Задний двор

Свет в окне

Я шёл, извергая из себя все отвратительные слова, которые знал — то полушёпотом, когда замечал людей поблизости, то почти криком, когда улица вновь становилась пустынной. Голод стал болью, жажда — песком, набившим рот, усталость — самой смертью. Я проклинал гопника, которому отдал последние деньги, способные меня накормить и напоить, на которые я мог бы вызвать такси, избежав этого долгого похода домой. Меня трясло и знобило, и согреть меня могла лишь ненависть. Я ненавидел эту субботу, жалел, что вообще вышел сегодня на улицу, ненавидел этот город и всех людей, что в нём живут. Ненавидел погоду, осень, грязь под ногами, лужи и трещины в асфальте. Ненавидел регион, страну, весь мир и самого себя.

Мой излюбленный приём — зайти в автобус, быстро пробиться к окну и расположиться у него с засыпающим видом, надеясь, что кондуктор примет тебя за пассажира, давно оплатившего проезд, — в этот раз не нашёл применения. Автобус был полупустым, а кондукторша сидела прямо возле дверей, взимая деньги с тех, кто выходил.

Сверившись с картой на телефоне, изучив маршрут автобуса, я понял, что у меня даже не получится выйти пораньше, чтобы срезать расстояние до дома. Нет, ближайшей к дому точкой этого маршрута была конечная, автовокзал.

Но ближайшая — не значит близкая. Скользя пальцем по экрану, я потерял счёт кварталам. Мне предстояло пройти пешком полгорода.

Сначала я едва не бежал, но затем накопившаяся боль в икрах заставила меня снизить темп. Я медленно преодолевал перекрёсток за перекрёстком, то предаваясь бессильной злобе, то, устав от сквернословия, бессильно замолкая. Солнце давно зашло, повсюду зажглись фонари, светофоры более не показывали цифр, машин поубавилось, а люди попрятались по домам и дворам. Иногда, правда, я встречал пожилые пары — она держит его под руку, он смотрит вперёд, — тихо беседующие о деньгах, работе и ужине. А пару раз на глаза мне попались шатающиеся, словно зомби, силуэты, вынуждающие меня огибать их, переходя дорогу.

Заметив в просвете между домами скамейку, озарённую, словно квестовый персонаж в компьютерной игре, одиноким конусом света, я не смог сдержать соблазна и, несмотря на позднее время, свернул прямо к ней.

Я сидел под фонарём, словно приговорённый, повесив голову, глядя на землю между башмаков. Мысли мои путались, я даже не вполне осознавал, где нахожусь. Мир был чёрно-белым и хлипким, он колыхался, его грани кривились и смазывались. Казалось, даже почва подо мной медленно колеблется, совершая глубокие вдохи и выдохи гигантского животного, и я бы не удивился, если бы в следующий момент очнулся в своей постели, а за окном полыхало утро…

Вдруг что-то тюкнуло, будто клювом, меня в висок. Неожиданно и довольно больно.

Хлопая глазами, я поднял голову и осмотрелся вокруг. Никого.

Так. Либо это заблудшая птица, либо я схожу с ума…

Чуть поодаль, немного за границей светового круга, белел на земле какой-то предмет. Я немного посмотрел на него, прежде чем сообразил, что он привлёк меня именно тем, что до этого я его не замечал.

Поднявши предмет и поднеся его к свету, я разглядел бумажный самолётик. Вывернув наизнанку его фюзеляж, я прочёл единственную фразу, написанную ручкой на чистом, в клетку, листе:

«Скажи, как давно ты смотрел на звёзды?».

Я провёл пальцем по красивым, изящно выведенным буквам. Палец окрасился синим, буквы расплылись.

Ошеломлённый, я уткнулся взглядом в строку. Не знаю даже, что меня в ней так поразило, почти напугало — её странная доверительность или же способ доставки. Я вскинул голову и посмотрел: сначала в небо, невольно исполняя желание автора записки, потом — на окна ближайшего дома.

И тогда заметил её.

На третьем этаже, за оконным стеклом, полностью разместившись на подоконнике, — задумчиво сидела и курила девушка. Прекрасная девушка. Луноликая, с немного восточными чертами, с пышными тёмными волосами, спадающими на купальный халат, не скрывающий изумительно красивых обнажённых ног. Нежная рука, свободная от сигареты, проходила под небольшой грудью, вздымающейся от частых затяжек. Взгляд её рассеянно блуждал по неизвестным мне стежкам на полотне ночи. Пока не остановился на мне.

И тогда рука застыла, не донеся сигарету до губ.

В тот же момент грудь мою обдало жаром, голову наполнил блаженный туман. Ощущение сказки усилилось, и я верил этой сказке, верил в вернувшуюся юность, в любовь с первого взгляда, не требующую слов. Оживший, материализовавшийся образ, который возник во мне давным-давно без явной на то причины, словно был заложен самой природой, которым я бредил все годы переходного возраста, а, возможно, и намного раньше, — он смёл, выветрил из моей памяти все предыдущие попытки и ошибки, перенёс меня к начальной точке лабиринта, в котором я давно запутался, и сказал мне, что всё ещё может выйти иначе, что ничего не потеряно, надо лишь свернуть в нужную сторону, и поворачивать надо прямо сейчас, пока не слишком поздно, пока сердце моё не иссякло, не стало сухим и ломким, как ветвь мёртвого дерева, пока держится контакт глаз, пока свет ещё теплится в этих далёких окнах, обещая приют ночному страннику, приют, которого он так и не найдёт, если нечаянно отвернётся, пока то прекрасное и навеки неведомое, что таится в каждой женщине, ещё направляет на меня свой ослепительный луч, который, подобно лучу маяка, тут же становится невидимым, стоит линзе Френеля повернуться хоть на один градус…

Позади девушки возникли два силуэта.

Привстав, она выбросила окурок в форточку и соскочила с подоконника, повернувшись ко мне спиной. Два парня, голые по пояс, подошли к ней с обеих сторон, держа каждый по бутылке пива в руке. Один из них что-то сказал ей, и она засмеялась, согнувшись пополам, затем взяла у него бутылку и, сделав несколько глотков, вернула её. Парень тоже отпил и продолжил разговор, то и дело гладя собеседницу по плечу. Второму, похоже, это надоело и он, медленно скользнув по спине девушки свободной рукой, с силой сжал ей ягодицу, сморщив купальный халат. Она с улыбкой обернулась к нему. Поговорив ещё буквально пару минут, трио направилось вглубь комнаты, туда, где тускло горел жёлтый свет. Рука второго парня, разве что ослабив хватку, всё ещё покоилась на мягком месте девушки.