Забытый край

13-16

13

— Что ты делаешь? — воскликнул домовой.

В сумраке дома, Стенсер сидел за столом и неумелыми движениями пытался вспороть брюхо рыбины.

— Рыбу чищу, — удивляясь, отвечал человек, — разве не видно?

Старик задохнулся от возмущения, но всё же остановил, как позже он сказал, порчу ужина.

— Дай сюда нож! — потребовал домовой.

Быстрыми и точными движениями, старик выпотрошил рыбу, и только после глянул на чешую. Разглядев, что Стенсер её не счистил, домовой воскликнул: — О Боги! — а после стал уже чистить чешую.

— Тебя разве не учили, что нужно и шкуру скоблить? — спрашивал домовой, но глянув на оторопевшего человека, хмыкнул: — Как ты только жил?

Старик-домовой приглушённо ругался и бубнил себе под нос: — плохая нынче смена наросла! — и всё же показывал и объяснял, а после говорил, — пробуй сам.

Так Стенсер учился и постигал сложную науку, "скобления шкуры" и "потрошения" рыбы.

Чувствуя, что не получается также ловко и умело выполнять работу, как старик, Стенсер говорил себе: "Ну ничего... дай мне только время, а уж я научусь ни чуть не хуже тебя рыбу чистить!"

После они вместе варили суп: крупная кастрюля с водой, — немного гречневой крупы и очень много рыбы. И, как итог, у них получился не суп, а: "Да это же каша!"

Когда Стенсер снял кастрюльку с печи и поставил на стол, собираясь накладывать в тарелки поздний ужин, старик замахал руками и, бросив: — Подожди немного, — убежал из дома.

"Чего это он?" — думал Стенсер. А увидев, как старик вернулся, держа в руках странные травы, спросил. — Будимир, ты чего?

— Не отдёргивай!

Старик мелко нарезал травы и бросил их в густой не то суп, не то кашу. Перемешал и, потянувшись густым, ароматным паром, сказал:

— Обожди, должно немного настояться!

Стенсер не успел по возвращению расспросить старика о странном рыболюде, — домовой показался только когда он, человек, мучил рыбу. И тут, пока они ждали, решил для себя: "А почему бы не расспросить его?"

— Послушай, Будимир... На реке я повстречал странное такое создание... даже не знаю, как его описать...

— Не то человек, не то рыба, не то ещё что-то, да к тому же весь в чешуе?

— Да, да! — воскликнул Стенсер.

Старик вздохнул, а после сказал:

— Что ж, спрашивай.

"С чего бы начать? — спросил себя Стенсер, а после, сообразив, что. — Да я ведь ничего не знаю! С этого и начну"

— Будимир, для тебя, наверное, это станет новостью, но я ничего не помню. И кто... что это за создание такое, которое в чешуе...

— Речник.

— А? Речник? Тот самый?

— Да, это он, речник.

"То есть так и должно быть?" — мысленно изумлялся Стенсер.

— Что ты о нём знаешь?

Старик почесал бородищу, а после, пожав плечами, начал:

— Странный он... просто так людей топит.

— Как это, просто так?

— Ну, скажем, не пришёлся ты ему чем-то? Тогда жди, что если подойдёшь к воде — утащит в реку и утопит.

"А сразу предупредить не мог? — думал Стенсер. — Он что, смерти моей хочет?"

— Однако к тем, кто ему по сердцу пришёлся, может не трогать, не вредить, но и даже помогать.

— Как это помогать? — решил уточнить человек, между тем вспоминая, что, — "ему ведь нужны... как он говорил? Послушные и почитающие его... слуги? Так разве станет он просто так себя лишать верных и почитающих его... рыб?"

— Да не знаю я как, только без рыбы от него редко уходил прежний его любимчик.

"Прежний любимчик? Он что-то знает о других?"

— Что можешь о том, любимчике, сказать?

— Да ничего не могу... пропал давным-давно... даже упомнить не могу, как давно.

