Янтарь на снегу

Глава 9

Если бы вам намекнули на свидание с дознавателем, какой бы вы представили обстановку, при которой будет происходить ваша личная и очень откровенная встреча? Правильно, подвальная сырость, кандалы на стенах, крики и стоны несчастных незнакомцев, странного вида инструменты, без заигрывания и лести способные вытянуть из вас самые потаенные ваши тайны.

Комната в башне, в которую привели меня, была гораздо уютнее той, что рисовали мои фантазии. Обитое бархатом резное кресло у тяжелого письменного стола, удобный стул напротив, мягкий струящийся свет дня, проникающий из небольшого окошка у потолка. Уютненько. Никаких криков и стонов из застенков. Ни единого.

По началу я даже обрадовалась, что допрашивать меня будет не лорд Вардас собственной персоной, но радость быстро улетучилась, когда я увидела его сидящим рядом с Легартом на скамье у стены, справа от стола за который меня пригласили сесть.

Дознаватель ‒ пожилой мужчина с совершенно седой бородой и почти добрыми глазами. В них как будто бы скользила тепло и доброта. Но сами по себе дознаватели добрыми не бывают. Нельзя. Дознаватель должен быть холодным и расчетливым, так всегда вайдела Ингельда говорила, и сама свои глаза при этом выпучивала. Мол, ироды эти хоть часть души и не отдают богам, как безликие, но те еще кровопийцы. Нельзя верить их спокойным речам, потому как под внешней тихой гладью омута скрывается йодас, не одну уже душу сгубивший, выводя её на чистую воду. В общем ‒ любой дознаватель, когда проводит расследование будет землю рыть носом, и замучает не один десяток народу допросами.

Думаю, наставница была предвзята. Что и говорить, не любят в народе дознавателей, а все потому, что извели они в свое время не одну сотню люду за использование дара не по назначению. А теперь, если хоть один кто на все село родится с истинным даром ‒ счастье чуть ли не на всю провинцию.

Так вот, пожилой дознаватель, представившийся Иганом Ортисом, уселся напротив и стал задавать вопросы. Поначалу вопросы были разъяснительные, потому простые и глупые, будто бы я не знаю, как меня зовут, когда и где я родилась. Неужто за десять лет память о моём существовании стерлась со всех грамот и надо новые метрики завести. Хотя, кто знает, тетушка Рената могла подчистить за собой следы, а приют давно сгорел со всеми бумажками.

Застопорилась я на вопросе про моего отца. Но никто зацикливаться не стал. Сказала, что имени не знаю, и Ортис, черкнув пером, перешел к другим вопросам, как будто это вполне естественно избраннице в невесты короля не знать имя своего родителя. Мне пришлось припомнить пожар в Сунагере, как и почему я попала в обитель. Никакой каверзы я не ощутила вот и расслабилась, пока не почувствовала, как мне становится от чего-то неуютно. Не выдержав, посмотрела в сторону откуда стало веять холодом и наткнулась на непроницаемый взор лорда Вардаса. Смотрел он на меня так, будто я у него задолжала денег и не вернула. Мне бы взгляд скромно отвести, да только не смогла. Правду говорили, что безликим лучше в глаза не заглядывать, потому что нет в них ничего человеческого, одна черная бездна. Да и как можно оставаться человеком, отдав часть души ради тёмных знаний.

И под этим взглядом так вдруг захотелось стать невидимой, ну или хотя бы маленькой и незаметной, как мышка, которая может быстро юркнуть в подпол. Однако, не судьба.

А потом прозвучал вопрос, неожиданный и резковатый. Я даже не сразу поняла, что именно у меня спросили.

‒ Какие свои тайны леди Лаускалите успела вам поведать в свой предсмертный час? ‒ холодный голос Вардаса разрезал тишину, до меня дошло только окончание вопроса.

Ортис напрягся, но встревать не стал, да и кто хочет перечить канцлеру королевства? У Легарта если до этого была просто хмурая физиономия, то сейчас она окончательно скисла, но и он мужественно молчал. Оно и правильно, съешь меня Вардас на завтрак, так кузену же меньше проблем.

У меня со страху слова из головы вылетели, и я чуть было не выдала в слух то, что застряло на языке: как он догадался?! Откуда? Я сама плохо и смутно помнила события той ночи, даже от Браггитаса не услышала внятного рассказа. Кое-что из слухов мне Людя донесла, но это была несколько раз пересказанная история, всю ценность в которой представляли красочные и ужасные подробности моего злодеяния, как плод фантазии сплетников.

‒ Я… не поняла, о чем вы… ‒ ума на другую фразу у меня не хватило.

‒ Бросьте, леди Браггитас, ‒ Вардас встал и подошел ко мне. ‒ Когда вас нашли, вы явно успели побеседовать с тетушкой перед ее трагической кончиной.

Он склонился надо мной, а моя душа струсила и убежала в пятки. Ну и взгляд ‒ холодный обсидиановый, не сулит он ничего хорошего. Вардас и правда был похож на ворона, матерого и побитого жизнью. Даже возраст его сложно было определить, потому что во взгляде была усталость старика, а в черных, как смоль, волосах застряли серебряные нити. И только стать говорила, что не так уж и стар наш канцлер ‒ темно-серое одеяние скрадывало довольно крепкую фигуру человека, опытного в бою и знающего толк во владении мечом.

‒ Так что успела сказать Рената перед тем, как умерла? ‒ настойчивее повторил свой вопрос канцлер.

От чего-то ‒ видимо из-за страха перед лордом ‒ довольно отчетливо встал перед мысленным взором весь разговор с леди Лаускалите. И вот, что мне ему рассказать? Раскрыть неприкрытую неприязнь тётки к себе, рассказать о боли, причиненной маме, поведать о вероятном её убийстве. Нет, слишком много лакомых кусочков для господина Вардаса. Надо собраться и скрыть свои слабости, потому что именно туда будет метить своим разящим пером дознаватель, ища брешь между доспехами воли, чтобы вонзить жало фактов. Я вздохнула, на секунду прикрыла веки и ответила, стараясь сохранить полное хладнокровие:

‒ Когда я очнулась, леди Рената сидела в кресле в моей комнате и едва могла дышать. Я попыталась ей помочь, но сама потеряла сознание по причине крайней усталости.