Зайчик в пустыне

Перестрелка на двести тринадцатом

Знойный воздух кривил пыльную дорогу своими миражами. В обед стало невыносимо жарко, казалось, будто бы всё вокруг – сплошная иллюзия. Растёкшееся, как клякса, солнце. Дорожный знак “213 км”, как-бы стягивающийся в узел, если смотреть не под тем углом. Пяти, а может быть всего лишь двух, метровый кактус. И воздух. Жгучий, пыльный, солёный.

На обочине бесконечно длинной трассы замер ярко-красный Сильверадо. Пыль оседала на глянцевых поверхностях поднятого капота, раскрытых дверей и плавящейся от жары крыши. Кремовый матовый брезент, обтягивающий грузовую кровать пикапа, проминался под весом осевшего на нём песка.

Крепкий бугай по имени Джери возился во внутренностях автомобиля, он хмыкал, плевался, перематывал музыку в плеере, и то и дело садился за водительское сиденье, дабы попытаться завести гордого Сильверадо. Но Сильверадо оказался слишком горд для бандюгана.

На задних сиденьях лениво распластался Якоб, худющий, потный, недовольный. Его малиновый пиджак выглядел как мокрая половая тряпка, которую давно было пора выжать. Всякий раз, когда Джери подавал зажигание, лицо Якоба вырождалось психоделической гримасой: улыбка психопата, глаза на выкат, лоб волнами и две неописуемо глубокие ямы под скулами.

- Я тебя, блять, ненавижу, Джери, - говорил он мягко, покладисто, как будто хвалил свою любимую собаку.

- Чего? – вопросил бугай, снимая наушники, - повтори, я не расслышал.

- Я говорю, какого хуя мы тут делаем, Джери?! – в порыве гнева он зарядил по сиденью с ноги. Сильверадо был крепок и сиденье никак не пострадало, даже несмотря на то, что Якоб начал оттачивать этот пинок ещё тогда, когда носил чёрный пояс и не дул дурь.

- Я же тебе уже говорил, коробка передач…

- Ты, блять, это уже говорил, Джери! – он ухватился двумя руками за края сидений и словно змея выполз из автомобиля, - Нахуя я тебя послушал?

Он вскинул руки, потом протянул их в маленькие малиновые карманы и достал мятую мокрую пачку сигарет, закурил.

- “Якоб, я тупорогий баран, давай перевезём эту прошмандовку на авто, ведь в самолёте слишком опасно” – говорил Якоб, подражая северному акценту бугая.

- Слышь, торчок! - послышался женский крик со стороны багажной кровати, - Сам ты прошмандовка в пиджачке!

Якоб что есть мочи ударил в задний борт Сильверадо, вскрикнув: «Ещё одно слово, и я тебе язык отрежу». В ответ: «отрежь себе причиндалы, ублюдок».

- Якоб, это всё ты виноват, - достав бутылку минеральной воды, сказал Джери, - если бы я выбирал авто, мы бы тут не сидели.

- Ты хотел выбрать “Бэнз”, дегенерат. На нём даже твоей мамке стыдно ездить!

- Но он хотя-бы едет, я не для понтов машину выбираю, - Джери открутил крышку, много отпил, а остатки вылил себе на голову.

- Ты зачем это сделал? – Якоб уронил сигарету и тут же втоптал её пыльной туфлёй в песок, - у нас, по-твоему, дохера воды? Или может быть где-то поблизости есть ебучий аквапарк?

…

Жара утюжила. Дорога пустовала. Якоб удерживал пластиковый стаканчик между кривыми, но белоснежно белыми зубами и поднимал его то выше, то ниже, играясь с каплей воды, стекающей по белой пластмассе.

Джери уже не возился, он, наматывая круги вокруг Сильверадо, вытягивая руку как можно выше, надеялся, что телефон поймает хотя-бы одну полоску. Тщетно.

- Ребят, я в туалет хочу, - женский голос звучал жалобно.

- Ссы под себя, - выплюнув стаканчик ответил Якоб.

- Может хватит быть таким мудаком? Ну правда, очень хочется, мальчики.

- Хорошо, - Якоб достал из спортивной сумки пистолет, вышел из автомобиля и облокотился на брезент, - милая, скажи, где твой хуй спрятал наш контейнер, и я дам тебе помочиться. Хоть всю пустыню обоссы.

- Да не знаю я, Марсель меня в свои дела не посвящает. Ребята у меня уже живот болит, - под брезентом сильно застучало.

Якоб захрюкал. Позади остановился Джери, упрятал телефон в карман и сказал:

- Як, да дай девке отлить. Она же не при делах.

- Знаю я этих ебучих французов. Если у них баба не при делах, значит она или пиздит, или шлюха. И эта шлюха нам пиздит! - он толкнул борт авто ногой, оставив пыльный след на поверхности Сильверадо.

- Неправильно как-то, - бугай стёр отпечаток туфли. Якоб стоял на месте.

- А пиздить у нашего босса правильно? А наёбывать нас правильно? Куда в машину полез? Cказать нечего?

Под брезентом раздался плачь, продолжительный, раздражающий, с соплями и завываниями. У Якоба затряслась голова, лицо залилось красными пятнами и задёргался правый глаз, он направил пистолет на брезент и пять раз нажал на спусковой крючок. И очень сильно пожалел, что курок не был взведён.

Натяжение брезента ослабло, солнечный свет проник в нутро кровати пикапа.

- Вставай, у тебя одна минута, - шипел Якоб, развязывая путы пленницы.

Девушка выпрыгнула из душной купели, как саламандра. Всё лицо у неё чумазое и слезливое, это потекла тушь; одета легко: ночнушка, белое бельё и такого же цвета тапочки с ушками кролика. Смоляные волосы растрепаны, как у чучела. Мягко ступая по раскалённой бетонной дороге и песку, она приблизилась к обочине, не собираясь останавливаться.