Зачётный профессор

Урок тринадцатый: Семь раз отмерь - крепче спишь

Вечер кончился ночью, когда в первом часу, даже почти в час, Тимур подвез Нику к её дому, затяжно прощаясь в синей глади полумрака, подсвеченного лампочками панели с навороченной музыкальной системой, и создавая вид уже мучащегося разлукой кавалера. Их руки держались друг за друга над рычагом коробки-автомата. Молодой человек испытывал нечто новое в своей жизни: играл безумное (не то, которое бешеное, а то, которое именно отличается отсутствием ума на фоне влекущей) влечение к той, которая изначально его не возбуждала. Раньше ему приходилось изображать серьёзность намерений, чтобы забраться в постель, а тут, когда ему самому откидывают уголок одеяла и манят голой, нет – обтянутой ажурным черным чулком ножкой, он зачем-то отказывается, но при этом ещё и вынужденно сохраняет в глазах огонь страсти. Впрочем, огонь в глазах и так горел; от напряжения, от усилий, от того, как запутывался во всём Тимур, из его ушей разве что ещё не летели искры. Знания и «начитанность» подходили к концу, в попытках держаться с Никой на одном уровне.
- Хочется, чтобы время остановилось, - романтично заверил мужчина, поднеся пальцы спутницы к губам. Сокращая количество речей, он был готов подносить что угодно к чему угодно, вплоть до умеренной экзотики с приемлемыми извращениями в рамках взаимоприятного интима.
- Разве ты не знаешь, как опасны такие желания? Вспомни «Фауста»… - игриво надоумила его Ника, вновь и вновь проблесками превращаясь в Веронику Витальевну, но это был тот случай, когда «не знал, да забыл». Гёте он не читал, разве что вкратце, какую-нибудь аннотацию, или рассказывал кто-нибудь… что-то там про остановившееся мгновение? Верно, и кончилось всё печально… но как? Неважно. Печально и точка. Он скользнул второй рукой на колено Ники.
- Да, это трагичный конец. Но как велик соблазн… - Женщина подняла свою свободную руку и, взяв его за галстук, подтянула к себе, чуть стянув шею. Лицо Тимура приблизилось к её. Губы Ники оказались возле его губ. Так, если он поддастся и переспит с ней сегодня, то неизвестно, сбудется ли её проклятье потери интереса после первой ночи. Если она такая «спящая красавица» (спящая – в смысле с бедолагами, которых потом выбрасывает на обочину поутру), то и колдовство должен снимать истинный принц, а Тимур им не был для неё, так что на нем всё может повториться. Сворачиваемся, сегодняшний спектакль окончен. Он вновь поднял её руку и приложился губами к ней. – Так и велика моя воля, желающая доказать тебе, как уважительно и серьёзно я к тебе отношусь.
- Ах ты, динамщик! – усмехнулась Ника. Пока он лобзал её ладонь, другой она уже блуждала по внутренней стороне его бедра. К счастью, пока через брючину. Баскаев натурально ощутил возбуждение. Никуда не годится, должна возбудиться она! И сильнее, чем он. В потемках салона машины женщина манила и приравнивалась к годной для секса. За последние несколько часов это «годная – не годная» сменилось в понимании Тимура раз пять туда и обратно, породив производное "негодница". Всё, пора вскружить ей голову, чтобы отрубить подачу умностей к этим тонким устам, всегда вовремя вставляющих что-нибудь такое, что совершенно сбивает с толку.
- Ты не представляешь, как мне трудно сдерживаться, – он подался вперед сам и прильнул губами к её уху, зная, как безотказно действует горячее дыхание возле него на большинство людей. В самом деле, Ника коротко вздрогнула. Оттянув воротничок платья вниз, Тимур прошелся поцелуями до основания шеи, поглаживая опытными пальцами кожу, пробираясь под ткань, твердой рукой будоража чувствительные места под линией волос. Он оторвался от последовательных тактических ударов, создающих пробоины в броне вражеской стороны. Их глаза посмотрели на губы друг друга, но, улыбаясь, они никак не переходили к главному. Пляска примечивающихся противников продолжалась не меньше минуты. Ладонь Тимура вылезла из-под материи и, уже по ней, опустилась до талии, рванув её на себя. Коснувшись носами, они были в миллиметре от поцелуя. Грудь Ники вздымалась, пока сама она наблюдала за умелой расстановкой положений. Что не говори, а соблазнитель знал, что предвкушение соития – в любом виде, - куда острее, чем оно само. Эта неуловимость приближения, дерганность решительной неизвестности, азарт того, как раскалить и раззадорить сильнее, игра в распознавание – о, как же сладко это всё в совокупности, когда двое притираются друг к другу, ещё не знают, что будет дальше и будет ли! Губы Тимура коснулись уголка её губ и зашептали, скользя по этому участку лица: - Я позвоню тебе завтра, солнце, и учти, что ты моя. Я не потерплю соперников.

