Заповедник

Заповедник

День пятый после вступления в Федерацию планеты Земля.

Когда шло общемировое голосование, я был в глубочайшем запое и пропустил это важное для человечества событие. Когда объявили результат: наша планета вступает в Федерацию  - я шарахался по улицам в поисках бутылки или Степаныча, который снабжал исправно нашу пьющую троицу. В отличие от меня и Петровича, Степаныч был мужем и отцом вполне благопристойного семейства. И, несмотря на его запойность, родичи старались заботиться о нем по мере сил: отмывали, откармливали всякий раз, как непутевый муж вваливался домой. Ну и давали на бутылку, когда он умолял. Жалели, в общем. Хотя на их месте я бы гнал поганой метлой алкоголика. Да-да, сам алкоголик и говорю так потому, что знаю: все эти клятвы: я завяжу, трубы горят, в последний раз, мне очень плохо, умираю… всё это пустое. Нам нравится так жить, и завязывать с кайфом нахаляву мы не собираемся ни при каких обстоятельствах.
Не собирались – до тех пор, как объявили про эту чертову Федерацию с её благодеяниями для всех подшефных мирков. Не, ну это хорошо, не спорю: почистить планету от мусора, восстановить экологический баланс, о ресурсах позаботиться… но вот ещё одно их нововведение: очистить землю от людей, прожигающих жизнь впустую в помутненном сознании: алкоголиков, наркоманов - это совсем уже! Я протестую! Что мы, животные какие паразитирующие? Мы тоже люди! Говорят, даже курильщиков не пощадят, типа загрязняют воздух. Тогда уж гребите и водил с их выхлопными газами!..
Что-то я разошелся совсем, Степаныч, наливай!
Так вот, едва продрал глаза наутро, как узнал, что идет облава. Собирают по улицам, подвалам всех, кто мало-мальски пьян или обкурен, потрошат ночные клубы и притоны… Родственники, конечно, пытаются прятать горемычных своих бухариков, но поздно.
Вообще-то, справедливости ради, надо заметить, что началось это не сразу. После голосования людям дали три дня, чтоб прийти в себя и взяться за ум, шанс такой, значит, неблагонадежным. Кто решит завязать и остаться – успеет. Ну а я пропил эти три дня, не ведая, не вникая в политическую обстановку и в то, собственно, что празднуют люди на улицах. Праздник – это всегда здорово, испокон веку в праздничный день нальют, потому что весь город  упивается. В праздники мы сливаемся с общей массой и становимся вроде как не хуже других, даже дорого одетых, но налитых водкой и пивом по самые уши.
Вот странно: с наркотиками и алкоголем борятся, а продажу не запретили, даже цены снизили. Ну, кто же из наших сам решится при таких условиях противостоять искушению? Никто. Все надеются, что это пустой шум и ничего не случится.
А вчера Петрович заполз в наш подвал весь белый, говорит, прямо на улицах людей собирают и загружают в фургоны, тех, кто сам идти не в силах – просто закидывают, как мешки. Он сам еле успел спрятаться.
Кругом плакаты, листовки, с призывами. Мол, приходите сами, приводите своих запойных, которые в печенках у вас сидят уже, мы поможем. Интересно как? Нет человека – нет проблемы?
Степаныч принес две бутылки и новое слово «наркозаповедник». Говорят, это мирок, созданный Федерацией в соседней системе специально для таких забулдыг, как я и мои друзья. В листовках об том, якобы, написано, да кто ж вчитываться будет. А если и будет – то кто поверит в то, что есть такое место, где текут спиртовые реки с героиновыми берегами, а поля – табачные и конопляные – кури, пей, нюхай сколько влезет в компании себе подобных, вдали от нормальных людей! Угробляй, типа, свою жизнь, но не в ущерб обществу, в условиях, приближенных к потребностям! Вот и мы не поверили, когда это общество так трепетно заботилось о нас? Дружно решили: вывозят за город, да и расстреливают, чего цацкаться? Никому мы не нужны… Уроды. У меня семьи давно уж нет, а ведь жена была, даже дочку родили, а потом… познакомился на работе с Петровичем – и пошло-поехало, заливал трудности быта с маленьким ребенком сначала пивом, а потом уж всем подряд. Настоящие, матерые алкоголики всегда начинают с пива, оно незаметно так убивает мозг и потом ты уже и не понимаешь, кто ты и как дошел до жизни такой. А потом я потерял семью, а позже с Петровичем вместе и работу. С тех пор вот слоняемся, ночуем в подвале (а теперь каждый раз на новом месте, все подвалы прочесываются еженощно), воруем да побираемся. Ну а что в этом такого: лишило нас общество работы – пусть кормит! И поит.
У Петровича вроде тоже нет никого, так что, по сути, он бесполезен, а вот Степаныч – наш ангел-поитель, мы его трепетно любим и бережем. И как же замечательно, что он не бросил нас, не ушел домой исправляться в те три дня, загнулись бы без него.
И как теперь жить? В вечном страхе быть обнаруженными? Петрович нервничает, говорит, что никогда так за жизнь не цеплялся, даже когда была жива ныне покойная супруга, когда болела… А я так думаю – надо переждать, скоро схлынет эта волна «гуманизма» и нас оставят в покое. И всё будет, как прежде.

День восьмой после вступления в Федерацию планеты Земля

Надо же, всего неделя прошла, а на улицах – шаром покати. Раньше можно было пройтись на подкашивающихся и за первым же углом какой-нибудь сердобольный товарищ по несчастью обязательно похмелял из под полы – крепко наше тайное братство! А тут мало того, что пусто, так ещё и носа не высунешь, кругом посты, отслеживают. Подвалы не шерстят – уже хорошо, можно хоть спать спокойно. Теперь Степаныч ночует с нами, а еду днем тайком приносит его жена – заплаканная сутулая с непрокрашенными седыми волосами. Святая женщина!
Однажды, правда, разочаровала она меня. Говорит: мол, разузнала у властей, что если кто ещё остался и прячется, а хочет вылечиться и завязать – надо прийти и написать заявление. Тогда не в наркозаповедник, а в клинику отправят и помогут стать полноправным членом общества, вернуться в него. А какого пупа мне возвращаться туда, откуда меня изгнали и лишили всяких прав?! Говорит, Катюша, дочка наша, плачет, за папу волнуется…давит, значит, на нервы и жалость! Мы с Петровичем чуть не вскипятились за это дело, но я-то моложе, смекалистее, зажал ему рот и оттащил в угол, пока Степаныч с женой выясняли. Нельзя кипеж поднимать и кусать руку, которая кормит (хоть и на нервах играет), а то настучит куда надо и нас заметут, и так смотрит волком на на нас: мол, мы споили муженька её, с пути истинного свернули. Видать, такой он был «сладкий» – этот путь. Она б давно его силой увела лечиться, а нас сдала, но ведь он лечиться по собственной воле не хочет, а таким прямой путь – в наркозаповедник, коли такой и впрямь существует. Но это вряд ли. Иначе бы что ей так переживать – где для пьянчуг все условия прекрасной жизни созданы, чего б не жить? И раз переживает – не всё так сладко да гладко.
Но Степаныч – мужик! Не сломался, не сдался, напрочь отказался идти с ней. Даже на мерзкий шантаж дочкой, его больными с молодости ногами и слезы о том, что денег больше нет кормить всю нашу ораву, не купился, вот это я понимаю, уважаю!  А значит, поживем ещё.