Стенсер вздохнул. Он уж понадеялся, что сможет чего-то приличного разузнать, но ошибся. И всё же не бросил попыток понять происходящее и докопаться до правды:

— Можешь ещё чего о речнике сказать?

— Да что тут скажешь? Своенравный он. Может сделать всё, что угодно. Ничего-то для него не имеет значения и негласные правила для него — пустой звук.

— Хорошо, значит, буду с ним осторожнее... — сказал человек, но домовой перебил.

— Да будь хоть трижды осторожен, если он захочет, то только подойди к реке — утопит! И не спросит, что да для чего... всё-то ему законы не писаны.

"Законы... негласные правила... нужно попробовать разузнать!" — решил Стенсер.

— Будимир, а что это за правила и законы?

— Так, — махнул он рукой, словно это сущий пустяк, — устои духов. Тебе, человеку, это знать не нужно.

"Что? — только и смог подумать Стенсер, а после, не сразу, начал разбираться. — То есть, он считает себя не человеком... но кем тогда? Духом? Да и что за духи такие? Что это значит?"

Задаваясь всё новыми и новыми вопросами, в какой-то момент человек спросил:

— Ты хочешь сказать, что ты не человек?

— Что? Нет, нет конечно!

Стенсер окончательно потерял под ногами почву. И далеко не сразу смог сказать:

— Можешь мне подробнее рассказать о духах, о себе и правилах духов?

— Какие разговоры? Ужин готов. Бери ложку, тарелку и айда есть!

Стенсер попытался вернуться к разговору за едой, но старик, с набитым ртом, пробубнил:

— Не говори за едой, к худу это!

А после ужина отмахнулся словами:

— После еды не худо и поспать, особенно ночью.

И только засыпая, мужчина понял, что старик старательно избегал важного разговора. Сомневался, сначала, но после, раз за разом восстанавливая в памяти разговор, и понимая, что его обдурили, сказал себе: "Стенсер, ты идиот!"

Стенсер был молод, горяч и... по меньшей мере, неосмотрителен.

Домовой велел ему не ходить в лес, говорил, что это опасно, но куда уж там! Пары дней, когда мужчина лазил по старым домам, в поисках дров, да ломания старых заборчиков с головой хватило, чтобы мужчина пресытился таким делом, — слишком нудно и трудоёмко. А гнилые и трухлявые доски заборчиков прогорали, почти что, как бумага, да и тепла от них было совсем уж мало.

Так и получилось, что Стенсер, тайком от старика, ранним утром ушёл в лес. С собой он прихватил топорик и крепкую, плетёную верёвку. Он не знал, ни на практике, ни в теории, как нужно связывать хворост, но всё же догадался, что просто в охапке таскать валежник, — не самая лучшая затея.

Мужчина даже не позавтракал, думая, что скоро вернётся домой. Он не представлял, каких сложностей собирался себе нажить. Нет, он даже не задумывался, что поход в лес, — дело не из простых, особенно, если лес не знакомый.

Для него утро начиналось мягкой прохладой, лёгким паром изо рта и почти осевшим на высокой траве туманом. Он был в каком-то весёлом расположение духа. Его влекло в неизвестность. Мечтательность и авантюризм ещё живо отзывались в его сердце, — он нисколько не сомневался, что всё окончиться хорошо. Улыбался, смело шагал в сторону леса, и думать не думал, что что-то может случиться не так, как ему это представлялось. Он твёрдо был убеждён, что это будет лёгкая и увеселительная прогулка.

Стенсер думал, что дорога до леса окажется лёгкой и быстрой, но получилось иначе. Он хорошо видел, куда ему было нужно, не петлял, но всё же путь оказался значительно более протяжённым, чем он предполагал. Да и подъём на склон, на котором и раскинулось предлесье, переходившее в лес, порядочно его утомило.

Вроде бы, у него были все причины усомниться в своей затее, задуматься, что впереди его ждёт значительно больше сложностей, но... куда там! Он был молод и не желал считаться с разумностью. К тому же, стоя среди сосново-берёзового молодняка, мужчина обернулся и... увидел рассвет.

