Запретная школа

Глава 1

Сколько себя помню, я всегда мечтала преподавать.

Еще в детстве, когда играла с куклами я выбирала себе роль учителя, а они резиновые и безмолвные были моими ученицами. Я рассаживала их в гостиной на большом диване в ряд, выдавала каждой по листочку бумаги, надевала мамины солнцезащитные очки и с умным видом, медленно проговаривая слова, объясняла, как пишутся буквы и цифры, как произносятся звуки, особенно «р» и показывала упражнения для языка, чтобы не было дефектов в речи. Повторяла все то, чему меня учили в детском саду и на занятиях с логопедом.

Мое стремление к обучению других в младшей и средней школе немного снизилось, а вот в старшей школе расцвело буйным цветом. Я часто сидела с детьми наших соседей и не без гордости могу сказать, что была хорошей нянькой! Мы вместе придумывали разнообразные занятия, чтобы не было скучно и в процессе игры я учила своих подопечных тому же, чему когда-то учила своих кукол. Чаще всего со мной оставались близнецы – брат и сестра Волкеры – Рея и Джон. Они оба были жутко подвижные, непоседы, шалуны, но с ними было безумно интересно. Они – были моим первым настоящим педагогическим опытом. За время нашего общения мне удалось найти к ним ключики, которые помогали направить их энергию в мирное созидательное русло и к удивлению родителей, как с их, так и с моей стороны, близнецы к переходу из сада в школу уже знали все буквы и умели считать в пределах пяти. За такой успех родители близнецов в конце учебного года, помимо обычных выплат за мой присмотр за ними, вознаградили меня приличной суммой, на которую я купила себе выпускное платье. Это было мое двойное торжество и двойная гордость!

И конечно же, я поступила в университет, где был факультет педагогики. В школе вторым языком шел французский, что в принципе не удивительно в стране, где существует два официальных языка. Я обожала этот язык, хотя родным считала все же английский. Поэтому выбор пал на дальнейшее углубленное изучение французского, методики его преподавания и истории языка как такового.

Третьей моей страстью был волейбол! Мой отец всю свою жизнь увлекался этим видом спорта, в юности играл за школьную команду, дома он постоянно смотрел игры и болел всегда очень шумно и громко. Я с детства залипала вместе с ним у экрана, наблюдая с замиранием сердца за пасами мяча, за прыжками, подачами и хитрыми комбинациями под сеткой. Отец выводил меня на площадку и учил как правильно подавать мяч, как нужно согнуть ладонь так, чтобы она отпружинила от мяча, закручивая его и отправляя в нужной траектории. Он говорил, что игрок должен вложить в удар по мячу всю свою силу, чтобы противник на той стороне его не взял. Он заставлял меня отжиматься и подтягиваться, чтобы мои руки были сильными, прыгать на одной и двух ногах на скакалке, по ступенькам вверх-вниз, а еще на батуте, тем самым развивая мою прыгучесть. Он тренировал мою выносливость, беря с собой на утренние и вечерние пробежки. Ну и в итоге, конечно же, я стала играть также как и он в школьной команде, а потом в университетской. И подавала очень перспективные надежды, без ложной скромности.

Четвертый год обучения в университете жестко расставил приоритеты в моем будущем, оставив только французский, и расправившись навсегда с волейболом.

Мы вышли в полуфинал чемпионата страны, когда в последней решающей партии, в выставленном блоке я неудачно приземлилась, поскользнулась на гладком поле площадки и моя нога оказалась под сеткой и в этот же момент на нее опустился игрок противоположной команды. Я помню, как меня пронзила огненная вспышка и перед глазами стало темно. Очнулась я от резкого запаха нашатыря, который ударил мне в ноздри.

- Оливия, Оливия, ты как? – надо мной склонились тренер и врач нашей команды, а также девочки. У всех был такие взволнованные обеспокоенные лица. Я улыбнулась, приподнимаясь, потом попробовала встать, но боль в ноге была такая, что я заорала, хотя это для меня не свойственно, я умею и могу терпеть. Но тогда мне казалось, что в мою ногу воткнулись раскаленные штыри и при любом движении они безжалостно втыкаются мне в кость и ткани, выпускают шипы и проворачиваются там. Меня унесли с площадки на носилках, а уже в госпитале выяснилось, что у меня двойной перелом большой берцовой кости со смещением. Месяц на растяжке и три месяца в гипсе по самое бедро. Я могла передвигаться только на костылях. В университете пошли мне навстречу, разрешив появится только на экзамены, все-таки это был завершающий год.

После снятия гипса, на ногу было страшно смотреть. В два раза меньше, чем левая нога, вся покрыта пожелтевшей сморщенной кожей – зрелище не для слабонервных. Мне пришлось буквально учиться ходить заново. Отец вновь тренировал меня, разработав специальный комплекс упражнений для быстрого восстановления всех функций, клуб помог с массажистом. Я достаточно быстро пришла в норму, через полтора месяца начала уже достаточно сносно бегать и прыгать. Отец лелеял надежду, что в скором времени я опять вернусь в команду. А у меня внутри поселился страх. Как только была моя очередь вставать под сетку, меня накрывала паника и я не могла выпрыгнуть и сделать блок. Тело просто отказывалось меня слушаться. Я ходила к психологам, однако и они не помогли.

После еще нескольких неудачных попыток тренер в конечном итоге предложил нам расстаться. Отец негодовал от разочарования, не разговаривал со мной несколько недель, как будто это я была виновата в своей травме! Хотя, я конечно была виновата в том, что не смогла вернуться, что подчинилась своему страху, дала слабину, несмотря на то, что он всегда воспитывал меня бойцом! Но та травма настолько въелась мне подкорку, что в какие-то эмоциональные и напряженные моменты я вдруг ощущала сильную боль в ноге и начинала хромать, хотя в действительности никаких болей конечно же не было и все это было игрой моего мнительного воображения.