Заслуженное наказание

Глава 10.2

***

День Рождения Эшли Хардман

Семнадцатое ноября, около девяти часов вечера, я сплю в старом амбаре за городом на потертом диванчике. Рядом сноп сена. Я решила, когда вошла, что он декоративный (да, Эшли в «восторге» от таких фермерских штучек), но, посидев с ним рядом тридцать минут, поняла, что настоящий. И несильный, но отчетливый для моего трезвого ума запах коз и навоза ― тоже.

Ребята, приглашенные на вечеринку в честь дня рождения моей двоюродной сестры, погружены в транс музыкой, выпивкой, объятиями и еще бог знает чем (вокруг этого амбара довольного много укромных местечек, например, за зарослями камыша на пруду). Всем, кажется, весело. Всем, кроме меня.

Зачем-то я открыла глаза, сняв с лица маску безмятежного блаженства, и посмотрела в потолок. Он качался. Может, он обрушится, музыка смолкнет, и у меня перестанет болеть голова?

Конечно, ничего подобного не произошло. Потолок продолжал угрожающе качаться надо мной то в одну сторону, то в другую. Нет, стоп. Это не потолок качается.

Я резко подобралась, вдруг почувствовав, что ноги не касаются пола и я буквально лечу в воздухе. Взвизгнув, я резко выпрямилась и увидела что двое парней «в хлам» не сговариваясь, подняли кресло и потащили в толпу. Когда я завизжала, они разразились пьяным хохотом и уронили кресло назад на бетонный пол амбара. Позвоночник взорвался болью, ноги тут же напружинились.

― Вы рехнулись, черт вас дери?! ― Я вскочила на ноги, сжимая кулаки. Парни, пошатнувшись, дали друг другу пять.

― Не заводись, Скай! ― сказал один из них. Его приятель, пока я отвлеклась на говорившего, цапнул меня за талию и подул на шею омерзительным дыханием.

― Или зав-одись, ― икнул он. Я отпихнула его от себя и плюхнулась назад в свое летающее кресло, скрестив руки на груди. Кулаки чесались, так сильно хотелось врезать кому-нибудь по шее. Вспомнив дыхание пьяного одноклассника, меня всю передернуло, и я, натянув рукав на пальцы, потерла кожу, где могло остаться его ДНК. Мерзость.

Хотелось спать, глаза слипались сами собой, голова тяжелела, и все время норовила откинуться назад на спинку кресла. Будь я везунчиком, валялась бы сейчас в своей кровати, смотрела одним глазом какой-нибудь фильм, проваливалась в сон и выныривала из него.

… Когда за влажным, запотевшим стеклом город окрасился в серый, а лес перестал казаться черной непроходимой стеной, кое-кто настойчиво стянул с меня одеяло, открывая ноги в теплых шерстяных носках. Я прижала одеяло к груди, заворочалась и открыла глаза.

Это сон.

― Эшли? Что ты делаешь? ― Вопрос карканьем вырвался из горла, я не узнала проветренный голос курильщика со стажем, сорвавшийся с моих губ.

С трудом сфокусировав взгляд, в рассветном сумраке я разглядела на Эшли куртку с меховым капюшоном (не в ее стиле) и шарф, скрывающий пол-лица.

Это сон, ― опять подумала я, закрывая глаза. Эшли не стала бы надевать такую куртку. Не стала бы просыпаться на свой день рождения в такую рань. И не стала бы будить меня. Мы с ней вообще-то даже не разговариваем. Из-за Кэри Хейла. С ним я, кстати, тоже не разговариваю, но это уже из-за Серены.

Это сон.

― Скай! ― зашипела Эшли. ― Проснись!

Как же хочется спать.

― Открой глаза! ― она толкнула меня в плечо. ― Пока я не вырвала их тебе!

Я села, не выдержав.

― Чего тебе надо?! Пять утра! ― рявкнула я не так тихо, как она. Про время ― удачная догадка. Бросив взгляд на часы, я поняла, приглядевшись, что недалеко ушла от истины: 5:12. Я вновь посмотрела на Эшли. ― Это моя куртка?!

― Слушай, ― перебила она, отодвигая на затылок шапку, которая норовила сползти на глаза.

― Ты купила билет на Северный Полюс, и хочешь, чтобы я тебя прикрыла?

― Да заткнешься ты или нет?

― Ты без макияжа.

― Просто помолчи, ― попросила она раздраженно. ― Я тебя никогда ни о чем не просила. Никогда. Ни разу. Верно?

― Давай обсудим это часов в десять, хорошо? ― предложила я, опрокидываясь назад и пытаясь накинуть одеяло на голову. Мозги вскипели в голове, стали горячими ― легкий намек, что надо проспать еще четыре часа.

― СКАЙ!

Что-то в ее голосе заставило меня замереть под одеялом, затаить дыхание и открыть глаза. Было темно, но я все равно увидела лицо Эшли: надутое от злобы, а в глазах обида. Я опустила одеяло до подбородка

― Чего ты хочешь?

Как я и представляла: красное от досады лицо, большие глаза, белки блестят от сдерживаемых слез. Я проморгалась, но слезы не исчезли. Это же не Эшли, ― она не плачет. Я попыталась напомнить себе, что она назвала меня сумасшедшей и что ненавидит меня (как и я ее), но не получилось.