Простой рассвет смог произвести невероятнейшее явление, — он до того восхитился, что затаив дыхание, глядел, как свет заливал и деревню, и близкое, не много в стороне, поле. Он глядел вдаль и не верил глазам, как именно утреннее солнце преобразило уже видимые края. Да и само небо было, вокруг солнца, каким-то рыжеватым. Вполне обычное утро, которое, впрочем, его вдохновило и, казалось, смыло без следа, своей красотой, всякую усталость.

Стенсер ещё какое-то время простоял там, у самого леса. Солнце уже приподнялось над горизонтом, а воздух начал прогреваться. Тогда он и шагнул в лес, который, к очередному удивлению, стал прибежищем для мягкого сумрака. И чем дальше он уходил вглубь, больше просто из любопытства, чем ища валежник, тем мрачнее становилось окружение.

Он не понимал, что именно авантюризм и тяга к новым открытиям его влекла всё дальше и дальше. Ему хотелось увидеть как можно больше, а страху, беспокойству или сомнениям в его уме не находилось места.

Он проходил мимо упавшего и явно сухого соснового молодняка. Вертел головой, пытаясь всё увидеть и запомнить. Вглядывался во мрак и разглядывал мох, покрывавший стволы деревьев. С некоторым удовольствием, как ребёнок, шагал пружинящим шагом по многолетней хвойной подушке.

Лес для Стенсера стал целым открытием. Он останавливался перед соснами-исполинами, которые пострадали от удара молнии, — обгоревшие и засохшие деревья внушали благоговейный страх и преклонение перед могуществом природы и её устройства.

Мужчина вглядывался в рассеянный свет, который, пробиваясь местами, спускался от крон как будто бы материальными дорожками. Несколько раз, подходя к ним, он пытался их схватить, заранее зная, что из этого ничего не выйдет. После неудачи не печалился, а смотрел на свет сквозь растопыренные пальцы.

Лес, с его многочисленными особенностями, стал кладезем открытий. Стенсер ещё много бродил, просто так, прогуливаясь в своё удовольствие. Но разве может что-то длиться вечно? В какой-то момент он ощутил лёгкую жажду, а после и живот заурчал.

Мужчина совсем немного ещё походил по лесу, — вспомнил, зачем изначально пришёл. И, оглядевшись кругом, представив, как далеко ему возвращаться, решил, что лучше не стоит сразу собирать валежник, — посчитал, что лучше поближе к выходу из леса его собрать.

Совершенно не о чём не думая, он развернулся, да зашагал назад, той же едва различимой тропой, которой и пришёл. Стенсер был убеждён, что точно знает путь назад, — закрывая глаза, он целиком воссоздавал путь, который пришёл. Мужчина помнил ориентиры в виде буреломов, расщеплённых и обгоревших деревьев, да и многих других, но ни одного так и не мог найти.

Чувствуя лёгкую тревогу, отмахивался от неё. Старался идти быстрее, перебирая в голове мысли о том, как должен был возвращаться назад. Выстраивал вновь и вновь путь, который проделал от деревни, только это ему нисколько не помогала.

Приходя в тихий ужас, Стенсер обратил внимание на едва различимые следы, — его следы. Он инстинктивно чувствовал некоторую неправильность, — но это не особо пугало. По-настоящему его проняло, когда он, посмотрев под ноги, смог различить свои, множественные следы, — он не просто заблудился, а уже не один раз прошёлся в одном и том же месте.

15

Стенсер, выбившись из сил, сидел под деревом, прислонившись к нему спиной. Ноги он вытянул перед собой и глядел вглубь леса. Рядом была тропа, которую он исходил вдоль и поперёк, которую выучил наизусть.

Мужчина, оказавшись в совсем безнадёжном положении, не отчаивался. Он обдумывал то, что случилось. Внимательнейшим образом вспоминал, как сойдя с тропы и углубляясь в глушь, оказывался там же, откуда уходил. Стенсер ещё мог понять, что, идя по едва различимой тропе, он мог ходить кругами, — что, собственно, и случилось. Но, когда сходишь с тропы и идёшь, не сворачивая, в одном направление, а после, совсем неожиданно возвращаешься к тому месту, откуда уходил... Это внушало здравые опасения и беспокойства.