Поцелуя так и не случилось, но закрывшая за собой дверь квартиры Ника буквально свалилась с каблуков. Теперь можно было дать волю ногам – они подкашивались и дрожали. Повесив сумочку на крючок, она тихо прошла на кухню и закрылась там, чтобы не разбудить родителей. Рука сама легла на лицо, будто скрываясь от реальности. Какое же это напряжение! Как ей хотелось его… не то чтобы Тимура, и никого больше. Ей хотелось секса, которого давно не было, а рядом, совсем под боком, тот, кто может его дать, но она осознанно заводит его в такое положение, чтобы он отказывался. Чтобы и ему было несладко. Если пока ещё не очень – то потом обязательно несладко будет, даже горько, кисло и тошнотворно. Потому что она знала, что нужно таким, как он, и хотела играть по своим правилам. Что не убивало в ней женщины с земными мечтами. И ведь, подлец, знает, что сказать! Ну, какая дура не захочет услышать «ты моя»? Любая феминистка – кроме патологической лесбиянки, - одуреет от захватнических замашек красивого мужчины, обещающего ответственную власть над тобой, ласку и любовь, не исключающую нормированную, уместную брутальную грубость. Так красиво с ней говорили лишь однажды – десять с лишним лет назад. Последующие любовники были скромнее, щепетильнее, некоторые, на самом деле, стремились к отношениям, да только ей с такими их иметь не хотелось. Как тогда, так и сейчас, ей хочется красивого мужчину, который будет возбуждать её одним взглядом, одним словом приводить в экстаз и заставлять взлетать на небеса. Однако и тогда, и нынче, это всё тот же тип ловеласа, и вести себя с ними она уже научена. Она умеет взять себя в руки, сказать чувствам «нет» и смотреть дальше на мужчину, как на фаллоиметатор.

Ника встала и подошла к окну. Темный двор ничем ей не ответил, стояли только автомобили местных жителей, а тот, на котором она приехала – унесся прочь. Что-то с Тимуром не так. Он хотел от неё постели – больше такие ничего хотеть не умеют, но, когда она намекала ему на возможность, легкую и безусловную, он давал отступного. Странно это как-то. Она испробовала все кощунственные и табуированные для заядлых холостяков темы, но он не смотался через форточку под предлогом «я в туалет», не занервничал даже толком. Что ему ещё может быть от неё надо, кроме секса? Ника не верила, что стала героиней какого-то детектива, и, не подозревая о том, попала невольно в какую-то криминальную игру, но как ещё объяснить упорное ухаживание за ней того, кто по всей логике таких, как она, любить не может? В самом деле, не ради же пятерки на экзамене своему другу? Тот сам та ещё персоналия, выбьет себе пятерку не мытьём, так катанием. Ещё и заигрывать взялся, уподобившись другу… нет, тут точно что-то нечисто.
Пытаясь отвлечься от возбуждения, Ника плюнула на эти рассуждения и, дабы разрядка пришла скорее, ушла вместе со своими фантазиями о голом Баскаеве в душ.

