Заповедник морлоков

Погост и живность

   Проникать в новый рукав подземелья оказалось не так уж сложно: те же скобы-ступеньки, только немного ближе к гранитной площадке у спуска к воде. После очередного испытания Мила приказала всем включить фонари и захлопнула дверь изнутри.

   Дмитрию показалось, что воздух стал суше, или это только чудилось после свежего невского ветерка. Коридор, по которому группа продолжила путь, был по-прежнему снизу доверху выложен покатыми камнями.

   Экскурсовод рассказывала по дороге:

   – На месте психбольницы в старые времена стоял Острог или тюрьма. В правление Анны Иоанновны, племянницы Петра Первого, на Матисовом острове построили первое здание для содержания заключённых; большей частью его заполняли каторжники. Здесь уместно вспомнить, что раскольников, не желавших платить двойной налог государству, отправляли на каторгу. Многие из петербургских купцов были старообрядцами, и частенько торговые операции совершались под честное слово. Если госчиновники на Руси издревле служили образцом взяточничества, то купеческое слово было сродни обеспеченному векселю. Георгий Петрович Манычев предположил, что деньги на строительство нового туннеля старообрядцы-строители получали от купцов-единоверцев, и это делалось с целью помочь осуждённым раскольникам бежать. Нам не известно, насколько эта затея удалась, но новое подземелье было вырыто до самого Острога. Предположительно, это случилось в конце XVIII-го века, ещё в царствование Екатерины Великой. Вспомните, что именно при ней стали засыпать каналы Васильевского острова. В годы правления Николая Первого на месте бывшей тюрьмы архитектор Шарлемань строит большое здание столичной психиатрической больницы, первыми пациентами которой стали душевнобольные заключённые.

   – И зачем старообрядцам психи? – подал голос Лёха.

   – На самом деле – незачем, – согласилась Мила. – Но задумайтесь над тем, что посвящённый в раскольничьи тайны мог имитировать сумасшествие, дабы позднее попытаться бежать. Смертность в тюрьме тогда была нередким делом; возможно, что те, кто помогал побегу, подкидывали чей-то случайный труп.

   – Целая конспирология! – недоверчиво усмехнулся Крымов.

   – Возможно. Но, как теория – довольно стройная. Вот мы подошли к следующему объекту, который Манычев назвал… Нет, сначала посмотрите сами. Туда!

   Коридор ощутимо расширился и в правой части образовал полузал. Когда свет от фонарей разогнал темноту, стало заметно, что камни, которые укрепляли стену, отличаются от традиционных. Вблизи они казались ровнее и имели странный желтоватый цвет. Их продолговатая форма выглядела странно знакомой, и этот цвет…

   – Так это же… черепа, – воскликнул Макс. – Вид сверху. У меня было такое в игрушке.

   Народ притих, поглядывая на Милу.

   – Вы молодец, Макс, – отозвалась она.

   – Они – что: хоронили здесь, хотя могли это сделать на Смоленском кладбище? – поразилась Дина.

   – Нет. Манычев считает, что рабочие-землекопы натолкнулись на старое захоронение. Или это было кладбище какого-то племени, населявшего берега Финского залива, или место древней битвы. Поскольку в сплошном слое глины мало воздуха, черепа и, вероятнее всего – невидимые нам скелеты – хорошо сохранились. А лежат они, как вы уже догадались, один над другим. Мы называем эту стену кладбищем, и учёным предстоит ещё определить, в каком временном слое похоронены эти люди. Не удивлюсь, если там, в глубине глины, остались предметы быта или оружие.

   Стена, выложенная верхними частями черепов, действительно производила жуткое впечатление, стоило лишь подумать, сколько мёртвых людей понадобилось для её инкрустирования. Группа исследователей возвращалась в коридор подавленная и притихшая. Что-то мелкое и быстрое вдруг проскочило мимо них и скрылось в дальней норе; все невольно прижались к холодной стене.

   – Ничего страшного, – «успокоила» народ Мила. – Это собачка, их тут много.

   – Собачек?! – воскликнули экскурсанты.

   – Да. Такая странная порода, но они не нападают на людей. Я в первый раз чуть не умерла от страха, когда она проскочила, но Георгий Петрович упоминал о них в записках.

   Так мы остановились на середине XIX века. Острог становится «Жёлтым домом», – отчего-то в России было принято красить психбольницы в жёлтый цвет. После Октябрьской революции большевики преследовали верующих, поэтому в начале XX века, эпоха старообрядцев завершается: они не смогли существовать даже тайно. Однако подземелье продолжает жить своей жизнью. Собачку вы уже видели, а чтобы все могли посмотреть на остальных обитателей, есть прекрасный зал, который мы называем «Зоопарк» или «Зверинец», потому что там можно наблюдать местную фауну.