Завещание

Завещание

Леденящий ветер безжалостно терзал палатку. Буря грохотала так, что казалось небеса идут войной на грешную землю. Даже безобидные снежинки мириадами пуль старались стереть пару отчаянных альпинистов в порошок. Пробиравший до костей холод заставил людей прижаться друг к дружке, в надежде сберечь последние остатки тепла.

— Какого чёрта я тебе послушала? — в ярости Алёна не заметила, как наконец-то обуздала выбивающие дробь зубы, — Ты полный придурок! Потащил меня этим маршрутом! И что? Сидим как идиоты! И связи нет. Когда теперь нас найдут?
— Лён, успокойся. Я тебе уже объяснял…
— Да на кой мне твои объяснения?! — девушка взорвалась, забыв про ледяной ужас, стиснувший крохотный мирок палатки, — Все пошли через западный склон, а ты свихнулся и потащил меня через восточный! Козлина тупая! Ты ещё угрожать вздумал! Сволочь!
— Я не угрожал, а информировал. Если бы ты не пошла со мной, я бы тебе переломал ноги. Тебя бы тогда эвакуировали. И всё было бы хорошо, — Михаил был само спокойствие.
— Что?! Ты серьёзно? — от услышанного Алёна опешила, — Ты спятил, Миша?
— Нет, подруга. Я не спятил. Я бы переломал тебе ноги. А потом бы поехал в тюрьму, а ты — в больницу. Но живая. В отличие от прочих членов нашего отряда.
— Да у них там как раз всё нормально! У них опытный проводник. Он десять лет тут ходит!
— Всего десять? Чтобы досконально уметь читать погоду по позёмке этого мало. К счастью, мы не пошли с остальной группой.
— Заткнись! Правильно инструктор огорчался, что теперь такое самоуправство позволительно, — девушка скрипнула зубами и попыталась сильнее сжаться в комок.
Михаил неторопливо расстегнул куртку и укутал девушку широкой полой. Она попыталась отпихнуть ненавистную помощь, но сковавший тело холод помог её спутнику в благородном порыве.
— Вот так. Не кипятись. Дует не сильно, завтра поутихнет. Нас найдут. Через неделю будем дома. Ты ж помнишь — пятнадцать лет исполняется. Столько народа приедет...
— Пропади они пропадом эти поминки!
— Ты чего, Лён? Это ж годовщина твоего отца. Все наши приедут. Все обещали! Железно!
— Плевать я хотела! Чего вы все им так восхищаетесь? — голос девушки полнился горькой обидой.
— Лён... — Михаил поражённо хлопал глазами.
— Меня зовут Алёна! И мне уже двадцать три. Прекрати меня звать детским прозвищем!
— Прости. Но я не понимаю. Твой отец… Он же гениальный учёный, да и вообще…
— Что “вообще”?
— Что-что, душа-человек!
— Ах, вот как! Так вот этот самый душа-человек по миру пустил свою жену и дочку! Понял?
— Нет… Как же это… Ты что-то путаешь… — пробормотал Михаил.
— Ага! Как же! Путаю! После себя оставил всего несколько рублей на счёте. Всего несколько рублей! Ты слышишь? И это человек, придумавший технологию переноса сознания. Открывший невиданную золотую жилу! Это теперь миллионеры бьются за такую процедуру, а тогда вообще лишь единицы себе могли позволить. Миллиарды долларов и евро ежедневно текли! И где эти баснословные доходы? Его подчинённые сплошь в золоте живут, недвижимость имеют во всех странах, свои корабли, самолёты. А мы как ютились в квартирке, так и ютимся! Мать всё твердила, что, дескать, отец чуть ли не святой был! А куда этот святой подевал грандиозное состояние? Уж явно не в карты просадил. Мать говорила, что он только семьёй и работой интересовался. Вот видать на семью и потратил. Только не на нашу. Ну, как хорош святой?

