А потом двери закрылись, и сорок человек закричали разом, или их было больше, но было безразлично, потому что гул голосов не давал четкого ответа на то, сколько разных интонаций и ноток было в этом гуле, потому что кричали, что происходит, почему двери закрыли, откройте, откройте, и сорок голосов или больше разносились под сводом, создавая блеклое и ненужное эхо, а кто-то даже, не поверив, пробовал нажимать на дверь плечом или бить по ней с ноги, обязательно ее отбивая и матерясь. Что происходит, кричали несколько голосов, в тупом исступлении прижав к себе свои пожитки. Что происходит, истошно вопили они спустя мгновение, потому что никто не ответил им на этот вопрос. Откройте двери, откройте, быстро, кричали уже другие. Кто-то смеялся. И что, этим мы вознаграждены за ожидание, говорил кто-то. А туалет здесь есть. Есть, ответил ему кто-то, вон там, внизу. Я тогда схожу пожалуй. Можно было бы и не сообщать, пожал плечами один из спокойных, которому было уже давно все равно на происходящее.
Выберем произвольного человека, который и станет центром повествования, вокруг которого и сгрудится сюжет, как сгрудились вокруг двустворчатых дверей сорок пять человек, наконец-то можно посчитать их точно, когда они немного успокоились и к ним вернулся рассудок. Так, секунду, сказал один, давайте не будем орать. Почему это, спросил особо буйный в борцовке и с татуировкой на шее. Потому что сложно думать, вот почему, ответил тот, первый. Нет, зачем нужно думать, сказал татуированный, давайте просто все набросимся на эту дверь и поднажмем, авось поддастся. Мы уже пробовали, начал было первый, но его слова потонули в общем гуле ободрения и он обреченно махнул рукой. Отойдя в сторону, он смотрел на них, на то, как они волнами бились о тяжелые двери, но если первые ударялись еще о дерево, то следующие били первых и ничего, по сути, не меняли. Слишком узко для всех, прокричал он, кто-то услышал его и согласился с этим, но большинству это было без разницы. Все были на взводе. Этот отошедший молча тер виски и соображал, что же это такое и как долго все это будет творится.
На шум прибежали патрульные. Застигнутые обстоятельствами, они заполняли протокол по просьбе того, кто их вызвал. И вы здесь, сказал кто-то, да, ответили они, а в чем проблема, что вы так орете, мешаете нам. Так дверь закрыли. Кто закрыл, сказали патрульные, что за идиотизм, вам повезло, что у вас повестки, а не то всех бы позабирали. В каком это смысле, возмутился кто-то, да в таком, ответили патрульные, синие все и орете еще тут. Двери закрываются изнутри, а не снаружи, сказал второй патрульный. Но они не поддаются, сказал кто-то из запертых, вот, попробуйте сами. И правда, сказал второй патрульный первому, кто-то шутит. Я им пошучу, сказал первый патрульный. А ну-ка все разойдитесь, я попробую сам. И ты не мешайся, добавил он второму, младшему по званию. Хорошо, сказал тот. Я пойду протокол допишу. На него с удивлением посмотрели почти все запертые. Ну иди.
На всю эту картину устало смотрел тот, который призывал всех к молчанию. Он тоже был на взводе, как и каждый из тех, кого заперли вместе. Кого-то он знал, кого-то видел впервые, их свела судьба и случай, собрали всех вместе и собирались вывезти на полигон, какие-то учения или что-то вроде. Внутри помещения они просидели весь день, ожидая автобуса, но дождались только ночи во дворе и раздражения, вызванного гудением ламп, спертости воздуха и усталости от ожидания. Стойте, прокричал вдруг кто-то с горящим взглядом. Давайте спросим с организаторов, они были здесь, ну те, кто с бумажками, они должны знать о каком-нибудь выходе. Точно, подхватила толпа. Вон их бендежка, пошли туда, спросим из них. Я их этак и растак, сказал грузный и бородатый, закатывая рукава рубахи. Нестройной колонной запертые пошли туда, чертыхаясь и проклиная их. Были же тут, взвыл кто-то. Они и закрыли, сказал с татуировкой и борцовкой. Ух, я их, добавил он и толпа удовлетворенно подхватила, меняя его проклятие на свой лад.
Тот, кто впервые попытался успокоить и упорядочить действия всех запертых, бессильно взирал на происходящее и, разумеется, их слушал. Разберемся, говорил второй патрульный, давайте спокойней, мужики, просто недоразумение. Успокоится, вскричал татуированный. Мы и так тут с самого утра сидим, а уже ночь, да еще нас и заперли. Ты что, не понял, сказал второй патрульный, успокойся, кому говорю, криком и силой делу не поможешь. А то что, нахально сказал татуированный и за спиной у него выросли три мрачные тени. Патрульный на этот раз смолчал, оценивая ситуацию, а рука невольно дернулась к дубинке. Чего, страшно стало, ухмыльнулся он, много нас на тебя одного. Смотрите, прокричал он, обращаясь ко всем, видели, боится меня. А что это меняет, спросил кто-то из толпы, все равно все тут заперты. Так будем бить, если наружу хотим, пока не сломаем, брызнул он слюной, а ты не мешайся — так он сказал второму патрульному, уже сжимающему дубинку. Тут взгляд татуированного опустился прямо на нее, а ну отдай, сказал он, сподручнее дверь ломать будет. Нет, сказал патрульный, но голос его дрогнул, не отдам, ты посмотри кто перед тобой. Все слышали, сказал громко татуированный, он не хочет уходить отсюда, хочет, чтобы мы были здесь. Мы все равны тут, закрытые, тихо сказал он патрульному и улыбнулся. Услышав шум толпы, патрульный заорал, я не это сказал, не это, но его никто не услышал, кроме, может быть, первого, кто подал голос. По короткой команде вожака на него навалилось десять пьяных тел, ругаясь, вцепливаясь в его руки с зажатой дубинкой, в его волосы, хохоча как проклятые.
Во всеобщей суматохе только первый подавший голос увидел бледное лицо первого патрульного, ушедшего дописывать протокол, но вернувшегося, услышав подозрительный шум. Что происходит, кричал он, но его никто не слышал, а тот, кто слышал, безразлично на него смотрел. Что происходит, кого бьют, он почти вопил. В суматохе тел он увидел фуражку своего старшего. Бледнея еще больше, он, быть может, совершил ошибку еще более грубую, чем ту, в которой он приехал написать протокол к пункту сбора рабочих. Да, ошибка была, несомненно, фатальной: эхом разлетелся по залу грохот выстрела табельного, приковав к патрульному всеобщее внимание.