За любовь!

За любовь!

Нужно перекрасить потолок
Белый я почти что изучила,
В черный – это будет очень мило,
Только у пришедших будет шок.
Надо меньше выходить курить
Может даже на неделе бросить.
Или сброситься в желтеющую осень,
Или просто осень пережить...
Нужно вещи разобрать по полкам,
Платья летние под свитерами скрыв.
В каждой мышце ощущаю ломку –
У меня любовный рецидив.

Ольга Кныш

Кто-нибудь знаком с непостижимым, просто-таки хроническим невезением в любви?

Возможно, Вика что-то совсем не то за это трепетное чувство принимала. А какая она на самом деле – настоящая, которая без границ и преград, когда сердце вдребезги, эмоции через край, когда сразу всё вместе: романтика, влечение, одержимость, страсть; когда всё можно, и ничего не стыдно, когда искренность и безграничное доверие не требуют оценок, тем более доказательств, когда ты и он – неразрывное целое?

Сколько раз Вика влюблялась, всерьёз, по-настоящему – столько же после неизлечимо болела затяжной меланхолией: истекала досуха слезьми, с остервенением до крови вгрызалась зубами в ногти, надолго замыкалась в себе, выискивая в характере и внешности изъяны и несовершенства. Ведь если раз за разом что-то идёт не так, значит, есть на то причина, причём не где-нибудь, именно в себе.

Так было в девятом классе, когда Ромка Калянов после всего, что между ними было, после самых настоящих поцелуев, жарких объятий, откровенных прикосновений, клятв, и признаний в любви, переметнулся вдруг к лучшей подруге – Анечке Шилкиной, ничего не объясняя, даже не попросив прощения.

Самые выразительные эпитеты не смогли бы в полной мере объяснить, какие душевные муки испытывала наивная влюблённая девчонка, как крушило, корёжило, превращая в вязкую эмульсию её непорочное нежное сознание.

Первая любовь, тем паче трагическая – испытание, сравнимое разве что с крушением поезда, когда совершенное, прекрасное, нежное, безжалостно калечит именно то, что ещё недавно было надёжной опорой.

Вика выжила, более того – сохранила дружбу с Аней, которой впоследствии с Ромкой не повезло ещё больше: неопытные любовники увлеклись, зашли слишком далеко для их юного возраста, поддались чувственным соблазнам, которые напрочь стирают ограничения и запреты.

Беременность случилась в десятом классе, накануне выпускных экзаменов.

Анечку было невыносимо жалко. Ромка испуганно лепетал, – я чё, я ничё. Причём здесь я!

Судьбу так и не родившегося существа цинично решили родители.

Вика для подружки была главной утешительницей. Возможно, она помогла Ане переболеть в относительно лёгкой форме.

Анечка успешно усвоила жестокий урок: целомудренная невинность осталась в прошлом, а природная девичья скромность изъята из обращения за ненадобностью. Она стала осторожнее, но смелее и хладнокровней.

Любовь в её романтической ипостаси её больше не интересовала, зато понравился вкус изысканного блюда, которое мужчины и женщины готовят совместно в горизонтальном положении.

Девушка, шутя и играя, заводила короткие романы, крутила ухажёрами, как хотела, и расставалась с лёгкостью необыкновенной, когда головокружение от наслаждения начинало вызывать унылые эмоции, и недостаток витаминов счастья.

Вика выглядела куда привлекательнее подруги (так говорили взрослые), её отличало внутреннее очарование, которое не так просто рассмотреть, когда по причине возбуждения оценивается в первую очередь темперамент, экстерьер, и покорность.

На фоне аппетитных выпуклостей и взрывной чувственности Анюты (потому, что умела преподносить бонусы на блюдечке), достоинств Вики не замечали.

В глазах у Анечки резвились и озорничали стимулирующие влечение бесенята, что вызывало прилив впечатлительности у каждого второго подростка, а вызревшие преждевременно округлости будили воображение всех без исключения бывалых дамских угодников.

Девочка влюблялась без оглядки, а Вика… Вика завидовала, и мечтала, хотя рядом с подругой ей тоже порой перепадали искорки близости.

Анечкой восхищались, её благосклонности добивались длительной осадой, а Вике доставались крохи двусмысленного внимания форменных неудачников, отвергнутых подругой, только и всего. Как правило, совратители не церемонились, сразу лезли целоваться, запускали руку под юбку.

На этом пикантном моменте состояние влюблённости у девочки срывалось в пике. Вика вырывалась, и убегала, оставляя кавалеров в недоумении: вроде бы сама напрашивалась.

Ей бы выйти из тени, отбрасываемой легкомысленной прелестницей, предъявить неповторимую индивидуальность, контрастирующие с примитивной доступностью добродетели, присущие лишь непорочным душам, но нет – один на один с флиртующими юнцами она робела, смущалась под гнётом привычного уже чувства тревоги, которое появилось после расставания с Ромкой, потому, довольствовалась малым.

Удивительно, но, ни один из поклонников в компании с Анечкой даже намёком не обозначал серьёзные романтические притязания, а девочке хотелось именно любви, настоящего непорочного чувства, душевной близости, а не того, на что мальчишки облизывались.

Нравились ей многие. Кое-кого Вика даже рассматривала в качестве желанного спутника жизни, но вспышек, подобных первой влюблённости – ослепительной, яркой, заставляющей парить над собой, ощущать беспредельное блаженство, восторженную эйфорию, не испытывала.

И вдруг это случилось. Как было не раз, Анечку пригласили на загородный пикник. Вика и ещё одна подружка – Лиза Вересова, были назначены к ней в свиту.

Подружки приоделись, даже салон красоты посетили: у любой девчонки на такой случай есть неприкосновенные запасики копеек в копилке.

Выглядели прелестницы бесподобно, особенно Вика. Родители были заранее предупреждены, мол, будет девичник с ночёвкой, у подруги.

Парни тоже расстарались. Стол ломился от напитков и закусок.

Первый же танец разбил молодёжь на пары, но все мальчишки хотели кружить Анечку. Увы, она была одна, потому по привычке присвоила себе право выбора кавалеров.