Но Михаил не ответил. Он отодвинулся от Алёны и долго вглядывался в её глаза…

***

Утром их разбудил шум вертолёта. Алёна с трудом выбралась из почти до верха занесённой палатки и восхищённо уставилась на сверкавшие на солнце снежные пики. Морозный воздух был столь свеж, прозрачен и неподвижен, что Михаилу на миг почудилось, что он во сне провалился в сказочный мир сувенирного стеклянного шара.

Спасатели ловко втянули промёрзшую парочку в теплое нутро вертолёта. Обжигающий кофе показался воплощением божией благодати. Алёна грела озябшие пальчики и жмурилась, словно пресытившийся кот. На неразговорчивых спасателей внимания не обращала. Но затянувшееся молчание в конечном итоге и её заставило насторожиться. Девушка взглянула на сидевшего напротив, и ей стало нехорошо. У молодого паренька лицо было неестественно серым. Алёна заёрзала под колючим взглядом и нехотя поинтересовалась:
— А чего вы так смотрите? Что-то не так?
Но спасатель ответил вопросом на вопрос:
— Только вы двое пошли по восточному склону?
— Да. А что?
— На западном все ваши погибли… 

***

Сутолока зала прибытия в этот раз была куда плотнее обычного. Но гудящая толпа, как обречённый зверь, постепенно смирялась с печальной участью, и гул голосов стихал с каждой минутой. Спецслужбы в очередной раз затормозили людской поток, видимо решив замариновать и без того утомлённых перелётами пассажиров. 

Алёна обречённо уронила голову на плечо Михаила и попыталась отключиться. Но вонь потных тел и невыносимая духота не позволили сознанию скользнуть в сладостный мир Морфея.
— Возьми у меня из рюкзака пакет. С правого боку.
— Миш, мне руку не вытащить.
— Ну, мне-то тем более.
— Что у тебя там? — Алёна начала потихоньку елозить, вытаскивая из плена толпы затёкшую конечность.
— Леденцы. Твои любимые. Припрятал на такой случай.
— Мишка! Ты просто супер! 

Нехитрая сладость окрасила безысходность столпотворения словно робкая радуга осеннюю распутицу. Ещё несколько минут, и Алёна с превеликим трудом вставила наушники-капли. И мир тут же расцвел райским садом.

Протолкавшись без малого четыре часа альпинисты вывалились из адского месива на простор автостоянки. Михаил внимательно изучал бесконечные ряды авто, Алёна же простодушно удивилась:
— А разве нас планировали встречать?
— А то как же! — рявкнули сзади.
Девушка вскрикнула, но Михаил, заранее заметивший подкрадывающихся устало пожурил:
— Димка, тебе сколько лет, а? Всё как маленький.
Но дружный гогот не дал ему развернуть возмущённую тираду. Их тискали в объятиях, тормошили, вырывали баулы, засыпали тысячами вопросов. На всю округу гремел басовитый Михаил, неостановимым потоком Семён извергал свежие анекдоты, Инга причитала по поводу трагедии на западном склоне…

Шумный табор шествовал по автостоянке. Толпы одиночек обтекали его как косяки рыбьей мелюзги кашалота. Наряды полиции косились на странных сбившихся в кучу людей. Диковатые жесты, похлопывания, рукопожатия… Всё у этих непонятных молодых людей было подозрительно. Насупившийся сержант даже решил проверить у гомонящей группы документы. Но наткнувшись на непривычно теплые взгляды, стушевался и двинулся прочь.

— Погодите, я что-то ваших машин не наблюдаю, — Михаил усиленно вглядывался в ряды разношерстных авто.
— А я заказал автобус,— пророкотал Георг, — Ехать долго, а в нём нам будет комфортнее.
— В автобусе? — недоверчиво уточнила Алёна.
— Именно!

