Заботы и хлопоты

Глава 1

«Мы в такие шагали дали —

Что не очень-то и дойдешь.

Мы в засаде годами ждали,

Невзирая на снег и дождь…»

А. Макаревич

Настоящая воробьиная ночь. Молнии с хрустом вспаривают ткань неба и с шипением вонзаются в сухую, жадно ловящую первые капли, землю. Громыхает большей частью за стенами, ближе к горизонту, но иной раз и над покрытым брусчаткой замковым двором раздается такое раскатистое «Бабах!», словно пушку рядом разорвало. Даже самые крепкие нервы не спасают, невольно пригибаешься. А то и приседаешь… Так и кажется, что на этот раз святой Георгий Победоносец не промахнется. Влепит прямо в макушку. К слову, что было бы совсем не удивительно. И не из-за чрезмерной греховности, а учитывая то количество железа и стали, которое я ношу на теле.

Зато тот же гром, которого пока еще бояться больше молний, разогнал по укрытиям всю стражу. И никто не мешает мне стоять на коленях перед небольшим слуховым окном в подвал левого крыла каземата, распоряжением Великого инквизитора превращенного в Дом дознания. Наверное, из-за того, что он единственный во всем городе сложен из неоштукатуренного красного кирпича. И навевает ужас на пленников, да и обычных горожан, только своим видом. Так и кажется, что это один из тех несчастных, с которого палачи живьем содрали кожу и выставили на помосте для устрашения.

У меня фантазия не такая буйная, так что никаких отрицательных эмоций и, уж тем более, рвотных позывов, вид кирпичной кладки не вызывает. Спокойно прислонился, для удобства и заглядываю внутрь…

А вот происходящее в пыточной не для слабонервных.

Время от времени протирая глаза, слезящиеся не столько от сочувствия, сколько от дыма факелов, который как раз сквозь это окошко и вытягивает наружу, пытаюсь разглядеть и запомнить лица людей, находящихся в комнате. Мне обязательно надо увидеть каждого, чтобы опознать днем. А это не так просто. Потому что десяток мужчин, в отличие от единственной, обнаженной молодой женщины, одеты не только в кожаные фартуки, но и натянули на головы полумаски, оставляющие открытыми лишь нижнюю часть лица.

Вот на эти носы, рты, подбородки, усы, бороды я и смотрю. На руки тоже… Формы пальцев, шрамы, кольца… Каждая мелочь пригодится, когда придется принимать решение. А ошибиться нельзя — убью невиновного. Поэтому стараюсь ни на что другое не отвлекаться.

Например на мощные лапы, покрытые густой рыжей порослью, цепко впившиеся короткими, толстыми пальцами в испещренные синяками бедра женщины. Руки и ноги женщины привязаны к специальным козлам так, что она стоит на четвереньках, касаясь пола только кончиками пальцев и… распущенными волосами. Рыжий насилует жертву неторопливо, по-хозяйски. Привычно… Часто останавливаясь и переговариваясь с остальными мужчинами. Он не садист, не маньяк. Он всего лишь выполняет свою работу. А если и получает от этого удовольствие, ну так всякое случается.

Женщина негромко стонет, но и только. Сопротивляться она уже не может.

На поданный знак одним из троих мужчин, которые находятся в подвале, не сняв сутаны, палач опять останавливается. Инквизитор (этих я знаю в лицо всех, но для них уготована иная участь и чуть позже) подходит к допрашиваемой спереди, берет ее за волосы и приподнимает голову. Второй рукой выдергивает изо рта кляп.

— Дитя мое… Готова ли ты отречься от Дьявола и вернуться в лоно Матери нашей Церкви?

— Будь ты проклят… — жертва отвечала сиплым шепотом. Видимо, сорвала голос. — Будьте вы все прок…

Кляп встал на место, оборвав ее на полуслове. Голова бессильно свесилась вниз.

— Продолжай, брат Себастьян. И можно жестче. Не церемонься. Остальные братья уже отдохнули. Так заполните же этот сосуд греха доверху. «Similia similibus curantur! [лат., — Подобное лечится подобным] Эти богохульники вознесли телесные удовольствия над духовным покаянием. Пусть же насладится досыта… Или — до смерти. Верно глаголю, братья?

Он посмотрел на двух других мужчин в сутанах. Те синхронно кивнули и перекрестились.

— Стало быть, решено. Мастер Теодор, нам с отцами пора к вечерней молитве, а ты остаешься за старшего. Если заблудшая овца запросит пощады и покается — умыть, накормить и больше не трогать. После утреннего молебна, оценим искренность раскаяния и решим ее дальнейшую судьбу. Станет упорствовать в грехе, — не утомляй дознавателей. У них и без этой еретички завтра дел хватит. Солдат Креста позови. Каждый воин, кто плащ с венцом надел — служитель божий и должен не только мечом святую веру защищать.

— Как прикажете, ваше преподобие, — поклонился один из тех, что в полумасках, отступая в сторону, поскольку выход из подземелья был у него за спиной. — Ad maiorem Dei gloriam. [лат., — Все во имя Господа]

Подождал пока священнослужители покинут пыточную комнату, а потом громко рассмеялся.

— Вот уж беда с этими стариками… Игнатий, у тебя, кажется, дядя десятником в роте «серых стрел»?

— Да. Старший десятник… — отозвался из дальнего угла, один из палачей помоложе. Помощник, видимо.

— Беги к нему. Скажи, все у кого завалялась пара монет и есть желание поразвлечься с молоденькой ведьмой, пусть сюда идут.

— Как же так, мастер Теодор? — рыжеволосый верзила уступил место другому палачу. Такому же мощному и огромному, но совершенно лысому. И настолько темнокожему, что рядом с ним жертва казалась вырезанной из нежно-розового мрамора. — Вы хотите нарушить приказ Его преподобия?