Закон парных случаев

Глава 7

7.

За окнами потянулись унылого вида новостройки.

- Приехали, - вздохнула Женя. – Сашка здесь у друга живет. Прячется.

- Что он сделал-то?

- А я знаю? Он в фонде каком-то антифашистском работает. Ну и перешел кому-то дорожку. Теперь, чувствую, и мне из дома будет не выйти.

Мы подошли к обшарпанному дому, кажется, такие называются «кораблями» - или «корабликами»? Грязно-белые и зеленые полосы вперемежку и узенькие подслеповатые окошки. Лифт не работал, и мы потихоньку начали карабкаться по лестнице. Женя еле шла, каждые полмарша останавливаясь передохнуть. Не выдержав, я подхватил ее на руки и понес. Может быть, мне показалось, но она спрятала где-то у меня под мышкой довольную улыбку.

- Здесь, - сказала она, когда я, шумно пыхтя, затащил ее на пятый этаж. – Отпусти меня. Спасибо. Только я тебе рубашку испачкала.

И рубашка, и ветровка действительно были щедро заляпаны кровью – выглядел я из-за этого довольно устрашающе. Наверно, кто-то другой даже в обморок упал бы, обнаружив на себе такой орнамент, но со мной ничего подобного не случалось с первого курса: тогда я подрабатывал после занятий санитаром в приемном покое на скорой, и как-то раз поступивший язвенник с ног до головы окатил меня кровавой рвотой. Только вот как в гостиницу ехать? Наверно, придется попросить у Жениного брата какую-нибудь одежду взаймы. Заодно будет повод встретиться с Женей снова.

Она позвонила. Сначала за дверью стояла тишина, потом мужской голос что-то спросил.

- Да я это, я, открывай! – Женя нетерпеливо поцарапала дверь ногтями.

Голос снова что-то спросил.

- Это… - Женя покосилась на меня. – Это мой друг, Мартин.

Я скорчил страшную рожу, спохватился и сконструировал приветливую улыбку идиота.

- Хватит кривляться-то! – фыркнула Женя.

Дверь открылась. Высокий худощавый мужчина лет тридцати, одетый в шорты и синюю футболку, посмотрев на меня, присвистнул.

- Кто это его так уделал? – спросил он Женю.

- Дружки твои, скины, - проворчала она, запихивая меня в прихожую. – Только не его, а меня. Сейчас будешь мне брюхо штопать. Сапожными нитками. А Мартин меня спас, вот.

Покосившись на меня, Саша сходил за ножницами и прямо в прихожей разрезал на Жене шнуровку корсажа. Он стал осматривать порез, а я – таращиться на Женину грудь. Грудь оказалась что надо – высокая, красивой формы, с маленькими темными сосками.

- Может, отвернешься? – слегка нахмурилась Женя, закрываясь рукой.

- Ни фига! – нахально заявил я. – Я, к твоему сведению, студент-медик, считай, наполовину врач. Так что буду помогать твоему брату тебя зашивать. Нитки там держать, спирт… нюхать.

- Как очаровательно звучит «ни фига», сказанное с восточноевропейским акцентом, - съязвила Женя, но прикрываться перестала: мол, смотри сколько хочешь, может, ослепнешь.

Кратко выяснив, что произошло и с какой горы свалился я, Саша невнятно выругался и пошел на кухню готовить «операционную». Составив стулья, он покрыл их чистой простыней, из потрепанной сумки вытащил пузырек спирта, одноразовый шприц, стерилизатор с хирургическими инструментами и нитками, какие-то ампулы и бинты.

- У тебя нет такого наборчика? – улыбнулся он, поймав мой взгляд. – Очень рекомендую. Дело такое, частенько приходится кого-то ремонтировать.

- У отца есть, у меня нет. Я какой-то… аполитичный.

- В вашем с Женькой возрасте я тоже был аполитичным. И вообще был крутым металлистом. Кстати, это у нее мой ошейник. Хотя… Все это игра.

- Все это рок-н-ролл? – то ли спросил, то ли возразил, то ли согласился я.

- Ты и это знаешь? Откуда? – удивился Саша.

- Одна из любимых маминых фраз. Она в середине восьмидесятых училась здесь в университете. На филфаке. Вообще-то она не очень любит о своей жизни до Чехии рассказывать, но вот о рок-клубе и «Камчатке» упоминала не единожды.

- Интересные кружева жизнь плетет, - философски заметил Саша, пощипывая светлые усы. – Женька, иди, эшафот готов.

Женя вошла на кухню, набросив на плечи всю ту же черную рубашку.

- Держи, - она протянула мне страшноватого вида футболку – застиранно-зеленую, всю в пятнах известки. – А твое надо будет в воде холодной замочить на часик.

Я прикинул, что ехать в гостиницу через весь город в этом безобразии – лучше застрелиться. Стало быть, придется ночевать здесь. Мама будет в ужасе, но что делать. Еще в большем ужасе она будет, если я появлюсь в униформе маляра с окровавленной одеждой под мышкой.

Саша словно услышал мои мысли, только немного в ином ключе:

- Придется тебе, Мартин, здесь остаться. Метро через полчаса закрывается, а отсюда до него – три лаптя по карте.

Я с удивлением посмотрел в окно – было еще светло.

- Белые ночи, - усмехнулась Женя, снимая рубашку и ложась на стулья. – Никогда не видел? Вернее, забыл?

О белых ночах я, разумеется, слышал, но видеть действительно не довелось. В Норвегии, единственной стране, где я теоретически мог их наблюдать, мы были поздней осенью.