За границами легенд

"Оборванная мелодия" 9.4

Пальцы мои продолжили перебирать струны, извлекая из них печальную мелодию. Уши уловили тихий шорох. Так, просто белка… просто рыжее создание с пушистым хвостом…

Мне вдруг вспомнилась та симпатичная девушка, случайно встреченная в чужом лесу, где мне хотелось скрыться ото всех ради нескольких часов одиночества. Ради тишины. Хотя бы при свете дня, потому что уже с неделю спать не мог из-за возвратившихся кошмаров. Темнота угнетала, душила меня… Я то проваливался в сон, то просыпался в поту и слезах, то долго ворочался, не в силах уснуть. Мне не хотелось ласк королевы, мне не хотелось ласк иных женщин. Мой пожар… огонь внутри меня… никто не мог его потушить. И я… я сам тоже не мог…

Мне то снился пожар, то обгорелая маленькая рука, тянущаяся к моему горлу из темноты. Мне снилось, будто я уже перешёл Грань, а там увидел его. Тёмный, дремучий чужой лес. Плачущий ребёнок, который отчаянно спрашивал: «За что?! Они были невиноваты!!!». Я извинялся, умолял меня простить, даже на коленях... Я наконец-то сказал ему, что он – моя кровь, а он проворчал, что такой отец ему вовсе не нужен…

Чужому Лесу не было дела до меня. Он напрягся, чувствуя мои смятенье и боль, но никак не пытался вмешаться. Но зато я укрылся магией, чтобы меня не могли найти свои. Да и Сину оставил записку, чтобы меня не искали сегодня.

Сидел, прислонившись к незнакомому дубу, растирая плечи. Почему-то было холодно сегодня, хотя были тёплые дни осени, когда ещё леса похваляются пёстрыми роскошными нарядами из листьев, а солнце светит светло и тепло.

Но я не чувствовал тепла солнца. Мне было холодно. Так холодно…

Я не хотел его гибели! Не хотел! Всё случилось так быстро… случайно… я не успел рвануться за ним в огонь… я не собрал сил, чтобы расшвырять стражников… я не додумался, что я так могу тогда…

Есть то, что можно изменить. Есть то, что можно изменить с большими усилиями, но… Есть то, что я изменить уже не могу. И это понимание выматывает… душу рвут в клочки воспоминания о том, прошедшем… но… уже слишком поздно. Но… мне не всё равно… Время ушло… ушли все возможности, щедрые и скупые… ушли те, кому можно было сделать что-то…

Мой сын… мой первенец… он так рано ушёл за Грань! Из-за меня… Я… я ничего хорошего дать ему не мог… только подставил его приёмного отца… только довёл несчастного мальчишку до той вспышки магии… я погубил его! Я!

Слёзы появились сами, но они не успокаивали душу. Слёзы – это просто вода. А наши раны… остаются…

Вроде шуршали первые опавшие листья. Кто-то шёл. Легко. Зверь какой-то. Но вроде небольшой. И не подкрадывается.

- Вы… что с вами? У вас что-то случилось?

Вздрогнув, поднял взгляд. Огляделся.

Она стояла сбоку от меня, со стороны сердца. И смотрела на меня так встревожено, будто это ранили её, а не меня. Будто я был кем-то из её знакомых или даже близких.

Просто симпатичная девушка. Из человеческого рода. Бледнокожая, веснушчатая, нос курносый, да ещё и с огненно-рыжей копной волос, заплетённых в простую косу. Тугую. Длинное просторное платье изо льна. По краям рукавов, подола и по вороту тянутся полоски с красной вышивкой. На предплечьях прямоугольные нашивки с густой красной вышивкой. Талию пояс обхватил: деревянные отшлифованные куски и металлические кольца. Талия красивая тонкая, да и пояс подчёркивает красоту пышной груди и полных бёдер. Изгибы на её теле, насколько это позволяет рассмотреть скромный покрой одеяния, хороши. Голову обхватывает красная лента с белой и бордовой вышивкой, да крепятся по две бронзовых кольца к ленте над висками.

А… вспомнил! Я же в Белом краю. Судя по одежде – здесь Черноречье. Так одеваются чернореченкие простолюдинки. Да, верно, именно сюда я пытался сбежать.

- Могу я… вам чем-нибудь помочь? – заботливо осведомилась незнакомка, присев рядом со мной. Корзинку с подосиновиками отложила.

А я так хотел покоя! Да ещё и она увидела мои слёзы! Стирай не стирай, но она уже явно их заметила.

Спросил угрюмо:

- Тебе-то какое дело до меня?

На что она отозвалась торопливой вязью взволнованных и заботливых слов. Ей, видите ли, было больно смотреть, как тут человек рыдает. На моё возмущение, что мужских слёз не позволительно видеть никому и потому пусть сейчас же убирается подальше, простолюдинка ответила беззлобно и сочувственно:

- Так ведь не плачут из-за пустяка, - сказала, нахмурившись, вздыхая.

- И из-за чего так плачут? – сердито усмехнулся.

Она ответила просто, чуть склонив голову на бок:

- Из-за беды. Увы, не все наши беды мы в силах исправить и предотвратить. Увы.

Тонкая рука с кожей, загрубелой от тяжёлой работы, легла вдруг на моё плечо.

- Я не знаю, что у вас случилось, - сказала девушка грустно – она почему-то сама расстроилась, увидев меня таким, чужого, - И, возможно, пользы от меня никакой не будет. Но… если вам нужно выговориться… Я могу вас выслушать. Я никому ничего не расскажу!