Юлька, я против грусти!

3. Юлька. 7я

Юлька пила апельсиновый сок и лениво обозревала местность, борясь с искушением сдвинуть в сторону пару тарелок и поприветствовать щекой мягкую скатерть. Ее снова угораздило лечь в шесть утра, а проснуться в шесть-тридцать. И ладно бы с пользой для общества! Только зря время потратила. Маркиза де Круассан так и осталась застрявшей в неловкой ситуации, злодеи злорадствовали, а благородный шевалье все никак не желал обзавестись звучным именем. Тогда Юлька плюнула и начала придумывать им роскошную свадьбу. Обычно это помогало преодолеть писчий ступор – красиво поженить кого-нибудь особо упрямого. Но на этот раз DжульеТта «сдулась», даже не успев добраться до описания третьего снизу ряда розочек-оборочек на кремовом платье невесты и нежного румянца на алебастровых девичьих щеках. Герои потешались над своей создательницей и связываться священными узами брака не желали. Процесс не шел, процесс откровенно буксовал... 
...Юлька поймала себя на том, что рискует познакомиться поближе не со скатертью, а с тарелками, и спешно подперла щеку ладонью. Изящные часики на запястье утешали хозяйку, как могли: клевать носом ей осталось недолго. День рождения Лапушки – единственный день в году, когда их семейство собирается в полном составе – подходил к концу медленно, но верно. У Юльки ощутимо, где-то в области неудобного «перекреста» платья, зачесалась совесть, но стоило перевести сонный взгляд немного западнее, потом чуть севернее и незаметно поскрести спину ногтями, как совесть умолкла. 
«Немного западнее» примостился Роман. Скрываясь от именинницы за раскидистой пальмой в стильной кадке, братец водил нервными пальцами по экрану планшета, аки искушенный массажист по загорелой спине особо привередливой клиентки. Его буйная русая шевелюра выглядела так, будто в комнате Романа «шалила» любимая и единственная розетка, которую некому починить. Галстук был небрежно переброшен через плечо, левая нога в кислотного цвета кроссовке увлеченно постукивала по полу, а по лицу, где-то под фамильным картофельным носом, бродила чудаковато-психопатичная улыбка. Типичный компьютерный гений Роман Тараканов на заслуженном отдыхе, пока мама не видит.
Чуть севернее покачивались в медленном танце папуля и виновница торжества. Лапушка успела избавиться от каблуков, но она все равно выше папули на целую голову. Впрочем, вида это никак не портит, и они по-прежнему самая красивая пара современности в Юлькином скромном топе-3, где на втором месте романтично тонут Джек и Роза, а за третье место до сих пор идет борьба, в зависимости от Юлькиного переменчивого настроения. И чего, спрашивается, было разводиться? Мамин Степка на фоне папули просто никакущий, хоть он и Стефан. Так, герой массовки, человек-функция, вроде тех, кто случайно делает удачный (читай: судьбоносный) выстрел с крепостной стены или вовремя приносит маркизе послание, но о них потом все равно никто не помнит. Папуля с годами становился только лучше и заметнее. Лапушке же в ее «солидные» сорок три едва ли дашь тридцать. При чем здесь, спрашивается, Стефан?
Конечно, не Юльке судить. Совсем не Юльке. Да и пять лет назад, когда мама все-таки вернула девичью фамилию, чтобы почти сразу же взять Степкину, в их общесемейной копилке жизни мало что изменилось. Но на таких вот праздниках, глядя, как струятся по открытой ровной спине матери платиновые волосы, а большая отцовская рука сразу под ними кажется удивительно уместной, Юлька оставляет надежду когда-нибудь разобраться в людях и наливает себе шампанского. Маркиза де Круассан в ее мыслях тяжко вздыхает и чистит рапирой идеальные ногти, становясь еще больше похожей на Юлькину маму. 
