Яркий Май

Яркий Май

Утро всегда начиналось стремительно. Казалось, ещё секунду назад он спал, а теперь натягивает на жилистое тело рабочий комбинезон, опережая звук будильника на комме. Каждый вечер выставлял таймер и каждое утро отключал его заранее. Зачем вообще выставлял? Привычка, точнее, порядок, который нарушать — себе дороже выйдет. Так старина Нил обычно говорил, а к его словам все на базе прислушивались.

Парень бежал по коридору в сторону пищеблока, не опаздывал, просто надеялся, что от пышки Зоуи перепадёт вкусненького. Она его с детства подкармливала, приговаривая: “Кто рано встает, тот не опаздывает”.

—  Привет, Май.

Зоуи белозубо улыбнулась, подталкивая к нему на блюдечке бутерброд с настоящей ветчиной. Знала, что он не любит своё имя, но на каждую просьбу не называть его так только отмахивалась.

Май Брайт*. Так значилось в его документах. Даже набивший оскомину Майк был лучше. Столько насмешек он наслушался в детстве,  и сейчас нет-нет да и пошутит какой залётный по поводу “яркого мая”. Здесь таким остроумным оставался только Гамильтон, пилот из эскадрильи военного сопровождения. Май не знал, Гамильтон  — это имя или фамилия, на всякий случай обходил здоровяка стороной, потому что от одного его взгляда на загривке начинали шевелиться волосы и всё сжималось внутри. То, что Гамильтон его глазами ест, даже старина Нил заметил:

— Май, как тебе такой поворот?

Май стушевался. Пробубнил в ответ что-то нечленораздельное и под хохот Нила, больше похожий на сухой кашель, свалил в свою каюту. И только там задумался. Лежал на узкой койке и представлял себе Гамильтона: голос низкий, глубокий, улыбку открытую, глаза серые, немного раскосые, будто их специально кто-то к вискам тянул, щетину эту вечную на впалых щеках… Май понимал, любовь дело такое, прижмёт — и на инорасника западёшь. Тем более, когда определённое количество людей, и не только, считай, заперты в пределах одной станции. Тут уже не до разборчивости. Женщины базы Мая не воодушевляли ни на подвиги, ни на фантазии мокрые. Но вот Гамильтон, не просто мужчина любой, а именно этот, заставлял сердце стучать быстрее, от одного вида его рук с затейливыми узорами татуировок, видневшихся  в закатанных до локтей рукавах лётного комбеза, дыхание перехватывало. А ещё было страшно признаться даже самому себе в испытываемых чувствах, казалось, Гамильтон просто шутит над ним, и что интерес его кто-то заметит тоже пугало. Потому и делал вид, что обижается, когда тот его при всех называл “ярким маем”, лишь бы не выдать себя.

 Как назло, Май действительно был ярким: тело сухопарое, гибкое, чёрные глаза на пол-лица, острые высокие скулы и густые чёрные волосы до лопаток, которые удерживала в небрежном хвосте тонкая резинка. Когда был совсем несмышлёным пацаном, часто размазывал сопли в каюте старины Нила, рассказывая, что его называют девчонкой. Тот хмыкал, гладил его по голове, хлопал по спине:

—  Бей в нос или в кадык, если обидчик совсем здоровый. Ну какая ты девочка? Глаза у них, что ли, повылазили? Пацан, как есть пацан! А хочешь, волосы обрежем, тогда точно…

—  Нельзя волосы, —  слёзы Мая вмиг пересыхали, —  их мама любила…

Точно ему никто не мог рассказать, а сам Май не помнил, почему семья Брайтов прилетела на базу “Питси” в полном составе: муж, жена и ребёнок. База со станцией дозаправки располагалась на планете NGS-185 и являлась перевалочной для прыжков в гипер любым  типам кораблей — транспортнику, торговому, военному, — что держали путь из галактики Млечного пути на Андромеду. Понятно ведь, что если планете даже имя не удосужились придумать, то делать на ней семейным было нечего. Работа здесь напоминала тюремный срок, текучка кадров била все мыслимые рекорды. У Федерации хватило ума выстроить саму базу, по размерам напоминающую большой грузовой корабль (видимо поэтому жилые комнаты назывались каютами), но и только. Ни полезных ископаемых, ни нормального климата. Живности вроде тоже никакой, но флора оказалась настолько хищной и живучей, что выходить за пределы “Питси” даже в скафандре было себе дороже. Первые поселенцы пытались обуздать местную природу, но гибли пачками. Стоило постоять без движения хотя бы пару минут, как трава, растущая, судя по всему, со скоростью звука, оплетала человека полностью и высасывала  все соки подчистую. Для фундамента базы вырыли котлован глубиной с высотный дом, вытравив всю гадость всевозможными ядами. Планета пошла на уступки и к стенам выстроенной “Питси” ближе десяти метров своих травянистых убийц не пускала.

Начальник станции, поорав пару часов для проформы, выделил Брайтам каюту побольше, хоть втроём там разместиться всё равно получилось с трудом. А всё потому, что мистер Брайт, отец Мая, был инженером-техником от бога, и такими не разбрасывались. Если он явился в эту задницу мира вместе с женой и пацаном мелким —  это его дело. Матери Мая тоже работа нашлась, кстати пришлись её навыки навигатора, которыми она неплохо владела до свадьбы и рождения Мая. Она часто брала его с собой на смену. Май до сих пор помнил, как сидел у неё на коленях, наблюдая за точными и быстрыми движениями пальцев по сенсорным панелям в навигационной рубке.

Родители погибли в один день, когда Маю едва исполнилось пять, заступили на смену вместе и не вернулись. Кохины, долбаные инорасники, накосячили что-то со стыковкой и снесли на хрен навигационную вышку. Отец сорвался туда спасать мать, не успел, взрыв пары аннигиляционных капсул склада дозаправки двигателей разнёс всё в радиусе ста пятидесяти метров.

Можно считать большим везением, что Май в тот день остался со стариной Нилом, а не увязался за матерью. После случившегося мальчик так и жил у него. Его собирались отправить с базы к родственникам, но в документах Мая таких не значилось. Нил походатайствовал за мальчишку, пообещал, что присмотрит за пацаном: