За стеной

За стеной

За стеной.

Квартира казалась незыблемой. Нелепый бетонный оскал из скособоченных стен, разинувший пасть и впустивший в себя человека. Находиться здесь который вечер одному было невыносимо. Накинув ветровку, я быстро спустился вниз, слегка пошатываясь. В голове гудело от выпитого. Преодолев последнее препятствие - подъездную дверь - я оказался на улице. Замер на пороге, прислонившись спиной все к той же двери. На улице стояла ночь, самая обычная, типичная ночь маленького городишки. Где-то дальше раздавался звук проезжающих машин, гремела музыка. По дороге вдоль дома, держась за руки, шла молодая парочка. Я проводил их равнодушным взглядом. Помнится, я тоже шел по этой самой дороге за руку с девушкой. Ее звали Нина. Ниночка.

В подъезде послышался шум, и я неосознанно напрягся, продолжая опираться на входную дверь. Вариантов развития событий было четыре. Меня снесут, особенно не заметив. Обидно, но зато отделаюсь шишкой. Второй вариант куда веселее: местная шпана, давно посматривающая на меня с пренебрежением, посчитает, что им выпал счастливый случай переломать этому наглому руки. Третьим вариантом мог оказаться наркоман Женя со второго этажа, при таком раскладе меня еще и в гости пригласят, правда, придется пить дешевую водку и философствовать о том, что жизнь дерьмо. Как будто мне этого дерьма и так не хватает, чтобы о нем еще философствовать. Последним вариантом, самым безобидным в плане происходящего, будет равнодушное "А не пойти ли вам подальше".

Не дожидаясь ни одного из вариантов, я, резко отлепившись от двери, спустился по трем выщербленным бетонным ступенькам и, повернув направо, неспешно двинул по дороге, накинув на голову капюшон и сунув руки в карманы. Парочка влюбленных уходила в полумрак, царивший возле соседнего дома, желтые фонари горели мягким и унылым светом, а небо, черным куполом раскинувшись над головой, предлагало выбрать любую из смотревших на меня звезд. Воздух был свежим и приятным, и все окружающее вместе с этой парочкой (уже неразличимой глазом) попахивало пошлой романтикой.

Вышедшие из подъезда направились в другую сторону, я не стал оборачиваться, не потому, что боялся искусить судьбу: мне было все равно. Остановившись, вытащил из кармана сигареты и закурил, глядя на небо. Неспешно двинул по дороге, против воли вспоминая, как мы шли тут с Ниночкой в вечер нашего расставания.

Она была одета в темно-зеленую прямую юбку до колена и белую то ли блузку, то ли тунику, что-то одновременно легкое и строгое. Как и она сама. Легко и строго она сказала, что на этот раз между нами точно все кончено (это была не первая ее попытка порвать со мной, зато успешная).

-Но почему? - не мог понять я.

-Потому что с тобой невозможно жить по-человечески. Посмотри на себя. Кто ты? Наркоман, алкоголик, живешь с матерью, не работаешь, шатаешься по стране без копейки в кармане и выглядишь, как бродяга.

Возразить на это нечего. Мне было двадцать пять, и я был уверен в том, что живу как минимум весело, как максимум интересно. Я послал к черту государство и систему, не отказавшись ему подчиняться, а перестав с ним контактировать. Да, я вел не самый праведный образ жизни, употребляя наркотики и частенько напиваясь, но...

-Тебе ведь нравилось, - закончил я вслух поток собственных мыслей.

-Нравилось, - кивнула Нина, - только жить так всегда невозможно. Я пыталась донести это до тебя, но ты не понимаешь. Не хочешь понять.

Это женское "не хочешь понять". Почему-то оно распространяется только на их желания. А кто будет хотеть понять меня?

-Ведь мы пробовали, - Нина замерла напротив, освещаемая слева тусклым желтым светом фонаря. Помимо воли я запомнил ее лицо именно таким: в том свете, с тем выражением. Большие зеленые глаза, смотрящие внимательно и как-то болезненно, словно предчувствуя нехорошее. Пухлые губы, сжатые так, что видна только узкая полоска, волнистые каштановые волосы аккуратно обрамляют бледное лицо. С того вечера прошло больше двух лет. Мы больше не виделись.

-Не переживай, - сказал тогда Макс, мой друг детства, - не пропадешь. Женщины смотрят тебе вслед в надежде, что ты их осчастливишь.

Спорить было сложно. Трудности в том, чтобы найти другую, не было. Проблема в ином: мне не нужна была другая. Я всегда знал, что хорош собой, но никогда этим не пользовался. Женщины со всеми вытекающими обстоятельствами не являлись целью, не вызывали живейшего интереса. Я предпочитал одиночество и самопознание. Оно привело мне к наркотикам и Ниночке, двум страстям, не имеющим возможности сосуществовать. Я был молод и глуп, потому лишился Ниночки.

Но не пустился в разгул, как советовал Макс. Я знал заранее: из этого ничего не выйдет. Сначала женщина смотрит на тебя, как не героя, спустя время - как на негодяя, причем самого низкого пошиба.

Я поднял глаза на фонарь и некоторое время, не мигая, смотрел на него. Я выбрал другой способ борьбы с действительностью.

Помню, я сидел дома и смотрел фильм про войну. Там все было трагично: люди умирали, многие из них просто так, даже не понимая, что происходит. Их бросали, как пушечное мясо, на амбразуру, чтобы расчистить дорогу, или просто забывали о них и уходили. Мне еще подумалось: при таком раскладе в живых останутся только адмиралы.

Тогда в комнату и зашла мать. Спустя месяц после расставания с Ниной жизнь моя катилась под откос с бешеной скоростью, и мать не могла этого не замечать. Она у меня была хорошая, заботилась обо мне, как могла, растила одна. Умерла за два месяца до моего возвращения из армии - попала под колеса пьяного придурка.

В тот день мама положила на тумбочку повестку. Откосить я не смог, потому, что называется, бегал. Кинув взгляд на повестку, я усмехнулся.

-Мама, - сказал торжественно, - ваш сын пацифист. Знаете, что это значит?

Мать ушла, тихо прикрыв дверь. До сих пор удивляюсь, как неслышно она передвигалась по квартире. Словно тень, не касаясь пола и стен, плыла в пространстве сорока шести квадратных метров, появляясь то тут, то там, управляя всеми вещами мимолетным взглядом.