И через пару минут вернувшиеся с гор альпинисты удостоверились в реальности заявления Георга, ибо половину салона занимал громадный стол. Он был сооружен прямо на спинках левого ряда сидений. От обилия деликатесов Михаил чуть не подавился слюной.
— Ну, вы даёте... — только и смог выдавить.
— Ребята, — жалобно запричитала Алёнка, — зачем вы так? Это ж какие траты!
— Траты? — тут же взвилась Катерина, — Да мы чуть с ума не посходили, от ваших новостей!
— Это я дал маху, — Роман в сердцах шарахнул по коленке кулачищем, — Отслеживал сообщения спасателей, а Катька заметила...
— То же мне шпион, — фыркнула Катерина и залепила мужу шутливую затрещину, — Будто я не знаю, что Мишка вытащит Алёнку и из чёртовой пасти.
— То-то ты проревела всю ночь напролёт, — ляпнул Роман, и получил второй подзатыльник.
— Ну, зато, когда вас нашли, Катерину было не сдержать. Раз решила закатить пир, нам деваться уже было некуда, — и Георг с улыбкой развёл руками.
— Катька, ты волшебница! — Алена зажмурилась, наслаждаясь сочащейся самсой, — Как ты всё это осилила?
— Да чего там, — Катька махнула рукой, — Меня ж уволили. Дома всё равно делать нечего...
— Как уволили? — Михаил враз позабыл о вожделенной дымламе, — На тебе ж всё КБ держалось! Как они без тебя?
— Да плевать мне на них! Сплошь стукачи и мрази.
— Но как... — попыталась вставить Алёна.
— Всё! Не хочу больше о них слышать! — отрезала Катерина.
— Вы бы знали, сколько нам пришлось вытерпеть, пока вас ждали, — пробубнил с другого конца стола Семён.
— Вытерпеть?
— Конечно! Думаете, Катерина без вас разрешила съесть хоть кусочек?
Но возмущённый рёв главной стряпухи тут же потонул в грандиозном взрыве хохота...

***

До дома довезли Алёну уже затемно. Проводить до квартиры вызвались все. Во всеобщей говорильне возражения Алёны никто не услышал. Протолкавшись на третий этаж, компания заполонила лестничную площадку. Долгое копание в карманах наконец увенчалось успехом, и под радостное улюлюканье ключи звякнули в замке. И тут, словно сказочный чёртик из табакерки, мать выпорхнула в прихожую. Не зажигая света и не обращая внимания на сбившихся в кучу друзей, затопила дочку слезами. Алёна чувствовала как родная рука гладит её щёку, как тихий голос, что пел такие душевные колыбельные, вкрадчиво сетует на дочкины шалости. Алёна сама не поверила, как собственные глаза наполнились слезами. А мать всё причитала, всё что-то говорила. Алёна была сама не своя. Как будто снова стала маленькой девочкой, что забиралась к маме на колени… 
— Как хорошо, что ты успела. Ведь послезавтра собираются… 
И тут девушку словно током ударило. Она резко отстранилась, глянула на мать исподлобья, мрачно бросила:
— Мне плевать, кто где собирается. Я никуда не пойду!
Она решительно отодвинула мать и, не разуваясь, ринулась в свою комнату.
Мать растерянно посмотрела на закрывшуюся за дочерью дверь и по-детски беспомощно уставилась на смущённых ребят.
— Тётя Люба, вы не обращайте внимания. Алёнка переволновалась в горах. Всё будет нормально. Мы завтра с утреца заедем, хорошо?
— Конечно, Мишенька! Спасибо вам, ребятки!

Выйдя на свежий воздух, компания, не сговариваясь, остановилась. Молодые парни вздыхали словно старики, девушки настороженно молчали. Пауза затягивалась, каждый думал о своём. Неожиданный щелчок старинной зажигалки заставил всех вздрогнуть.
— Сеня, ты откуда курево нарыл? — ворчливо вопросил Влад, — Я вроде всё достать могу, но табак под таким запретом, что даже мне страшновато.
— Откуда, откуда… Оттуда! — Семён сделал глубокую затяжку и выпустил целый столб дыма, — Из прошлой жизни.
Друзья тихонько заулыбались, но Георг холодно вернул разговор в насущное русло:
— Придётся всё ей рассказать. Я не вижу иного выхода.
— Думаешь, она поймёт? — Семён грустно хмыкнул.
— Думаю, да. И к тому же у нас просто нет иного выхода.
Семён пристально посмотрел на друга, но ничего не сказал. Георг обежал глазами собравшихся. И каждый согласно кивнул.