Тимур завалился на съёмки значительно позже, чем уехал от Вероники. Он сделал крюк через свою пассию. Желание совокупления билось паром под крышкой кастрюли с кипятком, аллегорически представленными в трусах и ширинке, и этот пар пришлось спустить, чтобы не чувствовать себя отвратительнее обычного. Но как-то после первого захода он не ощутил удовлетворения, а на второй пошел с ленцой, ощущая тугую механику своих действий. Скучно как-то и, нужно заметить, что в эту ночь нынешняя девушка показалась пресноватой. Вот и наступил переломный миг, когда отношения начинают сходить на нет. Как-то быстро.
Где-то в конце коридора горел свет – ещё не все загримировались и ушли на площадку, - но Тимур не побрел здороваться, а плюхнулся на диван в холле, с развязанным галстуком, не включая света, не сидя, но и не ложась – в позе небрежно брошенного на кресло костюма, полусползшего по спинке. С ним сегодня сцен не было, он заехал так, посмотреть на процесс и перемолвиться словечком с режиссером. Свет вдруг включился сам. Проморгавшись, мужчина взглянул на включатель с нетрезвым прищуром сонного человека. У входа стоял Костя в образе своего сериального героя, не слишком отличавшегося от Кости настоящего. На носу очки, в одной руке стакан молока, в другой книжка, заложенная большим пальцем. Книжкой же был нажат включатель.
- Доброй ночи, отче, - поздоровался младший актёр и медленно пошлепал к дивану. Тимур подсобрался и подвинулся.
- Доброй, грешник. Чего не на площадке? – Костя отпил молока и, облизнув тщательно губы, осторожно присел, как будто боялся быть поглощенным диванными подушками.
- Учеба, заучивание, мысли, - парень поставил стакан на столик и положил книжку на колени, не закрывая и придерживая всё на той же странице, – вообще-то, отлучился в туалет, захотел пить, увидел учебник в гримёрной, который притащил читать в перерывах – увлекся.
- А я уж думал терзают дела сердечные! – хмыкнул Тимур.
- Спасибо, с тромбоцитами, эритроцитами, лейкоцитами и гемоглобином у меня всё хорошо. Пролапсов не наблюдалось, недостаточности тоже, миокардиоциты живы…
- Замолчи, прошу тебя! – проныл Баскаев, прикладывая лоб к своему плечу, будто пытаясь спрятаться подмышкой. – Умник, блин! Ещё одного за день не хватало! Голова трещит и без этого.
- Перепил?
- Перегнул! Перегнул ты палку, выбрав в цель для спора свою асоциальную, алогичную социологичку! – посетовал мужчина, сегодня не собираясь быть таким скрытным, как в прошлый раз. В конце концов, все детали он выдавать не будет, но процесс идет медленно, задача сложна и, пожалуй, иногда надо собираться для обсуждений и взаимопомощи. – А если она вовсе не умеет влюбляться? Ну, бывают же такие женщины? Без тормозов и душевности.
- Ты сдаёшься? – тут же замахнулся липкой этикеткой «лузер» Костя. Она так и светилась в его улыбке.
- Нет, что ж сразу сдаюсь? Я предлагаю предположить тебе такую возможность.
- Значит, наша задача научить её влюбляться. Всё просто.
- Просто? Костян, у тебя всегда на словах всё прям вот по щелчку. Ты вот самый умный, а вокруг идиоты.
- Знаешь такое обиходное шутливое выражение «все пидорасы – а я Д’Артаньян»?
- Ну?
- Как ты помнишь, недавно я участвовал в мюзикле «Три мушкетера», и там было множество актеров помимо меня, и ролей…
- И?
- А я Д’Артаньян, Тимур, – похлопал он его по плечу, многозначительно покивав. Старший едва удержался, чтоб не двинуть ему куда-нибудь в наглую личину. – Так, что случилось у тебя? Всё так плохо?
- Я ещё не понял, - осмысливая проведенный с Никой вечер, задумался Тимур. Он знал одно – надо с ней встретиться в менее «зрелой» обстановке. Что-то поромантичнее, отвлеченное, уютное и простое.
- Да, она заковыристая, но тем интереснее, нет? – Костя снял очки и потер один глаз. – Её неприступность и какая-то фарисейская пугливость…
- Что?! – не выдержал Тимур и громко захохотал. Младший товарищ уколол его локтем в бок, призывая иметь совесть и не мешать за стенкой съёмочному коллективу. Пришлось сойти на шепоток: - Неприступность? Дружок, эта… мда-м… девушка, чуть ли не на первом свидании сообщила мне, что не против переспать. Какая неприступность? Она нимфоманка, не меньше!
Костя похлопал глазами, сводя одну информацию, полученную, с другой, имеющейся у него. Они говорят об одной и той же женщине? Вероника Витальевна – нимфоманка? А не завирается ли Тимур, красуясь тем, что и тут ему нет отказа? От него всякое можно ждать. Молодой человек отбросил эту мысль, но она клацнула бумерангом. Чертовы женщины, начинаешь даже в друзьях сомневаться! Зачем Баскаеву врать?
- И она готова лечь с тобой в постель? – уточнил Костя, на что ему нервно, как будто прося взаймы на опохмелиться, мелькая глазами и покусывая губы, ответили:
- Да, только я как-то не очень тороплюсь пойти на это. Знаешь, что она выдала? Что теряет интерес к мужчинам после секса. Сразу же, с первого раза, представляешь?
Студент опустил взгляд к книге, волею судьбы оказавшейся у него в руках. Эрих Фромм, «Искусство любить». Тема следующей лекции у доцента Черненко была социологией личности Эриха Фромма, и он взялся за одно из известных его произведений. Итак, а что, если не было никакой обиды? Вдруг Ника врожденно не влюбляющаяся? Врожденно ли или приобретено – лечение одинаковое в обоих случаях. Уже по-другому осмысливая и подходя к этому, Костя открыл книгу сначала:
«Чтение этой книги принесет разочарование тому, кто ожидает доступной инструкции в искусстве любви. Эта книга, как раз напротив, ставит целью показать, что любовь – не сентиментальное чувство, испытать которое может всякий человек независимо от уровня достигнутой им зрелости. Она хочет убедить читателя, что все его попытки любви обречены на неудачу, если он не стремится более активно развивать свою личность в целом, чтобы достичь продуктивной ориентации; что удовлетворение в индивидуальной любви не может быть достигнуто без способности любить своего ближнего, без истинной человечности, отваги, веры и дисциплины. В культуре, где эти качества редки, обретение способности любить обречено оставаться редким достижением. Пусть каждый спросит себя, как много действительно любящих людей он встречал».
Подскочив с места, Костя поспешил за выделителем текста и записной книжкой. Не прощаясь с Тимуром, он весь погрузился в стратегическое планирование и, предвкушая любопытненькую полемику на днях, принялся запасаться цитатами, афоризмами, и ломовыми аргументами.