Рядом плюхнулся Роман, одной рукой нежно обнимая планшет, а другой – требовательно протягивая сестре бокал. Слова Роман в очевидных ситуациях экономил: слова разряжали и без того не бесконечную батарейку. Юлька так же молча плеснула старшему брату шампанского. Попутно он по старой памяти ухитрился стащить с ее тарелки вареную куриную ножку. Чокнулись, выпили. Не так уж часто они теперь виделись, чтобы препираться по пустякам вроде ножки. Раньше было иначе – раньше она не засыпала в шесть, а вареная курица на столе была одна на всех. 
– Вы когда уезжаете? – спросила Юлька. 
– В понедельник, – лаконично ответил Роман и, спрятавшись за сестрой, снова потянулся к черному экрану. Разница всего в пятнадцать минут не мешала ей его прикрывать.
– Антивирус мне хапнешь? Лицензия кончается.  
– Да не вопрос. – И Роман вновь исчез в виртуальности. 
Возвращая бокал на место, Юлька случайно задела уже бесполезный листок с речью, свернутый в трубочку, и тот шлепнулся на пол. «Прекрасный тост». Импровизировать на ходу, как тот же папуля, Юлька не умела, вот и подготовила однажды, еще когда в школе училась, свою проникновенную речь заранее. Гостям понравилось – так родилась традиция: Юлька выходит на импровизированную сцену, берет вспотевшими руками микрофон, краснеет, откашливается и говорит маме речь. 
Лапушка ждет этих поздравлений даже больше, чем подарков. Подарки при желании она купит себе сама, а вот речь никогда не напишет. И глаза у нее становятся такими доверчивыми, смущенными. И хлопает она искренне, и бежит обнимать, крепко стискивая дочь, не боясь при этом помять дизайнерское платье или испортить прическу. Учитывая, сколько хвалебных речей успела выслушать за свою жизнь Виктория Матвеевна Сковронская, еще будучи Викторией Таракановой и даже просто «Викулей с третьего подъезда», Юлька не халтурит. И к помощи всезнающего интернета не прибегает. Ей всегда есть, что хорошего сказать своей вечно молодой и неизменно прекрасной маме.
– Что, дочь, грустишь? 
У папы и Романа даже манера садиться одинаковая. Впрочем, как и у Юльки. Природа не пожелала подарить им с братом ни грамма Лапушкиной естественной грации. 
– Спать хочу, – честно призналась Юлька и для пущей убедительности зевнула.
Папуля явно хотел сказать ей что-то ободряющее, но у него зазвонил телефон, и папуля ушел разговаривать туда, где потише. Позже он вернется и обязательно спросит, есть ли у нее на счету деньги или уже надо перевести. Неважно, что вопрос этот необязателен, и деньги Юльке все равно переведут. Главное – внимание.  
Вокруг сновали мамины веселые гости. Некоторых Юлька знала, но большинство – нет. Лапушка, в отличие от папули, женщина общительная, знакомится легко и непринужденно. Она душа и сердце любой компании. Не ко всякому ведь прилепится такое дурацкое прозвище, и так прилепится, что не отдерешь потом. 
– Ты Степу не видела? 
Мама легка на помине. Она в шелковом платье, подаренном кем-то из бабушек манто и босиком. Что-то подобное можно увидеть только в ее день рождения. 
– Видела где-то там, – неопределенно махнула рукой Юлька.
– Если хочешь домой, езжай с Пермяковыми. Такси во дворе. 
Юлька заверила, что еще посидит. Мама поцеловала ее в макушку, заправила за ухо один из буйных Юлькиных локонов и, прежде чем упорхнуть, сказала: 
– Много не пей, потом плохо будет. 
Юлька прекрасно знала, что в теории может выпить все спиртное, что есть в доме, и мать ей слова поперек не скажет. В этом вся Лапушка с ее уникальной методикой воспитания: [i]«Я же тебе говорила»[/i]. Она не повторяет, не «пилит», не навязывает свое мнение и не стоит над душой. Для этого она слишком занята. Мама говорит однажды, твое дело – запомнить все с первого раза и принять к сведению. Или не принять. Исключение составляет Роман – Ромочка, Ромасик и прочие производные, – но только потому, что его Лапушка видит редко. Гораздо реже, чем Юльку. 
