За день до нашей смерти: 208iv

Глава 9. В Ад

***

— Как они там?

Настал следующий день — ровно одни сутки остались до выхода. Боеспособная часть военных начищала оружие, готовила форму и пыталась не думать о завтра, пока это не являлось необходимым. Не потому что страшно, а просто потому что так проще. В их числе был и Джеймс — Хантер, вернувшись от беседы с Тихим (снайпером группы), застал напарника, перебирающим своё снаряжение в полной тишине.

— Они… — мужчина оглянулся на отряд, собравшийся в кучу на одном этаже. — Боятся. Сильно.

— Страх — плохой мотиватор.

— Порою, он единственный, который есть.

— Не в этом случае. У них полно причин, чтобы сражаться. Ещё куда больше, чтобы жить. Слышал такую фразу: «Пессимисты идут на дно первыми»?

— Ты-то сам не сильно тянешь на оптимиста.

— А я и не он, — наёмник сел на упавшую колонну, — я — рационал. Если сдохну — это будет «необходимой жертвой».

— И что, совсем не страшно?

Уильям ухмыльнулся — эта улыбка была очень надёжной защитой. Он отлично понимал, что завтра всё может кончиться. «Впрочем, как и многие разы до этого», — утешал он себя. Врал. Не бывает «многих раз» перед смертью. Каждый из рисков, каждый из шансов не вдохнуть в следующую секунду уникален обстоятельствами. И в этот раз, они тянут его назад, прочь с поля боя — ему есть, что терять. Наверное, в этом и есть самая злая шутка: когда находишь людей, за которых можно умереть — смерть становится меньшим, с чем ты желаешь столкнуться. «И ты ещё спрашиваешь, страшно ли мне», — подумал охотник.

— Нет, — ответил тот. — Будь, что будет.

***

— Хименес, верно? Звал меня?

— Что?.. А, да. Да, Уильям, звал. Пройдёмся?

Доктор был явно в хорошем расположении духа и плохом состоянии тела — несмотря на лёгкую полуулыбку, было заметно, что спал он в последний раз более полутора суток назад. Да и халат, который мужчина нечаянно заправил в брюки вместе с рубахой, тоже о чём-то да говорил. Слегка протерев глаза, врач встал с ящика с арсеналом и медленно зашагал сквозь свои владения — импровизированные палаты.

— Просто хотел сообщить вам, что состояние девочки стабильно. Как море в штиль, если понимаете, — собеседник то и дело отмечал что-то на листике, закреплённом на планшете.

— Позвал меня только за этим? Сказать, что всё, как вчера?

— Что? Н… Нет. Эх, Вашей прямолинейностью орехи бы колоть, — пробубнел себе под нос мужчина. — Нет, не только. Во-первых, я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы сделали.

— Давай как-то без этого — обойдусь. Это всё?

— Но почему? Это ведь всё… — вот это, — док загородил проход и развёл руки в стороны, — благодаря вам. Люди сплотились.

— Если ты решил расплыться в благодарностях — побереги словарный запас. Материальная выгода в качестве «спасибо» мне нравится куда больше.

— Так часто в ноги кидаются?

— Скорее, так редко, что я привык жить без этого. Думаешь, что геройство проходит точно также, как в каких-нибудь книгах? Читал же что-нибудь подобное, верно? Что напуганная и беззащитная девушка, окружённая злым и безликим врагом, кидается на руки и благодарит жаркими поцелуями героя, совершившего подвиг? Когда-то и я так думал. Давным-давно… Вот только после того, как первый спасённый мною от мёртвых идиот вместо того, чтобы благодарить, упал на колени и начал блевать в помутнении сознания от количества крови и внутренностей, которыми он обвешан, а потом и вовсе упал в обморок, мировоззрение поменялось. И даже когда он пришёл в себя, не было ничего такого — он просто стоял и смотрел на меня испуганным взглядом — боялся и не верил тому, что череда совпадений сыграла в его пользу, и он остался жив. Без единой царапины, без следов заражения, без травм — он был абсолютно уверен, что я и мой спутник застрелим его в следующий же момент. А когда мы убрали оружие — он «ломанулся» от нас прочь так быстро, как мог. И так каждый раз. Так что в этом мире нет героев. Есть лишь те, чей выбор совпадает с законами морали. Чей выбор правильный. А тому, кто просто поступает так, как хочет, не нужна благодарность.

— Знаете… Нет! — схватил его за руку Хименес. — Вы всё же меня послушаете, — Уилл лишь громко выдохнул в ответ. — Я уже понял ваш взгляд на вещи — нужно быть самым настоящим идиотом, чтобы не понять: люди — дерьмо, мир — емкость. А вот, что говорю вам я: мы станем лучше. Мы становимся, — старик уже было открыл рот, но не успел. — Каждый спасённый человек, каждый ребенок, чья жизнь продолжается только благодаря чьему-то самопожертвованию — тому доказательство. Думаете, улучшения приходят сразу? Чушь! Даже эволюции понадобилось два миллиона лет, чтобы сделать из обезьяны человека, а не какой-то там труд. Слушайте… Да, мы убиваем, — кивнул тот. — Люди. Грабим, пытаем, насилуем, истязаем. Но не все. Не все! Сейчас идёт то время, где выживает вовсе не сильнейший — выживает тот, кому есть, ради кого жить. Когда есть тот, кому важен. Кто-то рядом, понимаете?! И вот я повторяю: мы объединяемся и объединимся. Мы станем лучше, — в какой-то момент «док» схватился за лоб и невольно рассмеялся. — Ха-ха-ха-ха-ха… Думаете, я люблю людей, да? — тот показал на себя пальцем. — Бросьте. Моя жизнь была бы куда проще без них. В ней не было бы авианосцев, сотни раненых, десятков идиотов, которые лишь приумножают это число… Не было бы этих потерь и страданий. Сотнями и сотнями раз! И те речи, что человек подобен глине — обжигаясь, твердеет — чушь. Больно было и будет! Так что поверьте, я ненавижу людей всем своим чёрным сердцем… Но я в них верю, — выровнялся во весь рост мужчина. — Потому что та же эволюция нас учит очень простой вещи: если мы не станем лучше — мы просто умрём. А меньшее из того, что я хотел бы сейчас — понимать, что даже ваша девочка может не дожить до завтра…

Да, он явно слышал подобное. Десятки людей ему говорили о том же — об огне в сердце и душе, который отражался даже в глазах молодого доктора — о надежде. Каждый живой, как говорят, носит в себе хотя бы часть последней — держит где-то у себя в груди тлеющие угли, которые поддерживают тепло во всём теле. Ведь, как когда-то сказал один мудрый старик, нужно во что-то верить, а то жить не хочется. Правда ли это? Кто знает. Однако Хантер был уверен в одном: этот человек никогда не терял всё. До капли. Раз за разом не терял. Ведь после первой потери ещё можно встать на ноги и поверить. А после второй? Пятой? Десятой? Проблема веры в том, что вовсе не от хорошей жизни или трусости не хочется верить — нет. Этого не хочется делать лишь из-за того, что какая-то часть человека, какой-то подлый тёмный силуэт позади подсказывает, что после — неважно, окупится это или нет, будет больно. Без шансов. Без вариантов.