***

Алёна обожала бывать на даче Влада. Такая заурядная вещь как поездка в пригород дарила ей незабываемое блаженство. Особенно осенью. Вот и в этот раз девушка радостно неслась по шуршащему кленовому ковру, к плетёной беседке. Издали простенькая деревянная постройка казалась тонущей в жёлто-красном море огня. И Алёна, как ребёнок, бежала сквозь осеннее буйство красок к любимому укрытию. Ей казалось, что ещё чуть-чуть и всё вокруг вспыхнет.

— Красиво у Влада! — Семён, зажмурившись, шумно втягивал ноздрями ароматы увядания.
— “Красиво!” — передразнила Алёнка, — Тут божественно!
Не в силах сдержать эмоции, она с радостным хохотом начала осыпать листьями друзей. Мгновение, и всё превратилось в кучу малу. Молодёжь с радостным гиканьем бесилась, словно убежавшие от няньки дети. На несколько минут каждый из них вернулся в блаженное время, когда всё казалось простым, когда не существовало взрослых проблем, когда поломка любимой игрушки казалась катастрофой… 

Но всему приходит конец. Настал черёд и их бесшабашной заварухи. Георг строго сказал:
— Ну, повеселились, и хватит.
— Жорка! Ну, ты, как всегда, всё обламываешь! — Алёна мигом надулась, — Выбираемся сюда хорошо, если раз в год, а уж все вместе вообще тут впервые. А ты опять начинаешь!
— Алёна, давай присядем в беседке. У нас важный разговор. И важен он прежде всего для тебя.
Алёнка хотела съязвить, но заметив, как посерьёзнели друзья, промолчала.

Усаживались на выставленные по кругу скамеечки молча, словно солдаты. Алёна в непонимании переводила взгляд с одного на другого. Когда все расположились, Георг слегка откашлялся и уже открыл было рот, но Алёна его перебила:
— Ребята, что вообще происходит?
— Происходит? — Георг, слегка сбитый с настроя быстро собрался, — Ничего страшного, Алёна, не происходит. Честно говоря, в настоящее время вообще ничего не происходит. Всё уже произошло.
— Что произошло? — Алёна начала перепугано озираться на каменные лица друзей.
— Успокойся и пожалуйста выслушай нас. Хорошо?
Георг мягко и устало улыбнулся, а Михаил накрыл своей огромной ладонью озябшие Алёнкины ручонки. И захлестнувшее девушку волнение вмиг растаяло, словно волна на горячем песке.
— Алёна, мы хотим поговорить о завещании твоего отца. Да, оно существует. Не перебивай пожалуйста! — и Георг жестом попросил Алёну замолчать, — Я его тебе сейчас передам. А потом отвечу на твои вопросы.

И Георг вытащил из внутреннего кармана негнущийся пластиковый конверт, расковырял давным давно запечатанный сгиб, извлёк сложенный вчетверо лист. Алёна дрожащими руками приняла трепещущий на ветру клочок бумаги. В глаза бросился знакомый с детства почерк.

Сглотнув комок в горле, она прочла:

“Дорогая моя! 
Я знаю, что ты прочтёшь эти строки через много лет после моей кончины. Прости меня, письма писать я никогда не умел. Как не умел в жизни и много другого. Может спустя годы тебе покажется, что я любил тебя недостаточно. И ты будешь права! Сколько бы тепла души я не потратил, а всё было бы мало. Я не представляю, как можно выразить ту гигантскую массу чувств, что разрывают мне грудь. Увы, не представляю! 
Я мало говорил и очень много работал. Я почти не видел жизнь и тебя обрёк на это. Прости меня! Прости, если сможешь… 
Я не оставил тебе денег. Да, дорогая моя, это факт. Ибо всё, что я заработал, я потратил на прощальный подарок тебе. Ты была для меня великим даром. И я, хоть чуть-чуть, но попытался приблизиться в этом к тебе. Я надеюсь, у меня получилось.
Я не смог быть с тобой. Но мой подарок украсит твою жизнь. Над этим я трудился ночи напролёт. Я вложил всю свою любовь, теплоту и заботу. Возможно, ты рассудишь иначе. Ну, что ж… В этом случае я хочу просто попросить у тебя прощения…”

