Западный Компас

Западный Компас

Монастырь стоял в низине между холмами, с одной стороны окруженный пышной зеленой травой, а с другой — латками огородов. Каменная ограда была невысокой, ворота — хлипкими; за оградой желтел идеальный прямоугольник монастырского поля, в поле работали монахини и торчало жуткое пугало, одетое в женскую ночную рубашку.

Он смотрел на это с вершины — и болезненно кривился. По щеке медленно сбежала одинокая соленая капля; он вытерся рукавом и покосился на своего спутника — девятилетнего мальчика с тонкими костяными наростами на ушах.

Он понятия не имел, кем является этот мальчик. Ясно, что не человеком и не эльфом, и не карадоррским лойдом, и тем более не ребенком Сокрытого — но взрослые особи разумной расы, породившей малыша на свет, пока что нигде ему не попадались.

Под светлыми ресницами его спутника странно двигались бесполезные голубые глаза. Мальчик был слеп, как новорожденный котенок, и крепко сжимал своими пальцами чужую ладонь, а по костяным шипам на его правом ухе то и дело пробегала дрожь.

— Я слышу, — сказал он, поворачиваясь к боевому товарищу, — голос. Очень явный. Глубоко под землей. И, Тристан...

— Да?

— Он опасен. Опаснее, чем ты предполагал. Ответь, что нас окружает?

Тристан послушно огляделся еще раз.

— Мы с тобой находимся на вершине холма. Будь осторожен, мы скоро будем спускаться. Монастырь внизу, выглядит... э-э... мрачновато, слева от него растут кабачки и помидоры, еще левее — полно пшеницы, думаю, что и мельница где-то неподалеку есть. Так... в монастыре четыре корпуса, все четыре соединяются крытыми галереями. По центру имеется часовня, в... — он помедлил, — западной башне явно что-то нехорошее. Пойдем туда.

— Если нам позволят, — негромко отозвался мальчик. — Западная башня — вход.

Тристан улыбнулся.

— О пощаде прошу, — тихо сказал он, — Тебя, о Спаситель, о Искупитель, единственный, кто понимает и принимает нас любыми, вне зависимости от наших поступков. И приходят к Тебе убийцы, и приходят воры, и приходят всякие заблудшие души; как помогаешь Ты им, так помоги же Ты нам. Во славу Твою, во имя Твое мы будем вести бой, и загремит война с ночными тенями, и заплачут луна и солнце, а мы понесем Твое слово, как знамя, и поклонимся Ему, потому что Оно — святыня, а Ты — свет...

— Аминь, — согласился мальчик.

Тристан поправил темные волосы на лбу — так, чтобы за ними ничего не было видно, — и медленно пошел вниз. Пальцы ребенка на его ладони сжались немного сильнее — мальчик боялся высоты, и мрака, отобравшего у него мир, боялся тоже.

Он был слеп вовсе не от рождения. Он был слеп вовсе не по вине какой-нибудь болезни или порока; он помнил, какой бывает свежая летняя трава, и небо, и линии дорог, и... море. Но море он, увы, на дух не переносил, потому что однажды оно попыталось раздавить его тело, и если бы не ундины, алую кровь унесло бы ледяным течением.

У ворот монастыря сидела очередная монахиня. Заметив Тристана и его спутника, она стыдливо поправила чепец, накинула на изможденное лицо вуаль и кивнула:

— Будьте благословенны, дети земных путей. О, — она бросила на незваного гостя новый, куда более внимательный, взгляд, — неужели попутные ветра занесли в нашу обитель воина Господня? Это большая честь. Я немедленно сообщу сестре-настоятельнице...

— Не нужно, — отмахнулся парень. — Будет лучше, если я все расскажу ей сам. Где ее кабинет?

— Ну как же, — монахиня сделала шаг назад. — Вы не можете войти в монастырь, пока ваш визит не будет одобрен. Сейчас, — она понурилась, но понурилась так фальшиво, что некое подобие гнева появилось даже в тонких чертах девятилетнего мальчика, — тяжелые времена, о брат мой, и многие мои сестры, как дети порочного союза, подвержены искушению...

Тристан подался вперед, и в плену его темных волос проблеском закачалась вытянутая серьга — блеклое серебряное распятие.

— Как давно, — едва различимо обратился он к женщине, — вы спускались в монастырские катакомбы? Или нет. Как давно, — он усмехнулся, — ваша сестра-настоятельница приказала к ним не подходить?

Монахиня побледнела. По щеке Тристана соскользнула еще одна соленая капля, и он снова небрежно вытерся рукавом — совсем не по этикету и не по уставу, потому что плевать хотел на придуманные кем-то правила.

— В декабре, — глухо призналась женщина, — из подземелий пришла зараза. Она поглотила, — монахиня сглотнула, — пятерых моих сестер, после чего мы навеки заперли башенные двери. Призываю Господа в защитники: о брат мой, никто из нас не таил никакого злого умысла. Мы всего лишь надеялись, что спасемся, если отречемся от подземных лестниц.

— Лестниц? — Тристан выразительно поднял бровь.

— Да, — монахиня сжала воротник своей рясы. — Там всего один коридор, а под ним — целая сеть каменных ступеней. Они уводят, — мальчик, застывший по левую руку от воина Господня, заинтригованно повернулся к ней, — куда-то глубоко, очень глубоко, мы не можем добраться до их нижнего основания. Едва переступаешь порог и минуешь первые два пролета, как становится невыносимо жарко. Болит голова, и отовсюду пахнет...