"Разве так может быть? — злясь, думал мужчина. — Что же это за странный лес такой?"

И всё же, как бы не было это безнадёжным, немного отдохнув, Стенсер поднимался на ноги и топал, пытаясь вырваться из лап леса. Не отчаивался, боролся и пытался найти путь назад, в деревню.

Изнемогая от жажды, страдая от голода, ни один раз принимался мысленно себя костерить, но... сам же себя и обрывал, думая:

"На это я трачу силы? На это я трачу время?" — этих мыслей ему хватало, чтобы перестать растрачивать возможности.

Он тщательно обдумывал происходящее и уже догадывался, что что-то не так. Что не он оплошал, что не просто заблудился, но кто-то ему в этом помог. Стенсер пытался сообразить, кто бы это мог быть и как от подобного наваждения избавиться. Только он ничего не знал ни о лесных духах, ни о том, как их от себя можно попытаться отогнать. Делал единственное, что мог, — шагал.

Спустя какое-то время, Стенсер заметил, как зашевелился мох, покрывавший пень рядом с дорогой. Он, остановившись, вгляделся. Больше мужчина не увидел ни малейшего шевеления, но, твёрдо знал, что там точно что-то есть. Ещё больше в этом он убедился, когда услышал тихий-тихий голос.

— Чего зыркаешь? Скучный ты, проваливай!

Стенсер шагнул в сторону пня, но, подойти не решился. Мало того, что мох зашевелился, так ещё и голос предостерегающе сказал:

— Проваливай, пока разрешаю! — голос был низким, басовитым.

Мужчина представил, кто может обладать таким голосом, и не смог поверить, что это говорил какой-то карлик, затаившийся подо мхом, внутри трухлявого пня. Он попытался представить, кто мог обладать таким голосом и, отчего-то ему не захотелось тревожить чужого покоя, — посчитал, что это простая ловушка.

Он отшагнул в сторону от пня, а после, когда собрался сойти с тропы, услышал:

— В глушь не ходи, там тебя уже ждут!

— И как мне... выйти отсюда? — спросил Стенсер.

— Как пришёл, так и уходи! Теперь выйдешь.

И он, в самом деле, вышел. Почти вышел.

Уже видя вдалеке первые просветы, понимая, что выход близко, мужчина мысленно возмутился: "Я что, зря целый день потратил, чтобы с пустыми руками вернуться?" — так он и решился собрать валежник, прежде чем идти в деревню.

Одна странность, пришедшая на смену исчезнувшей, понемногу начала действовать на нервы. Над головой, строго вслед за ним, хлопали крылья. Стенсер несколько раз смотрел вверх и, происходившее, вновь выбивалось за пределы привычного и разумного. Вначале двое, а после, совсем скоро, уже пятеро дятлов кружили над мужчиной. Не отставали, не летели вперёд, — строго держались над его головой.

"Чего прицепились?" — опасливо думал мужчина, понимая, что на первый взгляд простые птички могут доставить ему невероятных бед.

Как оказалось, опасения были не беспочвенными.

Стенсер нашёл упавшую, вековую сосну. Падая, этот исполин, переломал молодняк, который пытался вырасти меж крупных деревьев. Он ходил рядом и примерялся, пытаясь взять в толк, с чего ему лучше начать.

Птицы перестали кружить над головой, — расселись на сухих, чёрных ветках вековых сосен и глядели на него.

Стенсер собрался перерубить одну из молодых, но совершенно высохших, сосен. Он занёс топор над стволом дерева, и тут же, без промедления, над головой зашумели крылья.

Опасаясь, что птицы сейчас на него накинуться, человек отступил, и глянул вверх. Словно пятёрки дятлов было мало, прилетел ещё один, причём, заметно более крупный, чем собратья.

Этот крупный дятел присел на ветвь напротив Стенсера. Вслед за этим вожаком, и все прочие дятлы расселись на ветви.

