогу старой Гун-Гуль, но, увы, та тоже не особо помогла, лишь покачала своим крупным обвисшим лицом, да посоветовала «оставить след» после себя.