Защитник клевера

Защитник клевера

Never free,

Never me

So I dub thee unforgiven*

*The Unforgiven - Metallica

Едва путешествие юного господина подошло к концу, листки календаря вернулись на точку отсчета, он пришел к тому, с чего начал.

Однако природу никто не предупредил обо всех изменениях времени, и каждый день серые будни продолжали низвергать водопады дождя. Словно тень, юный господин стоял у подножия горы, где воображение продолжало рисовать в акварельных набросках давно ускользнувший сон.

Следуя по скользким узким дорожкам садов лечебницы, искал взглядом характерные очертания лепестков. Отломил стебелек у единственного и последнего в своем роде растения, цветка золотого клевера. Тусклый огонек желтого сияния будто согревал его ладонь, пока он держал цветок и не мог отвести взгляда, словно поддернутого пеленой.

Это прекрасное творение природы, редкое, скорее, счастливый случай вина его рождения, притягивало тварей, самых низких и отвратительных. Для них цикл рождения и смерти неразрывная петля, а ключ ко всему этому — то, что сейчас было в его руках. С этого крохотного цветка начались все зверские опыты над невинными детьми. Вырванный под корень, создавал импульс для пробуждения стражей — истлевших созданий тьмы, не обладающих разумом. Возможно, они потеряли способность сознавать когда-то давно, когда обрели бессмертное ожидание. Но что бы на то ни было, сейчас они представляли угрозу. И причина всему этому беспощадная эволюция, породившая золотистый клевер, дарующий исцеление в обмен на сделку с дьяволом.

Молодой человек, юный господин, двадцати лет от роду, роста выше среднего, отлично сложен для фехтования. На лицо реже хмур; временами не замечал, как его речь становилась довольно отрывной от обыденности, а выражение лица серьезным и важным. Многим при продолжительном общении с ним хотелось опустить кипу бумаг на кончик его острого носа, дабы он не задирался. Взгляд, однако, всегда пребывал в далекой туманности печали и скуки. Будто его поведение — это всего-навсего привычка вести себя таким образом в обществе; наедине же он никогда не показывал своего «скромного» хвастовства и был более честен.

Волосы по плечи, обеленные, отросли за время путешествия. Одежда синих и белых оттенков. Высокие черные сапоги, подкованные, купленные у подмастерья на заказ. Никаких личных вещей в путешествии он при себе не имел.

Корень стал засыхать без своего цветка. И когда под землей от него осталась только горка пыли, из горы начали пробуждаться вечные хранители источника исцеления. Словно родник он питал их, опыленный и согретый солнечными лучами.

Юный господин с интересом смотрел на золотые лепестки, не сохнувшие в его руке без воды. Он расцветал вместе с солнцем, засыпал вместе с луной.

Сад был его целью посещения днем. К вечеру, когда стемнело, он добрался до дома своего старого товарища. Забрался в дом, проник незамеченный в запертую музейную комнату, подобрав пароль к замку на дверях. В полной темноте осмотрелся среди стеклянных шкафов и витрин с мелкими надписями. Направился к стене, где стояли в полный рост собранные рыцарские доспехи, коих было два экземпляра. Один доспех серебристо-стальной, шлем тонкой работы, напоминая черты соколиной птицы. Юный господин подошел ко второму, который тонул в темноте и издалека едва был заметен. Черный доспех, с кинжалами на предплечьях, напоминал воронье оперение. Шлем словно повторял очертания острого клюва.

Развесив свою одежду на опустевшем скелете, ранее поддерживающим доспехи, облачился в черную рубашку из мягкой ткани, чтобы металл доспехов не поцарапал и не повредил его живое тело. Водрузил на себя тяжесть железа, сделал первые шаги в шумном доспехе. На лицо надел маску, открывающую глаза, пронзительный свет которых был ярче полярной звезды. Процесс экипирования доспехов был затянутым и никуда не поспешным. На поясе закрепил кожаный ремень, в него вдел ножны своего верного клинка. Он был обнажен всего однажды против мифического зверя, до того случая он не пробовал ни капли крови.

Осмотрелся и, тяжело ступая, подошел к копьям на стене. Снял одно из них, примерил к себе и своему росту. Решил, что этого будет достаточно.

Приколол на иглу к своей груди цветок, там, где металл выполнял рисунок перьев и был тоньше. Надел на голову шлем, на руки перчатки и направился к конюшням у источников.

Молодой, черный, как горная ночь, конь, отрада и гордость хозяйки имения послушно вышел на зов черного рыцаря. Он покормил коня яблоком, затем оседлал его и под первые лучи солнца помчался дальше в горы.

Резвый конь с легкостью преодолевал препятствия, скакал без отдыха через обрывы и высокие подножия, взбираясь в самую глубь. Казалось, он тоже ощущал готовящуюся опасность, и инстинкты вели его точно в самое сердце зарождающейся тьмы.

Перед закатом рыцарь спешился, подвел коня к ручью, дал ему вдоволь напиться. Спать он отказался, мотал гривой на попытки пригладить послушного коня, и ходил кругами.

Всадник словно читал мысли своего коня: ему тоже не терпелось ехать. Он взобрался на него, опустил копье наконечником к земле, поводья обвязал вокруг ладони, крепче держась за них. Направил к вершине.

В темноте леса громче стали слышны ужасающие крики птиц и испуганных животных. Хладнокровный конь вел своего всадника, не обращаясь в бегство и панику при виде кровожадных хищников, для которых служил пищей. Однако грозный конь и его всадник не казались привлекательной добычей для тех, кто сами боялись костьми лечь в этой охоте.

Ночь опустилась на вершину и покрывающий дремучий лес, по небу стрелой промчалась молния, из облаков хлынул ледяной дождь. Дорога стала уходить из-под подкованных копыт коня, среди деревьев и кустов оставались припрятанные гроты и пещеры, создавая опасность провалиться под землю и остаться там навсегда.