Чтобы хоть как-то обосновать свое решение остаться и не уснуть окончательно, Юлька спрятала листок с речью в сумочку и ушла бродить. Недавно отстроенный загородный дом Стефана позволял делать это со вкусом и размахом, но, побродив немного и отвязав себе праздничный гелиевый шарик, Юлька решила выйти на улицу, подышать свежим воздухом и уже здесь дождаться традиционного салюта от дяди Степы, чтобы со спокойной совестью уехать домой. 
«Точно, я хотела посмотреть на салют», – вспомнила Юлька. 
Голос тети Ларисы она услышала и узнала сразу же. Его трудно было не узнать, как и саму теткину фигуру в светлом пиджаке. В маминой сводной сестре, на Юлькин взгляд, всегда была какая-то непостижимая масштабность, несмотря на более чем скромный рост и относительно скромную должность главного врача одной из городских больниц.
Юлька не любила подслушивать, да и разговор кончился прежде, чем она успела уловить что-то существенное. Тихая неприметная Пелагея – администратор в мамином салоне красоты еще, кажется, со дня его основания; вот уж кто стал бы идеальной парой для Стефана – записала что-то в блокноте, поблагодарила тетю Ларису и убежала обратно в дом. Тетя Лариса достала из кармана пиджака портсигар и зажигалку, но, заметив Юльку, спешно убрала обратно и то, и другое. Она стеснялась своей вредной привычки. 
– Я никому не скажу, – привычно пообещала Юлька, чьи отношения с теткой были достаточно доверительными. 
Тетя Лариса закурила и посмотрела на звездное небо. Сейчас она меньше всего напоминала строгую начальницу, а тогда, примерно в те времена, когда появилась первая речь для Лапушки, придя за справкой для школы и впервые увидев тетю Ларису в белом халате и на рабочем месте, Юлька даже стала называть ее по имени-отчеству. 
– Я уже не знаю, Юлька, как ей объяснить, – сказала тетя Лариса, будто продолжая прерванный разговор. – Нет у меня таких знакомых, которые на коленке чудо сделают, если вы оба вроде как здоровые, а все равно не беременеется. Хотите ребенка – пробуйте, старайтесь. На худой конец, есть ЭКО. Люди вроде небедные... 
– Может, еще получится, – предположила Юлька. О затруднениях Пелагеи она мельком услышала от Лапушки, но по старой детской привычке запомнила.
– Может, и получится, – согласилась тетя Лариса. 
Они с Юлькиной мамой совершенно разные люди, начиная от цвета волос и заканчивая стилем общения. Тетя Лариса, например, в свободное время любит поговорить в тишине, один на один, а ее чувство прекрасного относительно. Неудивительно, что Лариса Егоровна – единственный «реальный» человек, кому Юлька показала свою писанину. Правда, мнения не услышала до сих пор, а напомнить не решалась... 
– Слушай, Юль, а ты не хочешь у меня в приемной посидеть? – вдруг спросила тетя Лариса. – Недолго, с месяц, пока новую секретаршу не найду. Деньги я тебе выплачу. 
– А что случилось со старой секретаршей? – полюбопытствовала Юлька.
Предложение было, мягко говоря, неожиданным. 
– Ой, – тетка махнула рукой, – даже не спрашивай. Это же Полина. Она каждую неделю из-за всякой ерунды пишет заявление, но на этот раз я сказала: хватит.
– Слушай, я не знаю. Никогда не работала секретаршей. 
– Там нет ничего сложного, – заверила тетя Лариса. – Факсом пользоваться умеешь? Ну ничего, научишься. Я тебе на месте все объясню и покажу. В понедельник, с восьми. Суббота выходной. Договорились?
Юлька посмотрела на небо, на воздушный шарик в своей руке, обернулась к светящимся окнам и подумала: «Это ж во сколько надо будет вставать?». Но вслух сказала:
– Почему бы и нет?