Он не сомневался, что тот, крупный дятел, вожак прочих. Мало того, что был больше, так ещё и выглядел, как подумал Стенсер: "Совсем по-королевски", — у этого дятла на голове была своего рода корона из перьев, а на грудке небольшое, точно родовое, пятно.

— Да чего же вам от меня надо! — тихи, но злобно, прошептал человек.

Конечно, птицы ему не ответили.

Молодой человек, опасливо поглядывая вверх, приподнял топор. Обычные дятлы незамедлительно вспорхнули, но королевский остался сидеть, — расправил крылья, снаружи белые с чёрным, но внутри совершенно белые. И только в этот момент Стенсер начал догадываться, в чём же дело.

Он опустил топор и... птицы успокоились. Вожак вновь принял величественную позу и устремил свой взор куда-то вдаль... Стенсер приподнял топор, и обычные дятлы вспорхнули, закружили над его головой, а вот их предводитель... он просто посмотрел человеку в глаза и, взрослый мужчина почувствовал себя нашкодившим котёнком.

Стенсер осторожно отложил топор и, медленно-медленно отломил одну из тонких веток от сухого дерева. Он ожидал, что этим прогневает птиц, но... те спокойно сидели и не замечали его. Мужчина повторил опыт. И всё тот же результат.

Домой Стенсер пришёл только ранним вечером, волоча неудобную, огромную вязанку валежника. Топор он всё же забрал из леса, ведь не дело разбрасываться такими вещами!

Да, день уж заканчивался, а Стенсер и не подозревал, как много ему предстояло выслушать от домового на свой счёт. Он не догадывался, как старик может злиться и ругаться. Не думал, как самому будет стыдно, за то, что не послушал доброго совета. Всё это только предстояло пережить, — после, когда вернётся домой. А тогда, топая в деревню, мужчина, не смотря на усталость, голод и жажду был горд собой и тем, что он всё же справился.

16

Рядом с домом, обливаясь потом, Стенсер рубил, как умел, валежник. Ему это ну нисколечко не хотелось делать, — слишком уж устал, да только старика подобными отговорками не убедить:

— Ишь, устал... вы поглядите на него! Молодой, а всё туда же, как баба, сопли пускаешь! — не на шутку разозлившись, говорил домовой. — Как добрых советов слушать, так он не может, а как полезное что-то сделать...

И всякий раз, когда Стенсер присаживался, чтобы перевести дух, старик говорил:

— А ну пошёл, дел невпроворот, а он тут время тянет! Ну, пошёл, кому говорено!

Молодой человек слишком уж устал. По временам слабые мускулы сводило судорогой. Дыхание перехватывало, а сам он думал: "Неужели так будет всегда? Я ведь долго не выдержу!"

Домовой позабыл об одной важной детали, — что Стенсер ничего-то не умел в деревенской жизни. Так, выйдя из дома, старик гневно вскричал:

— Ты что делаешь? Что ты делаешь!

Стенсер не знал, в чём оплошал, но уже морально приготовился к нравоучениям, сродни: "Откуда только руки растут?"

— Кто так рубит, а? Вот скажи мне, будь так добр, кто так рубит?

Утирая пот, человек выпрямился. Он только и мог, что пожать плечами:

— Не знаю... а что, рубить тоже как-то правильно надо?

Старик тяжело вздохнул, а после объяснил, что нельзя рубить на весу. Он притащил откуда-то толстое полешко и, поставив, показал, как нужно рубить.

— Мелочёвку можно и так перерубать, но крупные! Кто крупное поперёк рубит? Совсем что ли дурак?

И старик показал, как можно справиться с толстоватыми ветками.

— Понял?

Спустя время, наблюдая за неуклюжей работой, домовой спросил:

— Как ты только в лесу не попортился?

Человек, не прекращая колошматить, ударяя по неопытности в разные места, ответил:

— Так я так, руками да ногами справлялся.

— Чего это так?

— Ну... там птицы и... — человек взглянул на старика, пытаясь продолжать работать и едва не ударил топором себе по ноге.

