Записки лжецов

Глава 41

Илез не заставил себя долго ждать. Он приехал на следующий день, позвонив за пятнадцать минут до прибытия. Так как до этого он успел привезти Лауре все ее вещи, теперь ей пришлось собираться заново. Впопыхах, глотая слезы, она упаковала пару чемоданов с самой необходимой одеждой и принадлежностями. Сати, необычно молчаливая и хмурая, исподлобья наблюдала за ее сборами.

- Не вижу радости на лице, – наконец заметила она.

- А ты бы радовалась, возвращаясь к мужу потому, что его вынудили родственники? – отрезала Лаура. – Да еще и после того, как он признался, что ему на тебя наплевать?

- Возможно, все изменилось, - предположила Сати. - Он понял, что между нами все кончено, и решил попробовать выстроить отношения с тобой? Заново?

Лаура захлопнула крышку чемодана и гневно посмотрела на нее.

- А я не хочу. Я уже ничего не хочу с ним выстраивать! Лучше бы он просто оставил меня в покое!

- Зачем же ты тогда возвращаешься?

- Отец договорился. Я не могу дать задний. И потом… Камал. Если появилась возможность сохранить семью ради него, я это сделаю.

Сати, глядя на нее с жалостью, покачала головой.

- Что ж, надеюсь, на этот раз у вас все срастется.

Тупое слово! Лаура знала, что ничего не срастется.

Едва взглянув на каменное лицо Илеза, когда он вышел из машины, чтобы помочь ей с чемоданами, Лаура лишь уверилась в своих опасениях. Ничего кроме сухого приветствия. Он не собирался ничего восстанавливать.

Дачиевы, конечно же, встретили ее более тепло, а особенно радовался Камал. Он суетился вокруг Лауры, а она пыталась выглядеть счастливой ради него. Приглашенный человек засвидетельствовал, что они с Илезом вновь муж и жена, и когда пришло время ложиться спать, Лаура поднялась по знакомой лестнице в знакомую спальню. Пока ее не было, Камала переселили в отдельную комнату, где с ним жила няня. Дачиевы предложили пока ее не увольнять, чтобы Илез с Лаурой могли проводить больше времени вместе, чтобы скрепить, так сказать, новый брак.

Лаура поймала себя на мысли, что стала снова стесняться Илеза, и была рада, что он задержался внизу, и она смогла спокойно переодеться в ночную сорочку. В глубине души она надеялась, что он не станет заикаться об исполнении супружеского долга. Судя по его пресной физиономии, он не был рад снова видеть ее в своем доме, а если так, то и желания к ней у него по идее быть не должно.

Илез зашел в комнату, когда Лаура, утомленная волнениями, происходившими в ее жизни, почти заснула. Лежа на боку, отвернувшись от него, она слышала, как он разделся, почувствовала, как он залез под свое одеяло. Лаура затаилась. Перед глазами мелькали эпизоды их с Азаматом встреч. Илез немного поворочался на своей половине, а потом без лишних слов перелез к ней и повернул на спину. Темнота комнаты скрывала его лицо и выражение глаз, но судя по торопливому копошению под ее одеялом, ничего нового она бы там не увидела.

Лаура зажмурилась, чтобы не заорать и не отпихнуть его. Он был ее мужем, она не имела права ему отказать. Жадные поцелуи, которыми он покрывал ее шею и грудь, поспешные ласки – не для нее, для себя, чтобы поскорее завестись и скорее кончить. Лаура чувствовала себя рабыней, которую использует господин для удовлетворения своей похоти. И если с Азаматом эти мысли возбуждали ее и будоражили воображение, с Илезом она казалась самой себе безвольной куклой. Лаура механически обвила руками навалившийся на нее обнаженный торс и приняла в себя нетерпеливое тело мужа, благодарная кромешной темноте комнаты за то, что он не увидит ее слез. Илез не ждал от нее бурных ласк. Его не интересовало, получила ли она удовлетворение, хотя прежде хоть об этом он ее спрашивал. Вонзившись в нее последние несколько раз, он немного отдышался, также в гробовом молчании повернулся на другой бок и заснул. Лаура оправила сорочку и тоже отвернулась, свернувшись в комочек. Будто ее только что изнасиловали. Просто она не сопротивлялась. На душе и в мыслях не осталось ничего кроме пустоты.

***

С тех пор, как Сати вернулась домой, звонок Мики был лишь вопросом времени. Она боялась его, так как совершенно не представляла, что говорить. Все, до кого уже успела долететь новость об их с Хади разводе, считали виноватым его, и он, по всей видимости, эти слухи поддерживал. Он готов был взять на себя славу подонка, только не рассказывать о болезни. Но Сати знала, что он не такой, и не собиралась выслушивать оскорбления родственников и подруг в адрес Хади, поэтому старалась максимально отгородиться от всех, чтобы переварить произошедшее.

Мика позвонил на третий день после развода – видимо, мама еще некоторое время надеялась, что это какое-то недоразумение и все образуется быстро и безболезненно.

- Сати, что у вас там творится? – сразу спросил брат.

- Мама тебе не сказала? – вопросом на вопрос ответила Сати. Врать про Хади его ближайшему другу, расписывая, как он бросил ее ради непонятной девицы или что-то в таком духе – это было выше ее сил.

- В общих чертах, - ответил Мика. – Она сказала, что ты толком ничего не говоришь. Что он дал тебе развод из-за какой-то бабы, которая заявилась к нему беременная! Это правда?

- Ну, можно и так сказать… - промямлила Сати.

- Говори конкретно! Это правда? Он выставил тебя из-за какой-то левой девахи?! – тон Мики подогрелся сразу на несколько десятков градусов. – Я… Я просто поверить не могу! Нет, я знал, что он тот еще кобель, но мне почему-то казалось, что с тобой он начал меняться. И что он, бл**ть, проявит уважение к моей сестре! Господи, ну и крыса же он!

Сердце Сати сжалось от несправедливых обвинений, но она боялась что-то сказать, чтобы не выдать тайну Хади. Она была уверена, что Мика никогда от него не отвернется, даже если узнает, что у него ВИЧ, но… Хади просил ее никому не говорить, и она должна была сдержать слово.

- Сати, сестренка, - разочарование брата сквозило сквозь трубку, обдавая ее холодом, - скажи мне правду. Ты знаешь, я всегда тебя пойму. Что бы там ни произошло между вами, я никогда не осужу тебя. Хади, конечно, не подарок, но он всегда был моим другом. Я любил его как брата, несмотря на все его закидоны. И осознавать, что он мог так мерзко с тобой обойтись… Я думал, что какие-то понятия в нем незыблемы, и за это его уважал… Я просто не знаю, что и думать.