Задний двор

Х

Какое-то время я сижу и читаю надписи над входом.

Почему-то ни в каком другом общественном месте не встретишь такого юмора с примесью сарказма, как в надписях внутри автобуса. И юмор этот, в отличие от множества подобных ему вещей, действительно вызывает улыбку — даже после многократных встреч с одной и той же фразой.

Вот лишь некоторые из них: «Зайцев не возим, дед Мазай едет сзади», «Место для удара головой», «Водитель не осьминог — всем сразу сдачу дать не может», «Пять минут страха — и ты дома», «Остановок «Здеся» и «Тута» не существует», «ПРОСЬБА! Семечки, орехи, бананы употреблять с кожурой, напитки — с бутылками, конфеты — с фантиками», «Прижимаясь к соседу ближе, вы дарите надежду людям на остановке», «Девушки в мини-юбках — держите ноги вместе! И вам теплее, и водителю спокойнее», «Остановки говорить заранее и громко, поскольку водитель ГЛУХОЙ и не успевает нажать ПРОТЕЗОМ на тормоз», «Не садись — кондуктором станешь»…

Чем отличаются эти объявления от обычных однофразовых анекдотов, коими полнятся Интернет и пресса — сказать невозможно. А невозможно потому, что правильный ответ: ничем. Всё решают обстоятельства. Если бы эти же слова встретились мне в сети или в газете, они бы нисколько меня не тронули. Но в автобусе, заполненном молчаливыми людьми, они действительно способны разогнать тоску, и всякий раз — как в диковинку.

— Разрешите.

В ответ на голос я поднимаю: сначала взгляд, потом голову, в итоге — задницу. Диванчик влюблённых, пройдя через стадию одинокого стула, становится скамейкой для бабулек. Я ухожу вглубь салона, размазывая свои корпускулы по чужеродным телам и позволяя пыли из иных миров осесть на мою поверхность. Сидячих мест не осталось. Я останавливаюсь у задней двери.

Невдалеке сидит молодая парочка, совсем ещё школьники. Закрыв глаза, с дурацкой улыбкой на лице, девушка словно пребывает в трансе. Парень бесстрастно смотрит на неё, что-то шепча. Чуть приподнявшись на носках, я пытаюсь через плечо стоящего впереди мужчины разглядеть, что же они делают. Оказывается, он пишет пальцем по её ладони. Проведя две быстрых линии, он ждёт ответа.

— Ну, это понятно, — доносится до меня её слащавый голос. — Это «Л».

— А вот и нет. — Голос парня столь же бездушен, как и его взгляд. — Это «Х».

И тут, словно холод этого голоса передался моим рецепторам, во мне начинает подниматься ощущение чего-то знакомого — знакомого и отталкивающего. Мир неуловимо искажается, становится каким-то неправильным, пугающим. Я чувствую гадливость, хотя не могу понять её причины.

Не успеваю я разобраться в своих впечатлениях, как происходит следующая сцена, которая с лёгкостью затмевает первую, усиливая гадливость до чувства глубокого омерзения.

Слева от меня стоят дети — два мальчика и девочка. Всей компании лет по семь-восемь. Все очень опрятные, в дорогих обновках.

— Отдай, — говорит один из мальчишек с необыкновенно чёрными для ребёнка волосами.

— Не отдам, — с улыбкой говорит девочка с округлым личиком будущей красотки.

В руках за спиной она держит какой-то тёмный мягкий предмет. Присмотревшись, я распознаю в нём вязаную шапку и только тогда понимаю, что цвет волос жгучего брюнета я определил лишь постольку, поскольку его голова непокрыта.

— Отдай. Достала уже, — говорит он.

— Поцелуешь — отдам, — беспечно отвечает она.

Я не успеваю улыбнуться. Ответ мальчика быстр, чёток и моментально слетает с языка:

— Пошла на х…

Я не успеваю разозлиться на мальчика, не успеваю обидеться за девочку. Сама она отнюдь не обижена. Без капли возмущения, безо всякого стыда перед людьми она отвечает оскорбителю той же монетой:

— Сам иди на х…