Заступник

Заступник

–Моё дело проиграно? – Пешан задал этот вопрос очень равнодушным тоном, словно проигрыш его нисколько не волновал. А ведь Пешан прекрасно знал, к чему приведёт его поражение.

Лотер, готовясь спуститься в мрачную тюрьму к своему клиенту и, что куда важнее, другу, не ожидал такого равнодушия и от того немного смутился и потерял драгоценную секунду в которую мог бы соврать что-то убедительное. Пришлось сказать правду:

–Вернее всего.

Пешан кивнул, принимая ответ и даже тени страха не скользнуло в его глазах, и мраморно-спокойным осталось его лицо.

–Это не значит что всё решено! – горячо возразил Лотер, предположив, что равнодушие Пешана вызвано его отчаянием. – Ничего, ничего ещё не…

–Это неважно, – перебил Пешан всё с тем же спокойствием, – я не боюсь их решения. Я ничего не боюсь, а если быть точнее, то я совсем ничего не чувствую.

Лотер потерялся в невысказанном утешении. Всё было неправильно. Клиенты Лотера вели себя одинаково: они заискивающе смотрели на него через прутья стальной решётки, ибо в его руках был ключ от их жизни, и он боролся за каждую перед Судом Столицы; они надеялись, они молились, а Пешан?

Нет, он всегда был себе на уме, но Лотер поражался – неужели даже возможная казнь не пугала его?

–Тебе что-нибудь принести? – спросил Лотер, решив, что нужно оставит выяснение деталей чужой души до лучших и безопасных времён. – Воды или кукурузного хлеба?

–Нет, у меня всё есть, – Пешан улыбнулся – забота друга его тронула, и ему даже стало жаль, что Лотер не может ему и впрямь чем-нибудь помочь. – Я хотел бы поспать.

–Поспать? – удивился Лотер. – Я думаю, нам лучше обсудить, что ты скажешь Суду, а не поспать. Пешан, одно неверное слово и ты будешь спать уже вечно.

–Сон важнее всего, это лучшее лекарство для ума, – Пешан не испугался. Он демонстративно отошёл от прутьев стальной решётки и лёг на узкую скамью преступников. Обычно здесь набивалось так много народу, что даже сидя разместиться могли не все, и стража, отчаянно бранясь, вытаскивала тогда эту скамью, чтобы преступники, ожидающие Суда, могли стоять. Но Пешану повезло – к праздникам, как обычно, преступников старались не арестовывать, ведь Суд требовал присутствия если не самого Короля, то кого-то королевской крови, а на праздники прибывали гости и прибавлялись хлопоты. И куда уж тут было отрывать кого-то ради каких-то мерзавцев и подлецов?

Нет, господин Аксель – столичный служитель закона, был очень умён и расчётлив. По его приказам за праздники скапливались дела, и за преступниками устанавливалась слежка, и как только последний иноземный корабль покидал порт, так и начиналось следствие – запоздалое, но неумолимо находящее.

И с Пешаном было бы также. Но вот обидел Пешан того, кого обижать не следовало и вся до того скопленная обида, до того собранные запасливым Акселем слухи, вылились в судилище перед самым праздником.

А Пешан не желал даже обсудить своей защиты! Он лёг на узкую скамью и лежал там так, словно ничего в мире не могло его потревожить. И что оставалось Лотеру? Только уйти.

***

А ведь началось всё просто. Пешан – выходец из достаточно обеспеченной семьи, жил и горя не знал. Счастья, кстати, тоже. Путь торговца, вслед за отцом, ему был скучен, и от того рождение второго ребёнка в семье Пешан принял как благословение Неба! Теперь в семье был наследник, а значит Пешан мог сделаться…

–Мой сын и целитель? – в глазах отца было разочарование. Ещё бы! У целителей в этих краях всегда была дурная слава, ведь они были вхожи в любой дом – от самой нищей лачуги до самого богатого замка, и видит Небо – лачуги были куда чаще. Также целители носили одинаковую серую мантию, которая трепалась в дороге, от которой несло запахом трав, а иногда и кое-чем похуже: кровью бедняков.

Целители были на содержании королевства и имели необходимое, и только. От этого многие из них подрабатывали продажей яда, ибо всем известно, что ядом может стать любое лекарство, важно лишь знать дозы, его составляющие.

Без целителей было нельзя обойтись, но их презирали. Они были нужны, но с ними не считались – величайшая несправедливость этого процветающего, не обагрённого войной края. Здесь давно не было страшных болезней и не шли войны, здесь были мир и покой, убивающие целительство.

–Это добродетельно, – сказал тогда Пешан. Он так и не знал сам, почему захотелось ему стать именно целителем? Что привлекло его в серости их одежд, в тени их движений? Всеобщее ли смирение? Множество ли блестящих баночек и стёклышек в их корзинах? Желание пойти против всех?..

Да, наверное последнее. Пешану было дано разрешение, но ни отец, ни мать не дали ему благословения.

–Иди, если хочешь, – сказала мать, – мешать тебе мы не будем.

–Поддерживать тоже, – добавил отец и так разошлись их пути. Пешан и до того знал что их семья – это сложение капиталов семей отца и матери, но чтобы настолько равнодушно принят его путь? Впрочем, вскоре началась новая жизнь, и Пешан поступил на обучение, где проявились его истинные черты – черты мятежника.

Он был способен, ужасно способен к целительству, но во многом полагался на интуицию, а не на книги.

–Разрез должен быть вширь, – упрекали его, когда он проводил первую операцию на нищем рыбаке.

–Так будет больше крови, – возражал молодой Пешан, с радостью думая о том, как скривилось бы лицо отца (уже забытое им), если бы он увидел с кем возиться его сын. Нищий рыбак! Подумать страшно.

–В книгах…

–Книги тоже пишут люди! – смеялся Пешан. Он был способен, какой-то природный талант, помноженный на врождённую аккуратность и внимательность, делали его почти лучшим.

Почти – потому что он спорил.

Он спорил! С учениками, с наставниками, с опытными целителями, книгами…

–Надо толочь коренья по отдельности, не смешивая их свойств прежде времени! – утверждал он. – Книга была написана в годы нехватки дров, от того все коренья толкли вместе.