За стеной стеклянного города

Глава шестая. В лесу

Прислушиваюсь. Кроме собственного тяжелого дыхания и дыхания Эль ничего не слышу. Кажется, водитель слишком слаб, чтобы гнаться за нами по темным ночным дебрям. Надеюсь, нож нанес ему глубокую травму. Никогда я не была столь жестокой не только в своих мыслях, но и в своих поступках. Но с каждым разом жизнь преподносит мне все новые трагические сюрпризы, к которым никак не получается привыкнуть. И каждый из них заставляет мою кожу и мои чувства грубеть.

Виктора жалко невыносимо. Его долгие годы я тоже считала своей семьей. Как и Эль, несколько лет назад он лишился своих родителей. Правда, в отличие от наших, они умерли по естественным причинам. Отец Виктора напоролся на ржавый гвоздь в обувной мастерской, где работал мастером. Спустя несколько дней после происшествия он скончался от заражения крови. Через два года вслед за отцом отправилась и мать мальчика. Она была учительницей в школе Стеклянного города, все ее очень любили, поэтому новость о ее внезапной кончине стала шоком для большинства жителей. У нее была неизлечимая болезнь, которую так и не смогли изгнать врачи. 

С тех пор прошло много лет. После смерти матери, последнего родителя, Виктора забрала к себе приемная семья – дальние родственники отца. Они не слишком любили и заботились о мальчике, поэтому он так много времени проводил вне дома. У Виктора было много приятелей по школе, а затем и по работе. Но настоящими своими друзьями он всегда считал нас с Эль. И не потому, что мы жили по соседству, а потому, что всегда понимали друг друга.

Виктор был из тех ребят, которые ни за что не предадут свои идеалы и умрут за своих близких. Впрочем, так и случилось. Сейчас, сидя в пугающей темноте и неизвестности ночного леса, я виню себя в том, что не спасла его. Почему не достала нож раньше? Почему не попыталась сопротивляться там, в машине? Зачем попросила Виктора помочь Эль? При мысли об этом вздрагиваю, понимая, что если бы не он, сейчас на той полянке лежало бы бездыханное тело сестренки. И я не уверена, что смогла бы ее покинуть. Наверное, я осталась бы там вместе с ней, ожидая контрольного выстрела в голову.

- Прости меня, Ария, - шепчет Эль, крепко ко мне прижимаясь. – Я так виновата.

- Что ты, - отвечаю ей, – не смей так говорить, слышишь?

Пытаюсь вглядеться в лицо сестренки, но плотные заросли не пропускают сквозь себя ни капли света, и глазам не удается привыкнуть к мраку. Ничего не вижу, но ощущаю рядом с собой теплоту Эль, и обнимаю ее, успокаивая собственную дрожь.

- Если бы я не чихнула, мы все еще были бы вместе, - говорит она, всхлипывая.

Маленькая двенадцатилетняя девочка, которой самое время играть в куклы и секретничать с подружками, беззаботно гуляя во дворе, вновь потеряла близкого человека. Смерть неустанно следует за ней, лишая ее нормального детства.

- Ты ни в чем не виновата! Никто не виноват, что так вышло. Так сложилась судьба.

Говоря это, я понимаю, что вру сестре. Ведь это я заварила всю кашу, и если бы не мое страстное желание сбежать из Стекляшки, ничего этого могло бы не произойти. Виктор был бы жив. Но вместе с тем я знаю, что не смогла остаться в прежней жизни.

В лесу гораздо холоднее, чем в Стеклянном городе. И не смотря на плотную кофту, промерзаю до костей. Раньше подобного я не испытывала, ведь мы привыкли к теплому климату и не знаем непогоды. Сырая земля, на которой мы сидим, прислонившись к дереву, прибавляет дрожи. Плотные заросли деревьев не пропускают достаточно тепла и дневного света и не прогревают почву в этой дикой чаще. Только крепкие объятия позволяют нам с Эль немного согреться. Я растираю ее руки, посылая на них теплое дыхание, и ощущаю, как сестренка постепенно засыпает на моем плече.

Она слишком устала, надеюсь, что проспит до утра, чтобы в неизвестность нового дня отправиться с новыми силами. Самой погрузиться в дрему не получается. Нервный комок внутри меня разросся до невероятных размеров. Он заглушает все остальные чувства и желания. Кроме того, кто-то должен оставаться в сознании и следить за обстановкой. Возможно, сообщники водителя-убийцы из Главного города уже разыскивают нас.

Под утро становится невыносимо холодно. Пытаюсь согреть руки дыханием, растираю ладони друг о друга, но это не помогает. Кончики пальцев ледяные, ощущаю неприятные покалывания. Зубы стучат, не могу унять эту дрожь. И тут вспоминаю, что в сумке есть плед. Осторожно, чтобы не разбудить сестру, вытаскиваю его из льняного мешка и укрываю нас с головами. Вскоре немного согреваюсь и высовываю нос. Светает.

Постепенно сквозь деревья начинают пробиваться первые лучи утреннего солнца. В кустах слышу непонятный шорох, от которого сердце ускоряет ритм. Затем что-то рыжее и пушистое вскакивает на ствол дерева и устремляется вверх. Завороженно смотрю на неизвестное мне существо, и когда оно оказывается на ветке и замирает, внимательно пытаюсь его разглядеть. Крошечные торчащие вверх ушки с серыми кисточками на концах, крупный пушистый рыжий хвост, изогнутый дугой. Зверек стоит на двух лапках на тонкой веточке и прекрасно держит равновесие. Он оглядывается по сторонам, словно что-то выискивает, затем вновь прыгает на ствол и быстро-быстро карабкается на самую верхушку. Через секунду он исчезает из виду, оставив меня в полной растерянности.

Животных нет, насекомых нет, людей нет, мира за стеной нет, твердят нам с рождения. С дерева срывается листок и падает на укрывающий меня плед. Приглядевшись, замечаю на нем движущуюся черную точку. У нее есть усы и три пары ножек. Насекомое. За это утро я сделала сразу два открытия, разрывающие в пух и прах все лживые учения нашего Совета.

Рыжий зверек на дереве – белка. Я не совсем в этом уверена, но, кажется, я видела такую на картинках в школьном кабинете биологии. О том, что за существо ползает сейчас по моему пледу, я ничего не знаю. Говорят, в древнем мире было столько видов насекомых, сколько звезд на небе. И не все были изучены человеком.