— А ну положил топор! — вскричал старик.

— Что? — спросил Стенсер не догадываясь, что едва не сделал себе очень больно.

— Топор брось, брось тебе говорят!

Старик вновь взялся объяснять и показывать, но на этот раз не просто смотрел, а ещё и пресекал всякую не точность. И, когда Стенсер пытался отвлечься, домовой свирепел, сквернословил и едва не кидался на него с кулаками.

— Ну что, давай, теперь по-быстрому сложь всё это на место и будем готовить ужин.

"Что? Работать? Опять?" — ужаснулся Стенсер.

Складывать дрова оказалось той ещё морокой, для неопытного-то, человека. Он плошал, старик ругался, но не лез, и указывал, как поправить огрехи. И под ругательные замечания, нисколько не обижаясь, — слишком уж устал, Стенсер постигал сложную науку деревенского быта.

Занимаясь готовкой, он едва не засыпал. А ведь всего-то и нужно было, что вчерашнее разбавить водой да подогреть... только и тут домовой выручил, — не дал спалить ужин.

Едва справляясь с едой, Стенсер мечтательно глядел на свою скромную лежанку. В тот момент она виделась ему самым лучшим дарованием, которое можно только получить. И ни за какие коврижки он бы не променял свои тонкие, но тёплые и колючие одеяла.

После ужина, забравшись под одеяло, Стенсер вспомнил о странных птицах и сказал:

— Эй, Будимир... не спишь?

— Чего тебе? — раздалось с печи.

"У него что, там лежанка? То есть, я сплю на полу, а он, — там, в тепле и уюте?" — и Стенсер попытался разозлиться, но не вышло. Да и печь рядом была такая тёплая, и так хорошо было, что даже обидится не смог, мысленно только добавил. — "Вот ведь хитрец!"

— Помнишь, я говорил тебе о том, что в лесу топором не пользовался? Я, конечно, догадываюсь, почему так случилось. И всё же, может где и ошибаюсь?

— Что ты можешь знать? Давай, говори уже.

Стенсер, запинаясь, рассказал о случившемся, о дятлах и их короле. Рассказал, как они беспокоились, и как их король на него зыркал, когда видели поднятый топор. И как успокаивались, если Стенсер опускал топор.

— Как по-твоему, это ведь всё из-за топора?

— Верно мыслишь... им деревья нужны... они их в обиду не дают. Только если палые там или что-то в этом роде.

— А что бы они сделали, скажем, возьмись я рубить целое, живое дерево?

— Мы бы с тобой сейчас не говорили. Ясно?

"Куда уж яснее!" — подумал мужчина.

— Так значит, если в лес ходить, то лучше без топора?

Глаза у Стенсера слипались, он закрыл их. Раздался звук, как старик тяжело спрыгнул с печи, а после торопливо подбежал к человеку. Мужчина, пересилив себя, раскрыл глаза.

— Ты что, дурак что ли? В лес, да без топора! Совсем одурел без дуры-то?

— А что такого? Так ведь лучше, — вяло отвечал Стенсер.

Старик грозно глядел на уставшего и невнимательного человека. Рассказывал, что в лесу есть звери, которые не прочь полакомиться человеченкой. Говорил много и сбивчиво, а последним его аргументом стало:

— Вот кто к дураку с топором в руках полезет? Чего от него ждать? Да и вообще? У него топор? Нет, не хочу спросить, как из леса выйти, — уж лучше я здесь потеряюсь, чем подойду к нему!

Мужчина хохотнул. Но старик продолжал:

— Без топора в лес ни ногой!

— Если так уж и нужно что-то с собой взять, то буду брать нож.

— Нож! — вскричал домовой, а после говорил с издёвкой. — Нож! Берегитесь, берегитесь, у него нож! Ужас, какой, у него нож!

Спустя пару минут старик со злобой сказал:

— У-у-у, я тебя! Вот только посмей в лес, да без топора, у-у-у!

И уже засыпая, Стенсер сказал:

— Ладно, ладно... я тебя понял.



Отредактировано: 23.01.2020