Алёна подняла на Георга полные слёз глаза и прошептала:
— Я ничего не поняла. Какой подарок?
Георг тяжело вздохнул.
— Твой отец очень тебя любил. Очень и очень сильно. Это правда. Все те обиды, что ты напридумывала — полный бред. Любой нормальный родитель старается защитить своё дитя, старается оградить его от зла, старается подсказать и помочь. А имея такие деньги, как у твоего отца, возможности кажутся безграничными. Да, он мог оставить тебе состояние. Огромное состояние. Тебе такой выбор кажется правильным? Но ты не представляешь, каково живётся его преуспевающим сотрудникам. А вот я знаю. Не очень хорошо. Все их отпрыски сидят на наркоте, кроме тех, кто уже от этого умер. Несколько молодых и талантливых ребятишек покончило с собой. Четверо получили длительные тюремные сроки. Не перебивай пожалуйста. Их не деньги такими сделали. Деньги им только дали трамплин. Всё наше общество больно, а без лечения больной человек может только усугубить своё состояние. И толстый банковский счет в этом отличный помощник.
— Какое это отношение имеет ко мне?
— Прямое. Уберечь своё дитя можно, дав ему верные ориентиры в жизни. Но не у всяких родителей они есть. У твоего отца они были. Но жестокая ирония судьбы не дала ему вырастить тебя. Как ты знаешь, своё сознание он не мог сохранить. Прогрессирующая опухоль мозга и теперь серьёзная преграда для процедуры переноса, а уж тогда и говорить не о чем было. Но он нашёл выход.
— Какой? Какой ещё выход? — Алёна чуть не сорвалась на крик.
— Успокойся пожалуйста! — Георг произнёс это столь страшным голосом, что Алёне впервые захотелось убежать от одного из самых близких друзей.
— Мы познакомились много лет назад. Твой отец был зелёным аспирантом. Я тогда уже был на инвалидности и занимался курированием работ таких вот юных гениев. Честно говоря, такая работа была мне отвратительна. Но и возвращаться в полевые условия я не стремился. Не то чтобы я отбегал своё с автоматом. Нет! Как раз дурной романтики у меня было хоть отбавляй. Но произошло несколько эпизодов… 

Георг сделал паузу. И повисшая тишина испугала Алёну сильнее рассказа так хорошо знакомого до недавнего времени друга. Но через несколько секунд Георг продолжил:

— Видишь ли, Алёна, в начале века произошло сильное изменение жизненного уклада. Если бы всё ограничилось распространением цифровых технологий, об этом не стоило говорить. Но всеобщая сетевая зависимость незаметно насадила в людях невероятную обособленность. Всю глубину этого процесса никто даже предварительно оценить не мог. Из школ исчезли педагоги, их заменили не имеющие отношения к воспитанию преподаватели отдельных дисциплин. А позже их заменили контролёры качества знаний. Дети стали вырастать кем угодно, но только не личностями. Я, воспитанный в семье потомственных военных, это очень четко ощутил. Представь только: в мальчика закладывают “Сам погибай, а товарища выручай” или “Один за всех, а все за одного”, но на деле оказывается, что все вокруг ведут себя с точность наоборот! Я это испытал на собственной шкуре. Все мои ранения свидетельствуют о предательстве этих основополагающих принципов. И вот оказавшись на сидячей работе, я с ужасом понял, что общества нет. Не привычного мне общества, а вообще никакого. Каждый за себя, и все против друг друга. От осознания этого даже мне, убелённому сединами вояке, стало страшно. Но мне посчастливилось встретить твоего отца. Помню, он подошёл и пожал мне руку! Да со времен армейской служебки этого никто не делал! Бог свидетель, сколько раз я мысленно возносил молитву за этого молодого паренька… — Георг несколько раз вздохнул, — Потом, когда я уже умирал в госпитале, твой отец пришёл и просто предложил переселить моё сознание в выращенную клонированную копию пятилетнего ребёнка. Пересадить бесплатно! Я сначала не поверил. Видано ли дело — пересадка сознания стоит больше, чем заработали все мои предки от рождества Христова! Но когда он объяснил… Я сделал то, чего не делал никогда — я заплакал. Твой отец сказал, что он умирает от опухоли мозга. Это неизлечимо. И хотя он имеет много денег, но сохранить своё сознание не в силах. А у него растёт маленькая дочка. И то, что она будет жить в жутком мире чужих друг другу людей, для него невыносимо. Его слова до сих пор звучат у меня в голове: “Георгий Леонидович, вы выросли в счастливой и правильной семье, у вас были настоящие друзья. Вы куда лучше меня знаете, что такое дружба, верность и взаимовыручка. Подарите их моей доченьке, а я дам вам вторую жизнь”. Так я начал жить заново. А теперь посмотри на них, — Георг показал на каждого, — Михаил, Инга, Роман, Катерина, Дмитрий, Семён, Борис, Влад. Все они обязаны жизнью твоему отцу. И ты думаешь это было сделано зря? Каждый из нас помогал тебе, и помогал не просто из чувства долга перед твоим отцом. А потому, что так мы воспитаны. И ты воспитана так. Да, и ты нас выручала. Мы это отлично знаем, Алёна. Мы никогда не пропадём из твоей жизни. Почему? Потому, что лично мне хочется верить, что в мире предательства могут начаться перемены даже с появлением такого маленького островка, как наша компания… 

