Зависимость

Зависимость

Они никогда не говорили о своих отношениях. Всерьёз, по крайней мере. Девушка чувствовала, что они друг другу куда больше, чем друзья, пусть он часто и шутил, что она его лучшая подруга.

Он… Он не знал, что им движет, когда раз за разом называл её другом, но это стало настолько привычным, эти слова настолько въелись в мозг, что слетали с губ просто, по привычке.

Они учились в разных городах, но кто сказал, что расстояние — это проблема? Каждодневные переписки, регулярные звонки — она больше не могла представить своей жизни без его сообщений и такого родного голоса, слишком часто звучавшего из динамика телефона. Тёплого, сладко текучего, как мягкая воздушная карамель. Как он сам, в принципе.

Лежа на боку и подтянув согнутую в колене ногу к себе, она обнимала подушку, слегка сжимая пальцами бежевую ткань. Взгляд затуманен, направлен куда-то вдаль, сквозь тысячи километров, туда, где сейчас он, занимается домашним заданием или, возможно, чем-то другим.

Она влюблена. Влюблена до дрожи в руках, начиная с тонких кистей и заканчивая последними фалангами пальцев. Влюблена до одури счастливого визга, грозящего разразиться каждый раз, когда она видит его входящий звонок, сообщение или очередную фотографию. Влюблена до тёплых солоноватых слёз, застилающих взор и скапливающихся в уголках глаз. Влюблена до бешено колотящегося сердца, каждый стук которого эхом отдаётся в ушах, будто разбивая рёбра на множество микроскопических осколков.

Конечно, они друзья, но кто сказал, что друзья не могут любить друг друга?

Она моргнула; взгляд сфокусировался, но только затем, чтобы через пару мгновений вновь стать отрешённым.

Она любила такие моменты. В комнате тишина. Настолько громкая, что девушка может слышать её: она будто мягкой вибрацией окутывает тело, проникает в каждый слуховой проход, так, что, кажется, доходит до мозга, расслабляя этот вечно напряжённый орган. В комнате тишина, но одновременно с ней — голоса, пробивающиеся сквозь тончайшую завесу совсем свежих воспоминаний.

Тогда она сидела за письменным столом, заучивая данные на дом параграфы и выводя аккуратные конспекты строчка за строчкой, как прилежная студентка. Поступление далось ей нелегко, как и большинству других однокурсников, и спроси её кто сейчас, что для неё стоит в приоритете, она не задумываясь ответила бы: учёба. Но почему-то каждый раз, когда он писал или звонил ей, учебники и тетради тут же летели в сторону, руки тянулись к телефону, а широкая улыбка освещала комнату ярче, чем настольная лампа.

Этот раз не стал исключением. Завтра последний тест в университете, от результатов которого зависело, закроет ли она семестр вовремя или займёт очередь среди студентов, готовящихся к пересдаче. Ручка зажата в пальцах до побелевших костяшек, чуть пересохшие губы вышёптывают нескончаемые законы и формулы из физики, которые ей необходимо запомнить хотя бы до завершения теста.

— Сила фототока насыщения обратно пропорциональна… Нет… Сила фототока насыщения прямо пропорциональна интенсивности светового излучения. Ещё раз. Сила…

Вибрация телефона. Она поставила её вместо громкой мелодии, наивно надеясь, что так будет меньше отвлекаться на ненужные разговоры, но всё же зная, что это ничуть не помешает общению с ним.

«Я позвоню?»

«Ты просишь разрешения?» — кажется, она вот-вот побьёт рекорд по скорости печати. Ноготки быстро стучат по экрану, пока она отвечает ему вопросом на вопрос. Он всегда смеётся над её манерой отвечать таким образом, а иногда и привычке задавать странные вопросы. Он каждый раз обещает не удивляться новому необычному вопросу, но каждый раз не может сдержать данное себе же обещание. Видимо, что-то не меняется никогда.

«Нет, просто хотел убедиться, что ты не спишь».

Вновь эта улыбка. Настолько искренняя, что должна предназначаться только ему. Настолько широкая, что — ещё немного — и сведёт челюсть.

Она затаила дыхание, прислушиваясь. В помещении привычная тишина. Не слышно шелеста от перелистывания страниц и трения ручки о бумагу, но отлично слышно, как трепещет её сердце. Она пытается ровно считать секунды, но невольно ускоряется, подстраиваясь под сердечный ритм. Учащённое сердцебиение — довольно частое явление при волнении, страхе или любом другом виде эмоционального возбуждения, но она бы в шутку приписала себе диагноз «тахикардия». Патологическая. Такая же, как её любовь к нему.

Она предвкушает. Плечи чуть сгорблены, потому что заставить себя сидеть ровно сейчас она не может. Или не хочет, но какая уже разница? Рука, что совсем недавно держала шариковую ручку, сейчас зажала чёрненький смартфон словно в тисках, так крепко, будто от этого зависит чья-то жизнь. Возможно, её собственная, потому что она жаждет вновь услышать его голос почти так же сильно, как жаждет смочить горящее горло хоть каплей воды блуждавший по знойной пустыне человек.

Взгляд ни на секунду не сходит с телефона. Зрачки расширены, настолько, что через их черноту скоро прольётся море. Море желания, потребности, острой необходимости слышать его и говорить с ним. Услышать того, с кем последний раз она говорила, кажется, век назад. Или с их последнего разговора прошёл только день?.. Почему он ощущается как вечность?

Она возбуждена. Или возбуждён симпатический отдел её шаткой (неужели?) нервной системы, что, по сути, одно и то же. Возможно, слишком возбуждена, но надпочечники не спрашивают её мнения, нещадно выбрасывая в кровь лошадиную (можно поклясться) дозу адреналина. Они сталкиваются в диком танце — этот гормон в совокупности с алой жидкостью несётся по сосудам с дикой скоростью, будто змеиный яд. Адский коктейль распространяется по всем участкам разгорячённого тела через каждое нервное окончание.

Прошло чуть больше минуты. Кажется, непослушный орган-насос в сговоре с этим дуэтом.

Восемьдесят два.

Восемьдесят три.