Холодная зимняя ночь, безлунная, пустая, укрывала собой Равнинный Дэль, делая окрестности непроглядно тёмными и пугающими. Не такая холодная, разумеется, как где-нибудь в центре Ривер-Неммской Империи, но всё же заставляющая дрожать обескровленные пальцы и оборачивающая воздух вокруг лица клубящимся белым паром, в который и превращалось горячее дыхание, вырвавшееся на свободу. Снег, что стремительно выпал за пару-тройку дней, так же стремительно и растаял, являя взору именно тот пейзаж, к которому и привыкли местные жители – голые деревья, чёрная земля, жухлая, жёлто-зелёная трава, до сих пор пробивающаяся кое-где. Но ночью всего этого было не видно, и, возможно, к лучшему – больше пространства для воображения, можно нарисовать любую картину краше.
Одинокий путник вёл за поводья старого мула, глаза которого не могли различить хоть что-то в подобной обстановке, но животное беспрекословно доверяло хозяину и покорно двигалось вперёд. Наконец, уже за полночь, на горизонте показалось то, к чему и стремился пеший странник последние несколько недель. Замок. Вернее, дворец, сохранивший за собой право именоваться замком в угоду былым временам и минувшей значимости. Эль’Кавре.
Верный и преданный друг, один, посреди беспросветной ночи, рассекающий её гулкую тишину. Он мог бы пронзить ей мглистое чрево, выпотрошить его и обезопасить дорогу для всякого искателя. Именно это он и планировал сделать. Мечтал. Надеялся. Но как исполнить задуманное, не имея на вооружении даже надлежащего клинка? Сверкающего меча? Которого не существует больше, но только в руках вчерашнего затворника.
Когда-то путник звался Владыкой, совсем недавно, ныне же мог похвастаться лишь властью над отшельничеством. Преуспел? Принц уединения (одиночества). Продвигался по жизни от голодного кошмара к кошмару, возничий чудовищной колесницы. Слишком страстно желал и потому не настиг? Знал же, к чему приводит страсть, и что недаром у этого слова общие корни со «страданием». Единое происхождение.
Высокое лунговское происхождение – лучший спутник, провожатый или поводырь? Путешественник не знал ответа, да и знать его не особенно желал. Ведь теперь это не имело значения.
Добравшись до крыльца чёрной лестницы, предшествующей кухне, отшельник настойчиво застучал в дверь. Никто не открывал, оно и понятно, стояла глубокая ночь, и даже огней в окнах замка не наблюдалось. Но путник всё стучал и стучал, почти равнодушно, не придавая происходящему большой ценности и не впадая в гнев или же отчаяние. И дело возымело успех, а упорство принесло свои плоды – за дверью раздались шаги, некая возня, и вот, наконец, она заскрипела и отворилась, выпуская из глубин кухни немного тёплого света, но всё же достаточно едкого для такой темноты.
— Старик, тебе чего надобно? – недовольно пробурчала белобрысая молоденькая девушка заспанным голосом.
В одной руке она держала подсвечник о трёх ногах, другой же усердно пыталась закутаться поплотнее в вязаный платок, отороченный бахромой.
— Ты как сюда пробрался мимо привратников? Убирайся прочь, попрошайка! – прошипела она, как только последние следы сонной пелены с глаз упали и позволили видеть картину чётче.
— Желаю беседовать с хозяйкой замка, пригласи её, будь добра.
«Старик», отчего-то говорящий на редкость красиво и благозвучно, растянул губы в улыбке, обнажая при этом жемчужные зубы, такие, каких явно не могло водиться во рту столь дряхлого и помятого дедка. На белой, зеркальной поверхности эмали заиграли блики от свечей. В сердце служанки закралось подозрение на маленьких, пружинистых лапках, совершенно бесшумно и даже неузнаваемо. Девица не могла различить во тьме ночной и под пологом капюшона лица незваного гостя, излишне настырного для незнакомца. Но сомневаться она начала.
— Ночь на дворе! Или ты слепой, старик? Хозяйка спит. С чего ты взял вообще, что я бы стала приглашать её и тревожить появлением какого-то бродяги? Тебе чего надобно, ты кто такой?
— Просто иди, и пригласи её. Скажи, что старыйдруг желает её видеть.
Чужак звонко рассмеялся на слове «старый». Служанка недоверчиво поморщилась, явно неспособная отважиться на какие-либо оживлённые действия, и потому продолжила допрос:
— Ты кто такой? Кем будешь для повелительницы? Имя назови.
— Не могу, молодая госпожа, так ты мне всю затею испортишь.
Старец надменно и плутовато хмыкнул, вызвав тем самым очередную волну подозрительности в прислужнице Зэле. Она помялась недолго на месте, затем осознала вдруг, что одна голова хорошо, но две-то лучше, и решила позвать кого-нибудь на подмогу.
— Так и быть, дедушка… будь здесь, – уже более снисходительным тоном объявила юная служанка, но дверь всё же заперла на ключ, не пустив старика и на порог кухни.
Проскакав по лестнице бодрым шагом до покоев Эрдаумны Корны, Зэла принялась настойчиво стучаться в дверь. Точно так же, как недавно делал это гость нежданный. Ей открыла Корна, едва разлепившая очи, но уже успевшая прилично испугаться всех тех вестей, которыми могла ошеломить её прислужница, ибо в Эль’Кавре творилось непомерно много разного в последнее время.
Девушка, успокоив управляющую замком и заверив её, что всё относительно тихо и находится почти в полном порядке, вкратце обрисовала произошедшее у чёрного входа во дворец. Корна, вооружившись ещё одним подсвечником, братом-близнецом того, что пребывал в руках Зэлы, вздумала сама взглянуть на назойливого старикашку, оценить его и затем прогнать восвояси. Во всяком случае, Корна – чистокровная эльфийка высокого происхождения, третьего по высоте в Мирсварине, и её слово уж точно весит более и больше ценится, чем приказы какой-то там смертной девчушки, смиренной прислужницы. И если она не сумеет совладать с дряхлым чужаком, то разве имеет право занимать столь значимый пост?
Одинокий путник, ошибочно принимаемый каждым встречным за старика, услышал ровно то же, что и в первый раз: шаги, суету, поворот ключей в замке, движение засова, скрип двери, и вот на него смотрели уже две пары пытливых глаз.