***

Осенние звёзды щедро усыпали бархатную синеву неба. Ветер, словно помятуя о лете, ещё нёс тепло. Казалось, всё окружающее погрузилось в гармонию последней погожей ночи. Георг стоял у опустевшей беседки и молча вглядывался в зеркальную гладь пруда. Неторопливые шаги друга он услышал ещё несколько минут назад.
— Нормально?
— Да, Алёнка уснула. Мишка у неё остался. Всё будет хорошо.
— Вот и славно, — Георг словно подводил черту.
— Да… — как-то неуверенно протянул Семён, — Вроде, всё вышло хорошо. Только… 
Геогр повернулся.
— Что “только”?
— Ты днём всё правильно говорил. Всё верно. Но только не всё правдиво. Уж прости, я-то тебя невесть сколько знаю. Что-то ты намутил с письмом. Так?
— Ничего я не мутил. Письмо настоящее. Только оно адресовано не Алёне.
— Как?! — Семён чуть не подавился сигаретой, — А кому тогда?
— Алёнкиной матери.
— Э… Как же это? Погоди… Но ведь все мы знали, что… 
— Знали, да не всё. Ладно, чего уж теперь... Алёнкин отец как-то увлёкся вопросом воссоздания сознания по образам воспоминаний посторонних. Например, человек умирает, а сознание его не сохранено. А человек этот очень нужен живым. Вот он и предложил формировать сознание в выращенном клоне с помощью воспоминаний тех, кто хорошо знал покойного. Чёрт знает, как он до такого додумался. Но видимо что-то его натолкнуло. Было несколько более-менее удачных экспериментов, о которых никто не знал. И слава богу! Иначе страшно представить что бы началось. Особенно учитывая теперешнюю падкость людей на истерию. А потом Алёнка с матерью попали в аварию.
— Погоди-ка, ты про ту аварию, когда Алёне и шести не исполнилось? Так ведь у тёти Любы не было серьёзных повреждений мозга, а Алёнка вообще не пострадала.
— Алёна в тот день погибла. Но её мать об этом не узнала, никто не узнал. С матери втихую сняли матрицу воспоминаний, отец добавил свою. Ну, а потом воссоздали дочкину личность. Согласись, получилось отлично.
— Отлично… — пробормотал Семён, — Но письмо?
— Письмо было написано на тот случай, если что-то пошло бы не так. Но Алёнка выросла умницей. И это всем нам даёт шанс.
— Шанс? Какой?
— Такой, что даже если человечество деградирует и окончательно впадёт в скотство, последний мечтатель сможет возродить нас…